Дэн Сяопин

Всем им я выражаю искреннюю благодарность.

Часть первая

«ОБОГНАВШИЙ МУДРЕЦА»

РОЖДЕННЫЙ В ГОД ДРАКОНА

Серый туристический автобус останавливается на маленькой площади, и энергичная девушка-экскурсовод объявляет: «Дэн Сяопин тунчжи гули! Даола!» («Место рождения товарища Дэн Сяопина! Приехали!») После двух с половиной часов пути из Чунцина, крупного муниципального центра китайского Юго-Запада, очень хочется подышать свежим воздухом. Тем более что за окном зеленеет и колышется стройный бамбук, топорщатся разлапистые банановые пальмы, а вдоль узкой дороги, уходящей в раскинувшийся неподалеку парковый комплекс, высятся мощные ряды вечнозеленых дубов, магнолий и кленов. Когда-то здесь находилась деревня Пайфан волости Сесин административного округа Гуанъань провинции Сычуань, но несколько лет назад, готовясь к празднованию столетия Дэн Сяопина, местные власти по приказу из центра снесли ее, оставив во вновь разбитом парке только дом покойного руководителя. Земляков же Дэна переселили за два километра отсюда — в фешенебельный коттеджный поселок, получивший название «Новая деревня Пайфан».

Прохлада автобуса сменяется обволакивающей жарой улицы. Середина лета — не лучшее время для путешествия по китайскому Юго-Западу; столбик термометра зашкаливает за 30 градусов. К тому же невыносимо душно: влажность почти стопроцентная, так что об освежающем воздухе остается только мечтать. Быстро проходим через красно-белые ворота в парк, но и там нет спасения. К счастью, у входа стоят электрокары с длинными прицепами-вагончиками, и мы, погрузившись в них, едем по выложенной цементной плиткой дорожке в манящую глубь зеленых насаждений. Легкий ветерок начинает приятно обдувать лицо, но уже через пять минут поездка заканчивается. Выбираемся из вагончиков и идем к одноэтажной усадьбе под изогнутой черепичной крышей, выстроенной на невысоком холме в традиционной китайской манере «саньхэюань», с квадратным внутренним двориком и расположенными по трем его сторонам постройками. Это и есть дом клана Дэнов. Довольно большой — более 800 квадратных метров. Прямо перед ним — красивый пруд с лилиями и лотосами, а сразу за главным корпусом — бамбуковая роща, в тени которой находится круглый низкий колодец с чистейшей водой. «Старое подворье семейства Дэнов» — так называют это поместье окрестные жители.

Войдя в дом, ощущаешь наконец долгожданную прохладу. Кирпичная усадьба из семнадцати комнат спасает от жары лучше любого кондиционированного отеля. Но активная девушка-экскурсовод не дает расслабиться: войдя в левое крыло дома и свернув направо, она быстро ведет нас в четвертую комнату, где в правом углу возвышается массивная кровать из лакового дерева. Темно-красное ложе с высоким, под потолок, балдахином, украшенным тончайшей резьбой, стоит на толстых ножках. Оно устлано простой циновкой, сплетенной из бамбуковых нитей. «Господа! — торжественно произносит девушка. — Здесь, на этой кровати, родился товарищ Дэн Сяопин!»

Невольно испытываешь волнение, хотя знаешь точно: девушка кривит душой, настоящая кровать родителей Дэна не сохранилась. После прихода к власти в 1949 году компартии, одним из руководителей которой уже тогда был сам Дэн, все вещи из его богатой семьи раздали крестьянам¹. Будущий великий реформатор не возражал: что толку жалеть об утраченной семейной мебели, если в руках оказался весь Китай!

«Неувязка» с кроватью не может ослабить общего впечатления. Ведь сама-то усадьба сохранилась: стены, крыша, пруд, колодец — всё выглядит так, как и почти 110 лет назад, в двенадцатый день седьмого месяца года Дракона по лунному календарю, когда «старое подворье семейства Дэнов» огласил пронзительный крик новорожденного.

Был ли слышен этот крик в окружавших усадьбу террасированных рисовых полях или в бамбуковой роще, мы не знаем, но то, что отец и мать не могли скрыть радости, не вызывает сомнения. У них уже была дочь, но им, как и всем китайцам, страстно хотелось сына. Ведь девочка, повзрослев, должна была выйти замуж, то есть покинуть семью, к тому же за ней следовало давать богатое приданое. А сын оставался в доме — наследником и продолжателем рода, в обязанности которого входило заботиться о родителях в старости, а после их кончины успокаивать души умерших, регулярно совершая на их могилах положенные по традиции обряды.

По официальному династийному летоисчислению, принятому в то время в Китае, год Дракона в начале прошлого века приходился на тридцатый год эры Гуансюй (Светлое начало) маньчжурской династии Цин, правившей Прднебесной с 1644 года. В 1875 году эту эру провозгласила вдовствующая императрица Ехэнара, известная под придворным титулом Цыси (Милосердная и ниспосылающая счастье). Сделала она это от имени своего племянника (сына сестры) четырехлетнего императора Цзайтяня, только что посаженного ею на трон. Эры правления (няньхао) в качестве официальных династийных летоисчислений использовались в Китае с 140 года до н. э. Такой порядок ввел владыка Уди (Воинственный император), величайший правитель династии Хань.

По григорианскому календарю прибавление в семействе Дэнов случилось 22 августа 1904 года. Обуреваемый счастьем отец дал сыну громкое имя — Сяньшэн (Обогнавший мудреца). Догадывался ли он, что поступает нескромно, неизвестно. Скорее всего нет, хотя и должен был. Ведь Мудрецом в Китае именовали великого Конфуция, жившего в VI–V веках до н. э., так что объявлять на весь свет, что младенец Дэн умнее Учителя, политическая философия и этические принципы которого составляли основу всей китайской идеологии, было в высшей степени неосмотрительно. Отец Дэна, правда, не мог не посоветоваться с местным даосом-гадателем, так что вину за выбор «нескромного» имени следует отнести и на счет последнего.

В какой-то степени отца Дэна оправдывает то, что по традиции имя сына должно было отвечать требованиям генеалогической хроники клана, к которому относились все Дэны, жившие в волости, ныне носящей название Сесин (в то время — волость Ванси). Человек в старом Китае не принадлежал себе: он составлял часть единого целого — большой группы близких и дальних родственников, ведших происхождение от какого-либо общего предка. Во всех кланах летописцы год за годом вели записи рождений и смертей родичей, а также фиксировали другие события, связанные с деятельностью своих патронимий. В каждой хронике за очередным поколением мужчин изначально закреплялся свой иероглиф, который следовало использовать в именах. Сами имена составлялись из двух иероглифов, но одному из них надлежало быть родовым. На поколение Дэна (оно было девятнадцатым по счету в роду) приходился иероглиф «сянь» (обгонять, быть впереди), так что у отца выбор в общем-то был ограниченным. Конечно, ставить после иероглифа «сянь» иероглиф «шэн» (мудрец, святой человек) не следовало, но отец Дэна был необычным человеком, который, как говорят в Китае, «не боялся гладить тигра».

Его родовое имя было Дэн Шаочан (Дэн Продолжающий процветать), но все в деревне величали его Дэн Вэньмин (Дэн Цивилизованный). Он родился в 1886 году, став единственным наследником трех представителей клана (у двух его дядюшек не было сыновей). Дэн Сяопин в партийных анкетах скромно называет отца «мелким землевладельцем» (сяо дичжу) [2], а иногда даже «середняком» (чжуннун)²; дочь Дэна, Маомао, отмечает, что ее дед нанимал всего «пару батраков для возделывания [земли] и посадок», а младший брат Дэн Сяопина, Дэн Кэнь (он же Дэн Сяньсю), вспоминает, что у отца было «всего 40 му [1 му равняется шести с половиной соткам] земли»³. Иными словами, два с половиной гектара.

Вряд ли это, однако, соответствовало действительности. В 1967 году хунвэйбины (красные охранники Мао), проводившие расследование «преступной деятельности» Дэн Сяопина, ставшего неугодным «великому кормчему», установили, что «собака Дэн Вэньмин… владел землей, позволявшей ему получать свыше 26 тысяч цзиней [1 цзинь равняется 596 граммам] зерна» и «нанимал батраков-поденщиков, а также держал батраков, работавших длительный срок»⁴. Для того чтобы собирать 26 тысяч цзиней (то есть 13 тонн) зерна в год, Дэн Вэньмину требовалось по меньшей мере восемь гектаров земли (то есть более 130 му). Иными словами, мелким землевладельцем отца Дэна назвать было нельзя: в период революции коммунисты относили к разряду средних дичжу уже тех, кто владел 50 му, а бедняки и пауперы в ряде мест даже назвали таких богачей тухао — «мироеды».