Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

Корриган захотел положить конец «пусканию дыма» своими собеседниками. «Так, черт возьми, — сказал он, — собирайтесь с силами и немедленно предайте гласности всю эту информацию. Я больше не хочу ничего от вас слышать. Просто выпустите этот чертов пресс-релиз»⁴¹.

Тем же вечером юристы встретились с руководителями компании, чтобы пройтись по содержанию пресс-релиза. Прибыли Гутфрейнд и Страусс. Макинтош сказал, что теперь компании необходимо предъявить общественности несколько голов на блюде. Эту идею отвергли, однако некоторые участники, в том числе член правления Гедаль Горовиц и Стив Болл, управлявший вашингтонским офисом Salomon, потребовали предать гласности всю информацию. До Баффета никто не смог дозвониться, однако участники собрания связались с Мангером, который сказал: «Слушайте, вы же не можете выпустить второй пресс-релиз, не назвав ни одного имени». Имя Гутфрейнда попало в пресс-релиз автоматически. Все знали, что Страусс не обладает властью и не принимал ни одного решения. Он просто присутствовал в комнате. Однако он должен был пройти тернистый путь со своим боссом, поэтому в пресс-релиз вошло и его имя, хотя Мангер считал, что имя Страусса не должно в нем фигурировать.

Мэриуэзер был известен как отличный и аккуратный менеджер, необычайно преданный своей команде и редко покидавший свое рабочее место. Он в точности следовал своим должностным обязанностям и сообщил руководству об инциденте⁴¹². С другой стороны, он поручился за Мозера, а также не лишил его полномочий. По словам Макинтоша, когда Мангер заявил, что в пресс-релиз должно попасть имя Мэриузэера, тот, наблюдая за тем, как юристы вписывают его имя, произнес: «О Боже, мне конец!»⁴²

На следующий день, в среду, 14 августа, состоялось телефонное обсуждение, в ходе которого правление услышало версию истории, представленную Корригану прошлым вечером. Две члена правления находились в Европе, один — на Аляске. Баффет был в Омахе, а Мангер — в Миннесоте, но все они хотели услышать «упорядоченное и полное описание» ситуации с Мозером. Внутри Salomon назревал дворцовый переворот — высшие руководители постоянно обсуждали возможность ухода в отставку Гутфрейнда и Страусса⁴³. Арбитажеры хотели видеть в роли CEO Мэриуэзера, что было неприемлемым для множества сотрудников с учетом того, что он был начальником Мозера. Тогда арбитражеры выдвинули идею, что Мэриуэзер мог бы разделить обязанности CEO с Дериком Моханом. Тем временем вопрос об изменениях в структуре управления даже не поднимался на телефонном обсуждении. Львиная доля времени ушла на выбор тех или иных выражений в пресс-релизе, в котором теперь добавились три страницы деталей и впервые было упомянуто еще о двух нарушениях, выявленных в ходе расследования.

В черновой версии пресс-релиза признавалось, что руководство компании уже в апреле знало о выставленных в феврале заявках, однако «давление бизнеса» не позволило Salomon сообщить соответствующим органам о действиях Мозера. Баффет назвал это возмутительным. В итоге пресс-релиз был переписан. Теперь в нем говорилось, что проблема возникла вследствие «отсутствия достаточного внимания к вопросу». Складывалось ощущение, что топ-менеджеры, перечисленные в пресс-релизе, как раз и были теми, кто не обратил на проблему должного внимания. Все было готово к выпуску пресс-релиза тем же вечером.

По окончании собрания правление подумало, что на этом неприятная история закончена. Однако в ходе обсуждения не был затронут целый ряд вопросов. Не говорилось о «пистолете у виска» — письме, полученном от Питера Стернлайта из ФРС. Ничего не было сказано и об июньской встрече с Бобом Глаубером в Министерстве финансов, на которой Гутфрейнд так и не рассказал о прежних делишках Мозера. После обеда Salomon провела очередное общее собрание в большом зале. Билл Макинтош, который обычно вел ежедневные встречи по вопросу продаж компании, встал и занялся незавидной работой — чтением нового пресс-релиза сотрудникам. Глядя на Гутфрейнда и Страусса, сидевших прямо напротив него, Макинтош сказал в заключение: «Вот что произошло в компании. Если вам позвонят клиенты и захотят узнать, что происходит, просто скажите им. Не извиняйтесь за руководителей, не принимайте их позицию — они сделали то, что сделали».

После собрания продавцы один за другим устремились в офис Макинтоша. «Что же нам говорить?» — вопрошали они. «Не извиняйтесь за высшее управление», — раз за разом повторял Макинтош. «С моей точки зрения, они не останутся здесь надолго. Считайте, что их нет. Они — новости вчерашнего дня. Мы должны сохранить эту компанию — лишь вместе мы можем выжить и продолжить наши игры. Сконцентрируйтесь на этом»⁴⁴.

Тем же вечером отдел по торговле правительственными бумагами в полном составе появился на террасе огромной квартиры Макинтоша (расположенной в Вест-Вил л идж с видом на Гудзон) на ранее намеченное барбекю. К всеобщему ужасу, там появился и Том Страусс, после чего температура на террасе, казалось, снизилась на несколько градусов⁴⁵. Вместо того чтобы болтать и попивать пиво до десяти или одиннадцати вчера, как было принято, все убрались из дома Макинтоша уже к восьми часам.

В четверг, 15 августа, после выхода пресс-релиза по компании поползли слухи о том, что настало время «длинных ножей» и что Макинтош неминуемо покинет фирму. Он провел в трейдинговом зале весь день, размышляя о том, могут ли Гутфрейнд и Страусс уволить его за нарушение субординации в присутствии всех сотрудников. Тем временем доверие рынка к Salomon пошатнулось. Курс акций, тонувший всю неделю после закрытия в предыдущий четверг (когда он составил около 37 долларов), резко упал до 27. Столь резкое падение было связано с тем, что владельцы акций испугались еще большей проблемы, чем нарушения Мозера, — «бегства клиентов». И на самом деле это бегство уже началось.

Пирамидальная природа баланса любого инвестиционного банка отлично понималась инвесторами. Однако Salomon была уникально большой компанией — больше, чем любая страховая компания. По размеру активов она уступала лишь Citicorp. Из-за огромных размеров компании ее отдел, занимавшийся кредитами, действовал в качестве брокера, продававшего и покупавшего среднесрочные долговые обязательства самой компании. Внезапно в четверг перед дверями отдела выстроилась целая очередь продавцов и ни одного покупателя. Трейдеры были вынуждены выпускать обратно свои долговые обязательства за деньги самой компании, а не других покупателей. Так как желающих совершить покупку не находилось, они превратились в простые кусочки бумаги, на которых было написано, что Salomon заплатит в будущем Salomon за счет собственных средств Salomon. Однако по мере сокращения средств в хранилищах компании эти долговые обязательства могли бы превратиться в ничто — если бы только ситуация не изменилась. Для сохранения запасов трейдеры начали предлагать покупателям выкуп бумаг по меньшей цене⁴¹³. Продавцы быстро поняли — происходит что-то неладное, и их очередь выросла в несколько раз.

К концу дня трейдеры Salomon были вынуждены купить собственных ценных бумаг фирмы на 700 миллионов долларов. В какой-то момент они вывесили табличку «закрыто», действуя подобно банку во времена Великой депрессии, с шумом захлопывавшему окно кассы⁴¹⁴. Никакая другая фирма не изъявила желания покупать долги Salomon. И это означало, что Salomon оказалась совсем близко к банкротству.

На следующее утро, в пятницу 16 августа, на первой странице New York Times была опубликована огромная фотография Гутфрейнда под заголовком «Уолл-стрит считает серьезной угрозу для Salomon Bros. — НЕЗАКОННЫЕ ДЕЙСТВИЯ ПРИ ВЫСТАВЛЕНИИ ЗАЯВОК. — Не исключены отставки на самом верху и проблемы с обслуживанием клиентов. — Цена акций компании резко падает»⁴⁶. Помимо фотографий Гутфрейнда газета опубликовала несколько фотографий Страусса. Гутфрейнд и Страусс в компании Марти Липтона позвонили в нью-йоркский офис Корригана, и их звонок был переадресован в офис председателя ФРС Алана Гринспена в Вашингтон. Корриган и Гринспен с рассвета обсуждали с министром финансов Ником Брэд и вопрос о том, «кто, черт побери, должен прийти и навести в фирме порядок»⁴⁷. Страусс, многолетний друг Корригана, понял, что их дела плохи, когда тот обратился к нему: «Мистер Страусс»⁴⁸. Раздраженный руководитель Федерального резервного банка, предполагавший, что правление знает о письме Стернлайта (представлявшем смертельную угрозу), был шокирован их последним пресс-релизом. Он воспринял неготовность компании к решительным действиям — таким, как увольнение высших руководителей, — как знак того, что правление Salomon пытается его надуть⁴⁹.