Амундсен

В результате этого полного приключений санного похода его участники добрались до города Игл. В первом письме, отправленном на родину Леону, Руал дает следующий — чисто деловой — отчет о походе: «Прибыли 5 дек., преодолев 1300 км. Сам я проделал весь путь на собственных ногах и могу считать себя в хорошей спортивной форме. Однажды удалось отмахать за день 65 километров. Это заняло 10 часов. Игл-Сити — небольшой форт на границе между Аляской и Канадой».

Тотчас по прибытии покоритель Северо-Западного прохода идет на телеграф и сочиняет обстоятельную телеграмму с указанием всех географических данных, в том числе координат. Кроме того, он задает три вопроса: «How the political situation? How my family? Would it be possible to get five hundred dollars by telegraph?» [39]Его весть миру адресована: «Христиания, Нансену». Через полчаса после отсылки вестей телеграфная линия выходит из строя.

Спустя пять дней приходит ответная телеграмма от профессора Нансена — с первыми поздравлениями и заверениями, что поводов для беспокойства нет никаких. И все же Руал Амундсен еще около двух месяцев дожидается в Игл-Сити писем с родины. Впрочем, он не скучает: у него всегда находится компания из местных жителей… или шести собак. «Все они любят меня, — пишет он Леону, — поскольку кормлю я их отменно, а бить почти не бью, такого обращения они в жизни не видывали. Неудивительно, что стоит мне выйти на прогулку, как за мной увязывается стая лающих псов. И все хотят, чтобы их приласкали, причем одновременно, за что начинается борьба. Я завел много знакомств и среди здешних собак, которые обычно тоже хотят присоединиться к моей свите. Нередко я иду в сопровождении 15 собак, каждая из которых старается прыгнуть как можно выше… желательно перепрыгнуть через меня. К счастью, мое теперешнее платье позволяет эдакие развлечения». Руал Амундсен начинает приобретать первых поклонников.

9 декабря 1905 года Фритьоф Нансен садится за стол в своем недавно возведенном люсакерском доме-замке и сочиняет длинное письмо покорителю Северо-Западного прохода. После Нового года Нансену предстоит занять при английском дворе важную должность норвежского министра [40], и он пишет не столько как полярный путешественник, сколько как политический деятель, один из творцов зарождающегося государства. Свершённое Руалом Амундсеном в дальних краях впервые вписано в рамки национальной политики. Фритьоф Нансен от души поздравляет его с подвигом и торжествующе докладывает: «К тому же он пришелся весьма кстати, став выдающейся страницей в новой истории новой Норвегии, ибо за время Вашего отсутствия случилось нечто потрясающее: 7 июня король Оскар был смещен с норвежского престола, а уния с Швецией расторгнута, поскольку он отказался утвердить единогласно принятый стортингом закон о консульской службе, так что теперь нашим монархом избрали принца Карла Датского под именем Хокона VII. Сегодня ровно две недели со дня его вступления в Христианию. А теперь еще весть о Вашем триумфе».

После сего экскурса в современную историю Нансен поучает Амундсена, как ему вести себя в сложившейся конституционной ситуации. «Было бы совсем неглупо» взять на себя труд телеграфировать новому верховному правителю, Его Величеству королю Хокону. Адрес очень простой: Христиания. «Вероятно, если бы Вы захотели по старой дружбе послать несколько слов и в Стокгольм, королю Оскару, это было бы любезно по отношению к старику, хотя смею Вас уверить, вовсе не обязательно». Как-никак, отставной монарх вложил в экспедицию «Йоа» 10 тысяч крон — сумму, о которой король Хокон впоследствии не преминет вспомнить.

Помимо всего прочего, Нансен сожалеет, что эпохальная телеграмма Амундсена задержалась и отрывки из нее были опубликованы американскими газетами, прежде чем она достигла пункта назначения в новообразованном королевстве. Этот случай, дорого стоивший Амундсену, способствовал развитию у него повышенной скрытности и пристрастия к шифрам. За право первой печатать сообщения об экспедиции норвежская газета «Моргенбладет» обещала Руалу Амундсену накануне отплытия «Йоа» две тысячи крон. Впоследствии речь будет идти уже о совсем иных суммах.

И все же наш полярник мог вздохнуть с облегчением. Борьба за свободу Норвегии не оттеснила в сторону его подвиг. Напротив, он стал как бы частью этой борьбы. «Мне повезло, что профессор Нансен не утратил ко мне интереса, — пишет он Леону. — Я боялся, коль скоро его назначили министром в Англии, он может лишить меня своей поддержки. Но вчера я получил телеграмму из Сан-Фриско от консула Лунна, и оказалось, Нансен не забыл экспедицию "Йоа". Пока этот человек интересуется моими предприятиями, я уверенно смотрю в будущее».

В письме от невестки — Малфред — Руал «с невероятной гордостью» прочитал похвалы брата Густава «тому, как замечательно он проявил себя в походе». В ответном послании он бросает редкое для себя высказывание о политических событиях 1905 года: «Хорошо, что случилось так, как случилось».

3 февраля 1906 года Руал Амундсен с туго набитыми почтой мешками покинул Игл и направился к стоящим у острова Хершел китобойцам и «Йоа». «Поездка на север прошла во всех отношениях замечательно, — сообщает он позднее Леону. — На преодоление 1300 км нам понадобилось ровно 30 походных дней, что весьма неплохо. Снег в горах лежал глубокий, рассыпчатый, продвигаться по нему было крайне трудно. 12 марта я прибыл на место и нашел там всё в полном порядке».

Особенно доволен Руал Амундсен остался тем, как действовал в долгое отсутствие Начальника его заместитель. «Милый и обходительный, он снискал всеобщее уважение и почтение», — отмечает Амундсен в дневнике.

Не прошло и месяца, как экспедицию постигло несчастье.

Под Новый год, в отсутствие Начальника, на Кингc — Пойнте праздновали семидесятисемилетие Его Величества короля Оскара, в ознаменование чего даже на полчаса подняли флаг. Ближе к весне и до этого форпоста цивилизации дошли вести о свершившихся на родине переменах. Тост за здоровье старого короля провозгласил в свое время старший лейтенант Годфред Хансен. Он же предложил теперь послать приветственную телеграмму новому монарху. «Если бы ее послали, — замечает Вик, — дома обхохотались бы. Она была в стихах… чуть ли не целая поэма о том, как мы усердно трудились, как верно служили своему флагу и как жаль, что не могли тоже проголосовать за него [Карла Датского. — Пер.] [41]. К счастью, все обошлось и без нашей помощи. Боюсь, из-за этой похвальбы нашу эксп. поднял бы на смех весь мир».

В третью зимовку Густав Вик по-прежнему тщательно занимался научной работой. На первый взгляд дела у него ладились: «Я самостоятельно веду все магнитные наблюдения, точнее сказать — все наблюдения, которые проводятся нашей эксп.». С другой стороны, обстоятельные дневники свидетельствуют о том, что этот человек с трудом заставлял себя выносить окружение, из которого у него не было возможности вырваться. Особенно действуют ему на нервы самодовольные и неотесанные «северонорвежцы». Густаву Вику невмоготу жить среди алкогольного духа и плевков табачной жвачкой, видеть, как эти двое бегают за эскимосками, мириться с их постоянными склоками и придирками. «На расстоянии всего этого не замечаешь, но когда с такими вещами сталкиваешься в тесном кругу, тем более ежедневно, они вызывают отвращение!» [42]

Более всего, однако, Густав Вик разочарован в Начальнике. Ведь они оба знакомились в потсдамской обсерватории с приборами, оба учились проводить наблюдения, вместе отправились на поиски Северного магнитного полюса. Из всех участников экспедиции только они способны были оценить ее истинное значение. Но по прошествии некоторого времени штурман оказывается с инструментами один на один. Наблюдения из стационарной точки дают неожиданный результат: Вик регистрирует скачки полюса с места на место. Столь же непредсказуемы перемещения Начальника. Он оказывается нацелен совершенно не на то, что пытается уловить ежедневными наблюдениями его помощник.