Жизнь Леонардо. Часть вторая.

— Ваша светлость, я прошу не верить, а испытать меня.

— Чечилия, что ты на это скажешь?

Чечилия Галлерани уже была наслышана о Леонардо от проезжих гуманистов и видела несколько его работ, в том числе знаменитый расписанный щит. В ее нежном, умном лице просвечивали мечтательность и благородство, присущие ломбардским женщинам в отличие от их мужей, грубых и властных.

Улыбка молодой женщины удержала Лодовико Моро от резкого ответа. Шестнадцатилетняя возлюбленная герцога, глядя на Леонардо, сказала:

— Разумеется, мы подвергнем его испытаниям, но не в создании оружия. Мы ждем от него нечто прекрасное, достойное его славы, облетевшей всю Италию.

Леонардо, вернувшись домой, записал в дневнике: «Если хочешь убедиться, совпадает ли твоя картина с оригиналом, возьми зеркало и посмотри, как отражается в нем живое существо». В замке на Порта Джовиа на стене висело зеркало, и Леонардо долго смотрел на отражавшееся в нем лицо Чечи-лии и видел ее идеальный «портрет». Теперь ему оставалось лишь нанести его на полотно.

Годовое содержание в пятьсот дукатов, положенное Леонардо герцогом, позволило ему не беспокоиться о будущем. Эта сумма, равная приблизительно нынешним трем миллионам лир, распределялась между самим Леонардо и сопровождавшими его Заратустрой, Аттаванте, конюхом и служанкой.

Леонардо, написав Лодовико письмо, и не подозревал, какой опасности подвергался. Ведь он осмелился говорить на равных с герцогом, без ложной скромности перечислил свои достоинства, объявил Лодовико, что не уступает никому в любом деле, и предложил подвергнуть себя испытанию.

 Было ли это хвастовством безумца и фантазера? Нет, это, скорее, откровение гения, который мог гордо и смело смотреть в лицо своему всемогущему собеседнику.

Довольный тем впечатлением, которое произвело письмо, Леонардо отправился в гости к братьям Де Предис.

Эванджелиста Де Предис и его брат Амброджо, а также Фоппа и Бергоньоне считались лучшими живописцами Ломбардии. Братья Де Предис часто работали вместе, строго распределив между собой обязанности. Эванджелиста обычно писал фрески и картины для алтарей, Амброджо охотнее обращался к портретам и миниатюрам. Трудолюбивые и сообразительные, они никогда не отказывались от заказов, даже если они были не их жанра. В таком случае они передавали заказы другим художникам, заслужив тем признательность коллег, нуждавшихся в работе. Эти художники становились верными сотрудниками «фирмы братьев Де Предис».

Братство монахов Кончеционе делла Верджине предложило братьям Де Предис написать картину для большой алтарной ниши в церкви Сан Франческо. Центральная часть картины должна была изображать мадонну с двумя младенцами: Христом и Иоанном Крестителем, а по краям — пророков. Будучи людьми скромными и благоразумными, братья решили, что центральную часть картины должен написать маэстро Леонардо.

Ободренный поддержкой герцога, Леонардо отправился к братьям Де Предис, чтобы подробно обсудить, как писать картину. Он задумал написать мадонну не на троне, как было принято всеми художниками, начиная с Чимабуэ, а на фоне фантастических скал. Лучи света озарили бы далекий пейзаж, а ковром для мадонны, как и в его картине «Благовещение», служил бы скромный, удивительный мир трав и цветов.

«Мадонна в гроте»

Результат трудов Леонардо превзошел все ожидания. Традиционная ломбардская живопись, связанная со статичным и довольно архаичным стилем Фоппы, Бергоньоне и братьев де Предис, в сравнении с живописью Леонардо, стала не вчерашним, а позапозавчерашним днем искусства.

В центре картины — мадонна в широком голубом одеянии. Правую руку она положила, словно нежно его обнимая, на плечо Иоанна Крестителя, который, сложив молитвенно руки, преклонил колени перед младенцем Христом, сидящим на земле. Вскинув правую руку и подняв средний и указательный пальцы в знак благословения, Христос смотрит на Иоанна Крестителя, а мадонна простерла левую руку над его головой. Ангел, отведший глаза от этой сцены, служит как бы связующим звеном между персонажами картины и зрителями.

Сама мадонна сидит, опустив глаза и словно обнимает единым взглядом обоих младенцев. Эта слитность подчеркивается треугольным расположением мадонны и двух малышей. Все персонажи точно вписываются в окружность.

В глубине видны фантастические, неземные скалы, в вышине — густое сплетение ветвей, вдали, на фоне других скал,— ручей. На переднем плане — травяной ковер, усеянный цветами. Мадонна на картине очень домашняя и в то же время горделивая и величественная.

Леонардо решает сюжет картины, как некоторое духовное событие, которое активно и индивидуально переживается всеми его участниками.

Сейчас имеются два варианта этого шедевра Леонардо, о котором вскоре заговорил весь Милан, причем оба варианта — подлинные. Одна картина находится в Лувре, другая—в Лондонской Национальной галерее.

Случилось это вот почему. В 1483 году Леонардо и Амброджо де Предис заключили соглашение с монахами братства Сан Франциско. Но, начав работу и поняв сложности, связанные с ней, они потребовали, чтобы окончательная цена была определена по написании картины.

Когда картина была закончена, братство послало своих знатоков живописи определить ее стоимость. Картину оценили в двадцать пять дукатов.

Леонардо молча открыл перед оценщиками дверь и велел им удалиться.

— Картина останется здесь, и меньше чем за сто дукатов братство ее не получит,— сказал он потом де Предису.

Монахи братства Сан Франческо не хотели платить больше двадцати пяти дукатов, но и лишаться картины тоже не желали. Они подали в суд.

Тяжба длилась свыше десяти лет, причем обе стороны несколько раз напрасно обращались за посредничеством к Лодовико Моро. В конце концов Де Предис предложил сделать копию картины. Вполне вероятно, что Леонардо, понимая ценность своего творения, помог Де Предису в работе.

Первый вариант теперь хранится в Лувре, второй, предназначавшийся для сутяжного братства монахов, до начала восемнадцатого века находился в Милане, а теперь—в Лондоне, в Национальной галерее.

По примеру маэстро Амброджо Де Предиса, пожелавшего стать учеником Леонардо, все молодые художники под влиянием теорий и работ Леонардо отказались от старой, довольно жесткой и несколько суховатой манеры, во имя новой.