Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991

4 января в рижской газете «Советская молодежь» публикуется интервью Илана Полоцка с АНом.

Начало интервью сложилось неудачно. И дело даже не в том, что Аркадий Натанович был ограничен временем. Толика его нашлась. Совершенно неожиданно, но окончательно и бесповоротно, вышел из строя мой портативный диктофон. Только что, войдя в этот дом на проспекте Вернадского, в вестибюле я проверил его. Кассета вращалась мягко и бесшумно, а «раз-два-три-четыре-пять — вышел зайчик погулять» прозвучало громко и отчетливо. Но стоило только сесть в кресло и приготовиться к разговору с Аркадием Натановичем, как диктофон наотрез отказался работать.

— Не огорчайтесь, — сказал Аркадий Натанович, спокойно наблюдая, как я взбалтываю непослушную машинку. — Не вы первый, не вы последний. В этом доме выходит из строя вся звукозаписывающая техника. И отечественная, и лучших зарубежных марок.

Пришлось отложить диктофон в сторону и «по старинке» прибегнуть к помощи авторучки и блокнота…

— Хотелось бы поговорить о двух ваших последних произведениях «За миллиард лет до конца света» и «Жук в муравейнике». Начнем с последнего. «Жук в муравейнике» — продолжение приключений Максима Каммерера, героя «Обитаемого острова». Как правило, если писатели или кинематографисты продолжают во второй части или серии историю полюбившегося героя, продолжение получается слабее начала, и тому есть много примеров. Вам удалось счастливо избежать этой опасности…

— «Обитаемый остров» был написан по своеобразному социальному заказу. Мы задались целью представить себе… ну, что-то вроде Павки Корчагина коммунистического будущего. Но тема, как видите, не исчерпала себя. «Жук в муравейнике» — смоделированная ситуация, но она имеет право на жизнь. Это ситуация, в которой на плечи одного человека, Сикорского, легла ответственность за судьбы всего человечества. Тяжела, очень тяжела эта ноша. И жертвами этой ответственности становятся и он сам, и Лев Абалкин, и его подруга, и в какой-то степени Максим…

— В своей повести вы выступаете против истины, которая испокон веков считалась непререкаемой. Если в какой-то области началось научное исследование, если кто-то «напал на след», то это давление, это стремление к познанию неостановимо…

— Да, вы правы, есть такие ученые, которые даже ценой собственной жизни готовы удовлетворить свое любопытство. Но социально-психологическое развитие общества всегда отстает от уровня развития науки, техники, энергетики. И мы считаем, что наступит такое время, когда появится необходимость брать под контроль неуемное научное любопытство, вооруженное чудовищными энергетическими мощностями. Что же касается ситуации, описанной в романе, это как раз то, что называется антиномией, то есть когда происходит столкновение логичных, «для себя» справедливых сил.

— И все-таки жаль…

— Кого жаль?

— Хотя бы Льва Абалкина. Ведь так и неизвестно, что он нес человечеству. Может быть, страшные беды, а может быть, новые открытия, новые возможности. Так что же все-таки скрывали в себе Лев Абалкин и его «близнецы», так неожиданно и странно появившиеся на Земле стараниями странников?

— Не знаю…

— Значит, тайна так и останется тайной?

— Пожалуй. Впрочем, недавно мы закончили заключительную часть трилогии. Она называется «Волны гасят ветер», где мы снова встречаемся со старыми героями, в частности с Максимом Каммерером. Если в «Обитаемом острове» Максиму двадцать лет, в «Жуке в муравейнике» — сорок, то во время действия романа «Волны гасят ветер» ему шестьдесят, но рассказывает он об этих событиях восьмидесятилетним, обращаясь в ретроспективу. Но вообще-то к тайне, о которой вы говорите, повесть эта серьезного отношения, кажется, не имеет.

— Как считают многие читатели, одно из самых странных ваших произведений — это «За миллиард лет до конца света». Повесть вызвала много споров. Одно из мнений относительно ее содержания таково: неизвестность может прийти к нам в любом виде; другие миры могут вторгнуться к нам не только в виде, скажем, протоплазмы или «маленьких зеленых человечков», но и в виде красивой девушки, злобного карлика… или вообще в виде какой-то чертовщины — но что бы то ни было, надо уметь встретить любые испытания с выдержкой, с достоинством и делать свое дело.

— Это объяснение самое простое, оно лежит на поверхности. Мы ставили перед собой несколько иную задачу. Мы попытались смоделировать поведение самых разных людей, чем-либо подавленных. Люди — самые обыкновенные, многие черточки наших героев мы почерпнули у друзей и знакомых. Давление же может быть каким угодно: нелады в семье, недоброжелательство начальства… В конце концов, жить ввосьмером в одной комнате для кого-то тоже невыносимо.

— Это трудно себе представить…

— Представить трудно, но в жизни это бывает.

— Тем не менее вы считаете, что в любой ситуации человек должен вести себя с достоинством…

— Послушайте, мы же не в девятнадцатом веке живем! Сегодня дело обстоит значительно сложнее. Пусть кто-то из наших героев не выдержал, сломался, но… Мы никого не обвиняем. Каждый герой действует в меру своих сил и своего разумения, под гнетом этих обстоятельств отступая, сдаваясь или стоя на своем. И те, кто выстоял, и те, кто болтается как цветок в проруби, — каждый действует, как умеет и может.

— Значит, ваша повесть учит…

— Стоп. Давайте внесем ясность. Книга не учит — в примитивном смысле слова. Литературе должны быть чужды назидательность и дидактика, которые обычно связывают со словом «учить». Писатель создает свою модель мира и выражает свое отношение к ней. Если кто-то извлечет из этого какие-то уроки, что ж, тем лучше…

— Сейчас самое широкое распространение получили клубы любителей фантастики, которые возникают во всех уголках страны, от Калининграда до Владивостока. Какие цели, по-вашему, должны ставить перед собой такие клубы?

— Они должны учить общаться. Оформлять свои мысли. Нам не раз приходилось выступать перед самыми различными аудиториями, и мы поражались, с какой беспомощностью, как неуклюже и коряво люди иной раз выражают свои мысли. Прекрасный специалист. Попросите его рассказать о мире, скажем, элементарных частиц или о сопромате — заслушаешься. Но как только речь заходит об общечеловеческих категориях — жалко смотреть и слушать. А люди должны четко формулировать — и, следовательно, столь же четко понимать — те основополагающие понятия, которыми они живут и на которых зиждется вся наша жизнь. Нам довелось познакомиться с протоколами «судов», которые проводили над Сикорским и Каммерером члены владивостокского клуба КОМКОН. Какое же мы получили удовольствие! На каком интересном уровне шли эти «суды»! Как умно искали выступавшие аргументы, апеллируя к высоким морально-этическим категориям, о которых шла речь. Ну и, конечно, в клубах любителей фантастики происходит обмен литературой — книг мало, очень мало…

— В свое время, когда я брал у вас интервью в Доме творчества в Дубулты, я спросил, что вас беспокоит в сегодняшнем мире. Вы посмотрели в окно и сказали, что не надо далеко ходить за примерами: загрязнение окружающей среды, странные морально-этические вывихи некоторой части молодежи… Как вы бы сегодня ответили на тот же самый вопрос?

— В принципе — так же. Еще — и угроза войны. К сожалению, мы, обычные люди, не можем принимать основополагающих решений, которые сразу же положили бы конец такому положению дел. Но сегодня никто, кроме некоторых совершенно оголтелых идиотов, не хочет войны. Все понимают, чем она может кончиться… и это вселяет надежды.

— А как вы работаете над своими произведениями? От чего идете — от идеи или же от сюжета, от какого-то «хода»?

— Чаще всего — от идеи. Рождается мысль — проблема ответственности, выбора, — а потом уже эта мысль оформляется в соответствующий сюжет. Конечно, на деле все значительно сложнее, но я говорю лишь о самом принципе.