Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

Запугивание началось с первого дня стачки. Проявилось оно прежде всего в вопросе о том, быть или не быть во время стачки рабочей прессе. Казалось бы, какие могут быть сомнения?.. Накануне стачки буржуазная печать яростно обрушилась на Генсовет, подозревая его в намерении издавать во время борьбы «Дейли геральд». Как?! Это диктатура пролетариата! Это нарушение основ британской конституции!.. Правые члены Генсовета немедленно пришли в панику, левые стали колебаться, Томас поднял невероятный крик. В результате Генсовет постановил, что «Дейли геральд» наряду со всеми другими органами печати во время стачки не будет выходить. Но так как потребность оповещать рабочие массы обо всем происходящем во время борьбы была слишком настоятельна, Генсовет решил издавать свой стачечный бюллетень под названием «Бритиш уоркер». В течение первых двух дней стачки Генсовет, однако, не решался выпустить его, и только после того как на третий день появился правительственный бюллетень «Бритиш газет» (о котором я уже упоминал), генеральный штаб пролетариата настолько осмелел, что опубликовал первый номер своего бюллетеня. Но какого? Серого, бесцветного, беззубого, респектабельного, дьявольски респектабельного… Еще бы! Четыре специальных цензора Генсовета внимательно следили за тем, чтобы на страницы рабочего бюллетеня как-либо не проскочила случайно хоть искра революционного подъема! Еще любопытнее, что Генсовет запретил издание стачечных бюллетеней на местах! Если бы не коммунисты и левые группировки «движения меньшинства», которые, конечно, не считались с этим распоряжением Генсовета, миллионы рабочих во время стачки вынуждены были бы питаться правительственным радио да обывательскими слухами.

Вторым моментом, когда с особенной яркостью обнаружились результаты политики запугивания, был вопрос о так называемых русских деньгах. Советские рабочие провели сбор пожертвований в пользу английских стачечников. ВЦСПС в счет этих сборов направил в Лондон небольшой аванс. В свете исторической перспективы можно думать, что этот благородный жест, продиктованный самыми лучшими чувствами, в тогдашней обстановке тактически был не вполне удачен. Однако ничего «зловещего» в поступке советских рабочих не было. Факты международной помощи стачечникам бывали и раньше. Однако теперь это вызвало в буржуазных кругах Англии целую бурю. Генсовет вновь пришел в панику и огромным большинством решил вернуть деньги в Москву. Даже «левый» Хикс поддержал в этом вопросе Томаса!

Но то были лишь цветочки. Главная атака на Генсовет началась 3 мая, когда Болдуин в парламенте заявил, что всеобщая стачка является вызовом конституционным вольностям страны. 6 мая на ночном заседании палаты общин выступил либеральный лидер Джон Саймон, один из самых известных английских юристов, в длинной речи с помощью целого ряда сомнительных хитросплетений он «доказал», что всеобщая стачка является «противозаконной». Поэтому каждый рабочий, участвующий в стачке, отвечает своим личным имуществом за причиненные предпринимателю убытки. Поэтому же каждый член тред-юниона, отказавшийся выполнить предписание своего союза о приостановке, работы и тем самым нарушивший профсоюзную дисциплину, не может быть лишен своего права на пособие от своей организации, хотя в уставах многих тред-юнионов это и предусмотрено.

Речь Саймона, активно поддержанная правительственными кругами, привела Генсовет в необычайное волнение. «Бритиш газет» сразу же набросилась на рабочих лидеров, обвиняя их в стремлении придать стачке «политический характер» и установить в Англии «диктатуру пролетариата». Эти нападки окончательно вывели членов Генсовета из равновесия. Всеми доступными им способами они опровергали свою причастность к «политике» и доказывали, что их стачка является чисто экономической стачкой и что единственной их целью является стремление оказать помощь углекопам.

Эта трусость и растерянность тред-юнионистских лидеров, естественно, лишь повышали решительность правительства. 10 мая Черчилль и его сторонники в кабинете потребовали принятия крутых мер: ареста Генсовета и местных стачечных комитетов, мобилизации армейских резервов и спешного проведения через парламент закона, дающего правительству право конфискации денежных фондов тред-юнионов. Предложения Черчилля 10 мая приняты не были, и Болдуин выговорил себе еще два дня для мирного урегулирования конфликта.

Конечно, правительство приняло надлежащие меры для того, чтобы сведения о заседании кабинета 10 мая «просочились» в круги Генсовета. Эффект был потрясающий. Все его члены — как правые, так и левые — теперь страстно желали только одного — мира, мира во что бы то ни стало. Такой Генсовет можно было взять голыми руками. Усиленно заработал Томас: он бегал по министерским передним, беседовал с премьером, ездил к королю и выискивал любой предлог для какого бы то ни было компромисса. Болдуин ловко использовал ситуацию. Как раз в этот момент на сцене неожиданно появился глава королевской комиссии Самуэль, находившийся за границей, — было неясно, приехал ли он в Англию добровольно или был вызван премьером, — и выступил в качестве примирителя. 8 мая он встретился с представителями Генсовета, и в течение двух следующих дней, за спиной у Федерации горняков, были выработаны условия прекращения всеобщей стачки. Они включали основные положения рекомендаций комиссии Самуэля, а также предусматривали понижение зарплаты горняков.

Только 9 мая к вечеру Генсовет сообщил Федерации горняков в своих переговорах с Самуэлем и достигнутом компромиссе. Представители углекопов (Кук, Смит и Ричардсон) категорически отвергли снижение заработной платы. Томас, Пью и другие члены Генсовета всячески старались убедить горняков в неизбежности известных жертв с их стороны в сложившейся ситуации, но ничего не добились. Макдональд и Гендерсон от имени лейбористской партии также доказывали горнякам, что они должны уступить, так как-де их слепое упорство грозит тягчившими последствиями для всего рабочего движения, но и они не имели успеха. Кук и Смит твердо стояли на своем.

Тогда Томас и Пью заявили вождям горняков, что соглашение между Генсоветом и правительством достигнуто и что 12 мая стачка прекращается. Это было настоящее предательство.

В крайнем раздражении Кук и Смит спросили, есть ли твердая гарантия, что после прекращения стачки правительство по крайней мере признает Меморандум Самуэлл (так именовался компромисс, достигнутый в результате переговоров Генсовета с Самуэлем). Томас ответил: «Да, гарантии есть и вполне надежные». Это подтвердили и некоторые другие члены Генсовета. Вожди горняков не удовлетворились и потребовали предъявления какого-либо документа. Такого документа же оказалось. Тогда Томас, обратившись к Куку, с возмущением воскликнул: «Вы можете не верить моему слову, но неужели вы не поверите слову английского джентльмена, который был губернатором Палестины?» [17] Это было поистине великолепно! Аналогичное заверение привел и Макдональд. Однако и этот «аргумент» не подействовал на лидеров горняков. Они ушли крайне неудовлетворенными и с большими опасениями за будущее.

Их недоверие оказалось более чем обоснованным. 12 мая утром Генсовет отправился на поклон к Болдуину, и Пью смиренно сообщил ему о немедленном прекращении всеобщей стачки. Болдуин в ответ патетически воскликнул, что он благодарит бога за принятое Генсоветом решение. Но, когда затем некоторые члены Генсовета (в частности Бевин) спросили премьера, гарантирует ли он прекращение локаута горняков и отсутствие репрессий в отношении всех других рабочих, участвовавших в стачке, Болдуин уклонился от каких-либо связывающих его обещаний, сославшись на свое заявление в парламенте, которое он должен сделать в самом ближайшем будущем. Это звучало очень подозрительно. Одновременно утром 12 мая Самуэль направил Пью письмо, в котором заявил: