Кропоткин

В 1956 году в Институте географии АН СССР под руководством Г. А. Авсюка, геодезиста и гляциолога, члена-корреспондента Академии наук (потом он стал академиком), формировались три экспедиции, которые должны были исследовать ледники Полярного Урала, Новой Земли и Земли Франца-Иосифа. На 81–82-м градусах северной широты располагается наиболее близкий к Северному полюсу архипелаг нашей планеты, западная группа островов которого названа именем Кропоткина, поскольку он предвидел случайное открытие этого архипелага австро-венгерской экспедицией в 1873 году, исследовав данные морского офицера Н. И. Шиллинга о распределении морских течений в Северном Ледовитом океане. Обстоятельства сложились так, что по окончании географического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова я был включен в состав той экспедиции, что отправилась именно на Землю Франца-Иосифа.

Работая с гляциологическими экспедициями на ледниках, я не мог пройти мимо классического труда «Исследования о ледниковом периоде» и других научных работ Петра Алексеевича Кропоткина, одного из ведущих деятелей Русского географического общества в XIX веке. В 1961 году мне довелось проводить снегомерную съемку на острове Земля Александры, где находился имеющий форму купола ледник Кропоткина. Позже, в сентябре 1969 года, я участвовал в международном симпозиуме по гидрологии ледников, проводившемся в английском городе Кембридже. У меня имелся лондонский адрес человека, который был хорошо знаком с Кропоткиным, — Джорджа Кунелли, в то время вице-президента общества «Великобритания — СССР». С помощью моего друга шотландского геолога Джеффри Боултона на его машине я отправился в Лондон. В городе нас встретили чудовищные пробки, и мы с большим трудом добрались до дома, в котором жил Кунелли. Было потеряно много времени, и я смог посвятить разговору о Кропоткине не больше получаса. Мой уже очень пожилой собеседник, выходец из России, вспомнил о том, с какой необыкновенной добротой отнесся этот всемирно известный человек к нему, беглецу из сибирской ссылки, молодому участнику революционных событий 1905 года в Одессе. Кропоткин буквально спас его, помог найти свое место в жизни. Очень ценно было получить хоть какое-то свидетельство человека, общавшегося с Кропоткиным, дом которого я столько раз видел в детстве.

Долгий жизненный путь Петра Алексеевича начался в Сибири, куда он попал девятнадцатилетним выпускником Пажеского корпуса. Там он соприкоснулся с могучей природой, почти не затронутой человеческой деятельностью, и стал ее исследователем, а кроме того, познакомившись со множеством людей, живших тогда в Сибири, начал понимать, как писал он, «скрытые пружины общественной жизни…».

Как подарок судьбы воспринял я возможность побывать в тех местах в Сибири, где проходил Кропоткин в своих экспедициях. Находясь в сентябре 1981 года в командировке в Иркутске, я слетал на два выходных дня в Бодайбо — город золотоискателей на берегу Витима. Старый биплан Ан-2 пролетел над гольцами и реками, среди которых пролегал маршрут последнего сибирского похода Кропоткина. Я побывал на склонах хребта, названного именем Кропоткина географом и геологом Владимиром Афанасьевичем Обручевым, и в поселке Кропоткин, бывшем прииске Тихоно-Задонском, откуда отправилась на юг, к Чите, Олёкминско-Витимская экспедиция, возглавлявшаяся есаулом Амурского казачьего войска князем Кропоткиным. В Сибири многое хранит память о нем. Его следы обнаруживаются в Саянах, на Байкале, на реках Амур, Шилка, Сунгари, в Иркутске, Чите, Хабаровске, Николаевске-на-Амуре, в прославленном столетие спустя Евгением Евтушенко городе Зима…

Многое связано с именем Кропоткина и в Санкт-Петербурге. Прежде всего это дом Русского географического общества у Чернышева моста, в теперешнем переулке Гривцова: над лестницей, ведущей к конференц-залу, среди портретов выдающихся русских географов есть и портрет Кропоткина, работавшего непосредственно в обществе в течение тринадцати лет.

На Сибирь пришлось всего пять лет долгой жизни Кропоткина, но в восемь раз более продолжительное время — свыше сорока лет — провел он в Западной Европе, преимущественно в Великобритании. Следы его пребывания можно найти на севере, в центре и на юге Европы, а также в двух странах Северной Америки: в США, где он впервые рассказал американцам о русской литературе в курсе лекций, прочитанном в Бостоне, и в Канаде, где помог организовать переселение из России большой группы гонимых царским правительством духоборов. Мне довелось встречаться с их потомками, до сих пор живущими в Канаде, во время Всемирного конгресса соотечественников в Москве. Они хорошо помнят Кропоткина.

…Наконец, подмосковный город Дмитров, в котором прошли последние два с половиной года жизни П. А. Кропоткина. Вернувшись после Февральской революции 1917 года на родину, восторженно встреченный, призвавший к единению правых и левых сил, но разочарованный в том, по какому пути пошла революция, он в Дмитрове, говоря словами Пастернака, «окунулся в неизвестность»… Но его похороны были значительным событием в Москве 1921 года, на шестом году после октябрьского большевистского переворота. Многотысячная процессия проследовала от Колонного зала Дома союзов по Пречистенке, мимо дома Льва Николаевича Толстого, исключительно тепло относившегося к Кропоткину. Процессия остановилась перед домом Толстого, из него вынесли бюст великого писателя, и хор Большого театра исполнил православное песнопение «Вечная память». Потом состоялись похороны на Новодевичьем кладбище, где скромная могила Кропоткина разместилась недалеко от могилы Антона Павловича Чехова. На обелиске надпись: «Путешественник по Сибири и Дальнему Востоку» — были времена, когда его разрешалось знать только в этом качестве.

Главное, что осталось после Кропоткина, — его книги, изданные еще при жизни автора во многих странах мира и переиздающиеся по сей день. Они существуют более чем на двадцати языках, вплоть до иврита, эсперанто и японского, на котором, кстати, в 1928–1929 годах издано собрание сочинений Кропоткина в двенадцати томах. В эти тома вошли далеко не все его изданные произведения; в них отсутствует и то, что осталось в рукописях: наброски и варианты статей, тексты выступлений на митингах и различных собраниях, многочисленные письма на русском, французском, немецком, итальянском языках, адресованные корреспондентам из многих стран мира.

Библиография научных и публицистических работ Кропоткина включает в себя более двух тысяч названий; некоторые публикации анонимны, и предстоит еще установить их авторство. Его письма, рукописные материалы и документы находятся в архивах многих стран мира — в Великобритании, Франции, Швейцарии, Бельгии, Нидерландах, США, Канаде, Аргентине. Большая часть их, конечно, хранится в России. Основная часть материалов П. А. Кропоткина сосредоточена в специальном фонде 1129 Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) в Москве. В пяти описях этого фонда — более шести тысяч единиц хранения. Достаточно много кропоткинских документов обнаруживается в других именных фондах ГАРФ, а также в различных архивах Москвы (Отдел рукописей Российской государственной библиотеки, Российский государственный архив литературы и искусства, Военно-исторический архив и др.) и Санкт-Петербурга (Архив Русского географического общества, Отдел рукописей Государственной национальной библиотеки, Пушкинский Дом и др.). Многое можно найти в Иркутске, Чите, Томске, Дмитрове. Исследование всего этого обширнейшего наследия продолжается.

Совершенно невероятными были порой пути, выводившие на следы Кропоткина. В 1994 году, работая в Норвегии, я обнаружил в старых местных газетах информацию о пребывании Кропоткина в этой стране и посвященную ему статью датского литературоведа Георга Брандеса. Возвращаясь в Москву, я не мог не остановиться в Стокгольме, чтобы посетить Институт международного рабочего движения, где обязательно — я был уверен — должны были найтись материалы о пребывании Кропоткина в этом городе, через который он проезжал по пути в Россию после Февральской революции 1917 года. И такие материалы там удалось найти.