Шаляпин в Петербурге-Петрограде

— Федька, др-ра-атву!

А я ему:

— Извольте, Николай Евтропыч!

Или будочник, схватив обывателя за шиворот, басом возглашает:

— Вот я тебя в участок отведу-у!

А ведомый взывает тенорком:

— Помилуйте, помилуйте, служивый-й!

Мечтая о такой прелестной жизни, я, естественно, начал превращать

будничную жизнь в оперу; отец говорит мне:

— Федька, квасу!

А я ему в ответ дискантом и на высоких нотах:

— Сей-час несу-у!

— Ты чего орешь? — спрашивает он.

Или пою:

— Папаша, вставай чай пи-ить!

Он таращит глаза на меня и говорит матери:

— Видала? До чего они, театры, доводят. .»

Мир театра тянул юного Шаляпина неудержимо.

В Казани случай свел Федора с провинциальным актером и антрепренером

С. Я. Семеновым-Самарским, и вместе с его труппой Шаляпин уехал в Уфу. В

антрепризе Семенова-Самарского Шаляпин играл маленькие роли в

драматических спектаклях, работал статистом, чистил лампы, помогал

устанавливать декорации. Но врожденная музыкальность, от природы

поставленный голос не остались незамеченными. И однажды Семенов-

Самарский рискнул выпустить Шаляпина на сцену вместо заболевшего певца в

партии Стольника в опере «Галька» С. Монюшко.

Перед началом спектакля Шаляпин так сильно волновался, что даже хотел

убежать обратно в Казань. Все прошло относительно благополучно, если не

считать небольшого курьеза: один из хористов отодвинул кресло, в которое

Стольник должен был сесть в конце арии, и Шаляпин свалился на пол. Публика

хохотала. Этот инцидент все же не сыграл роковой роли в жизни молодого

певца. Очень скоро Семенов-Самарский дал Шаляпину бенефис, и начинающий

певец довольно удачно выступил в партии Неизвестного в опере «Аскольдова

могила» А. Н. Верстовского.

Труппа вскоре уехала из Уфы, и Шаляпин снова начал поиски работы ради

куска хлеба. Некоторое время Шаляпин скитался по южным городам вместе с

маленькими провинциальными бродячими театрами — малороссийской

труппой Т. О. Любимова-Деркача, французской опереткой Лассаля. Баку,

Тифлис, Батум, Кутаис — таковы маршруты странствий Шаляпина.

Неудачи преследовали молодого певца. После распада одной из трупп,

голодный, без гроша в кармане, Шаляпин добрался до Тифлиса, где вскоре

познакомился с Дмитрием Андреевичем Усатовым. Эта встреча во многом

определила судьбу юноши.

Воспитанник Петербургской консерватории, Д. А. Усатов в 1880-х годах с

успехом пел на сцене московского Большого театра, где был первым

исполнителем партий в операх П. И. Чайковского — Ленского в «Евгении

Онегине», Андрея в «Мазепе», Вакулы в «Черевичках». Великий композитор

ценил талант Усатова, его музыкальность и красивый выразительный голос.

Уйдя со сцены, Усатов посвятил себя педагогике. Но состояние здоровья жены

не позволило ему жить в Москве, и Дмитрий Андреевич переселился на юг — в

Тифлис.

Усатов стал первым учителем Шаляпина. Он взялся учить молодого певца

бесплатно, потому что верил, что сумеет сделать из него настоящего артиста. В

доме сатова Шаляпин встретил теплое участие и поддержку. Этот добрый и

чуткий человек по-отечески полюбил Шаляпина, научил юношу понимать

музыку Мусоргского. Собрав учеников, Усатов говорил:

— Возьмите «Риголетто». Прекрасная музыка, легкая, мелодичная и в то же

время как будто характеризующая персонажи. Но характеристики все же

остаются мифическими.

И Усатов легко пропевал оперные партии, наглядно подтверждая свою

мысль.

— А теперь, господа, послушайте Мусоргского. Этот композитор

музыкальными средствами психологически изображает каждого из своих

персонажей. Вот у Мусоргского в «Борисе Годунове» два голоса в хоре, две

коротенькие, как будто незначительные музыкальные фразы.

Один голос:

— Митюх, а Митюх, чаво орем?

Митюх отвечает:

— Вона — почем я знаю?

И в музыкальном изображении вы ясно и определенно видите физиономии,

видите этих двух парней: один из них резонер с красным носом, любящий

выпить и имеющий сипловатый голос, а в другом вы чувствуете простака.

Усатов пел эти реплики и затем пояснял:

— Обратите внимание, как музыка может действовать на наше воображение.

Вы видите, как красноречиво и характерно может быть молчание, пауза.

С Усатовым певец разучил несколько партий. Усатов ввел его в

любительский музыкальный кружок, а потом помог поступить в оперную

труппу Тифлисского театра. На сцене Тифлисского театра Шаляпин

дебютировал в партии Мефистофеля, затем спел Тонио в «Паяцах» Р.

Леонкавалло.

«Случай привел меня в Тифлис — город, оказавшийся для меня

чудодейственным», — вспоминал пр.- том Шаляпин. Успешнее выступления

вселялй надежды, и молодой певец, запасшись рекомендательными письмами и

благословением Усатова, поехал завоевывать Москву.

То ли потому, что театральный сезон к тому времени уже закончился, то ли

рекомендации Усатова оказались не слишком солидными, но дела для молодого

певца в Москве так и не нашлось. К счастью, через некоторое время о нем

вспомнили в Театральном бюро Е. Н. Рассохиной — своеобразной актерской

бирже, куда певец сразу же после приезда отдал свои фотографии, афиши,

газетные рецензии и отзывы.

Голос певца Рассохиной понравился. «Отлично, — сказала она, — мы

найдем вам театр!» И действительно сдержала слово. Спустя месяц — было это

18 июня 1894 года — Шаляпин получил от Рассохиной повестку с

предложением явиться к назначенному времени для знакомства с антрепренером

М. В. Лентовским.

Михаил Валентинович Лентовский — фигура весьма колоритная в

московском театральном мире 90-х годов прошлого века. Это был актер,

режиссер, антрепренер, автор нескольких водевилей, владелец театра и сада

«Эрмитаж» в Москве. Он любил размах и роскошь — в поставленных им

опереттах и феериях участвовали известные певцы, артисты балета, популярные

исполнители романсов и прочие знаменитости. «Он был при своей внешности

очень картинен, носил русскую поддевку, высокие сапоги, на груди привешена

была тяжелая массивная золотая цепь с кучей разнообразных брелоков и

жетонов — так описывал Лентовского актер и режиссер В. П. Шкафер. —

Голова, круто посаженная на широких плечах, обрамлялась легкой курчеватой

шевелюркой, темная небольшая борода лопаточкой, умный лоб и выразительные

глаза — все в общей гармонии импонировало и выделяло эту фигуру, ни на кого

Не похожую, Отличную от ийтеллигента и от разночинца и близкую скорей

всего к стилю «русских бояр», снявших свой боярский кафтан... Он был

большой мастер на выдумку и, прогорая на одном деле, умел создавать другое».

Антрепренер сердито оглядел Шаляпина.

— Можно, — небрежно бросил он в пространство.

Рассохина дала знак аккомпаниатору, и певец начал арию из «Дон Карлоса».

Не дожидаясь конца, бородач прервал исполнение:

— Довольно! Ну, что вы знаете и что можете? «Сказки Гофмана» пели?

— Нет.

— В «Аркадию» желаете ехать?

— В какую «Аркадию?»

— В Петербург.

— Извольте.

— Будете играть Миракля в «Сказках Гофмана». Возьмите клавир и учите.

Вот вам сто рублей. Ваша фамилия?

— Шаляпин.

По дороге в Петербург Шаляпин представлял себе почему-то город, стоящий

на горе и утопающий в зелени. Увидел он поначалу бесконечные фабрики,

заводы. Петербург оказался дымным и хмурым, не похожим на город,

рисовавшийся в воображении.

Чего ждал Шаляпин от Петербурга? Особых планов у него, по-видимому, не

было. Он не был избалован жизнью. Именно поэтому певец довольно легко

примирился с тем, что «Аркадия» оказалась далеко не аристократическим