Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро

Сийес, давно планировавший государственный переворот и делавший ставку на Жубера, понял, что его планы рушатся. Тем не менее экс-аббат упорствовал, срочно пытаясь найти замену Жуберу на роль организатора переворотов в пользу революционеров, пристроившихся к власти и надеявшихся окончательно укрепить ее за собой. Моро, посланный командовать войсками на Рейн, должен был по пути проехать через Париж; это был удобный случай прозондировать его настроение и развеять сомнения. Если он уклонится, его, вероятно, можно будет заменить Макдональдом (впоследствии женившимся на вдове Жубера), или Бернонвилем. Вообще генералов был большой выбор. Все они обладали военными талантами, но в политике быстро терялись, начинали колебаться, робеть, не решались взять на себя инициативу. Сийес минутами просто впадал в отчаяние: «Где та сила, что осуществит мои планы?» — восклицал он.

Внешняя опасность надвигалась все грозней, чреватая всеми другими. Правительство понимало, что как только австрийцы перейдут через Альпы и вторгнутся во Францию, в стране начнется гражданская война. Власть погибнет, раздавленная между анархистами и роялистами, если только Суворов не подоспеет вовремя, чтобы примирить всех революционеров, повесив их рядышком. Среди этой жестокой неурядицы умы инстинктивно обращались к отсутствующему герою, к великому покровителю, и вглядывались вдаль, ища его на горизонте. Призывали меч, уже поднятый однажды на защиту революции и Франции. «Нам недостает Бонапарта», — писала газета «Le Surveillant» от 12 фрюктидора VI года. Порой распространялись слухи о его возвращении; газетчики выкрикивали эту новость на улицах, и весь Париж приходил в волнение (см. донесение Генерального штаба от 5—6 термидора VI года о ложной высадке генерала Бонапарта в Генуе: «Archives Rationales», A.F. t. Ill, p. 168). Ho разочарование не заставляло себя ждать, и снова росло недовольство правительством, которое отправило его в почетное изгнание в Египет. Но где он сейчас? Вязнет в песках Сирии или стоит под Сен-Жан-д'Акром, прижатый к стене турецким пашой? Иные уверяли, что Бонапарт ранен, что пришлось сделать ампутацию. За четыре месяца ему не удалось переслать во Францию ни одного бюллетеня — хотя бы весточку, письмо, два-три слова! Сведения о нем черпались из корреспонденции частных лиц и английских газет, и то редкие и тревожные.

Тем временем положение на границах Франции становилось угрожающим. Речь шла о потере Швейцарии. Тридцать тысяч русских под командованием Римского-Корсакова, двадцать пять тысяч австрийцев под начальством Готце и Елачича стремились блокировать Массену между Цюрихом и Люцерном. Суворов же, наступавший от Милана к северу с двадцатью четырьмя тысячами человек, должен был обойти французскую армию через Альпы и атаковать ее с тыла. Если бы ему удалось поставить Массену между двух огней, разбить его и соединиться с Римским-Корсаковым и Готцем, ничто уже не остановило бы его победоносного шествия: вступив в Люцерн, «старый скиф» на другой день был бы в Базеле, на третий — на пороге Эльзаса и через Бельфор проник бы во Франшконте, где роялистская партия была многочисленна, хорошо организована и нетерпеливо ждала его. Пограничные департаменты Франции чувствовали опасность. «Суворов и русские, особенно казаки, — писал Альберт Вандаль, — страшно действовали на народное воображение; их представляли себе гигантами-варварами, непобедимыми, неотразимыми, великим резервом юга, обрушившимся на Францию». Несмотря на грозную опасность, нигде не замечалось общего движения, ни следа того душевного подъема, который в 1792 и 1793 годах сделал Францию, восставшую на иноземца, великой и грозной. А между тем в душе французского народа таился глубокий запас жизненных сил, сокровища скрытой энергии; но эти силы дремали, не направляемые, не управляемые, под гнетом унижающего, опозоренного режима. «Классы, некогда богатые или зажиточные, — писал Альберт Вандаль, — страдая под этим ненавистным гнетом, ждали иноземца, быть может, призывали его; в Марселе женщины ввели в моду уборы а ля Суворов, ленты и шляпки а ля Шарлот, в честь эрцгерцога Карла; в Совете пятисот один оратор с трибуны обличал марсельцев, которые обучались русскому языку, чтобы удобнее беседовать со своими избавителями». Париж отвык от вестей о победах.

Но постепенно Фортуна поворачивается лицом к Франции. 1 вандемьера столица была обрадована блестящим военным подвигом: в Голландии Брюн, атакованный англо-русскими войсками близ Бергена, дал им яростный отпор и заставил отступить с большим уроном. Успех этот, однако, не был решительным. Армия герцога Йоркского, хотя и сильно потрепанная, держалась стойко, прикрытая своими редутами и плотинами; и победоносному Брюну предстояло через несколько дней отступить, эвакуировав Алькмаар, и отвести свои войска на другую позицию, поближе к Амстердаму.

Кстати, в этой бесславной для русского оружия голландской экспедиции сражались 17 000 солдат Павла I, две трети из которых провели зиму 1799/1800 гг. на британских островах Джерси и Гернси, расположенных в проливе Ламанш. Британская газета «The Mirror of The Times», хорошо осведомленная о положении дел в Нидерландах, информировала своих читателей 6 октября 1799 г., ссылаясь на 5-ю статью соглашения между Англией и Россией: «…в случае возникновения непредвиденных обстоятельств, в результате которых Его величество король Великобритании будет вынужден прекратить войну,…стороны договариваются, что при неуспехе экспедиции в Голландии 17 000 русских солдат будут зимовать в Англии. Это положение, однако, не обязывает нас принимать упомянутых иностранцев именно в Англии, поскольку они, скорее всего, будут отправлены на острова Джерси и Гернси, если вдруг злая судьба прибьет их к нашим берегам… Имеется еще одно небезынтересное обстоятельство, о котором следует упомянуть. Англо-русское соглашение обязывает российского императора предоставить 17 000 солдат для экспедиции в Голландию. Однако оно не обязывает его поддерживать первоначальную численность. Сейчас, когда в результате неудачной кампании, личный состав его войска уменьшился до 12 000 чел., российский император не в состоянии отложить (чтобы потом вернуть Англии. — А. З.) примерно треть от 40 000 фунтов ежемесячно перечисляемых Петербургу на содержание первоначальной численности корпуса. Кроме того, в приложении к соглашению имеется отдельная статья, обязывающая императора всероссийского предоставить корабли для транспортировки наемных войск».

Вот это заявление! Здесь мы, пожалуй, впервые узнаем, что русские, оказывается, были наемниками, а не союзными войсками, объединенными одной целью и действовавшими в интересах коалиции. На самом деле Англия в то время была готова на все, лишь бы уничтожить республиканскую Францию. Позднее Павел I скажет, что он «подает помощь своим союзникам, а не торгует наемными войсками и не продает своих услуг.».

Все понимали, что решительное сражение должно состояться в Швейцарии. Что же делал Массена с полученными им подкреплениями и многочисленной армией? Почему он не решил оттеснить Римского-Корсакова и Готце, прежде чем Суворов обойдет его через перевал Сен-Готард и выйдет ему в тыл? Напрасно Бернадот, военный министр республики, подбодрял и подстрекал его. Директоры, в конце концов, решили отправить Бернадота в отставку, не оглашая этого сразу. Как вдруг 7 вандемьера с театра войны прибыл гонец с известием о вторичном взятии Цюриха и выигранном сражении — на этот раз настоящем большом сражении, одном из самых славных в истории революционных войн. Французские войска, переправившись через р. Лиммат, отбросили русских и заперли их в городе. Им с трудом удалось спасти свою пехоту. Кавалерия, артиллерия и обоз были потеряны. Армия Римского-Корсакова была наголову разбита. Потери составили 12 000 убитыми, ранеными и взятыми в плен, кроме того, французы захватили все знамена, штандарты, 150 орудий и много зарядных ящиков. В тот же день был убит фон Готце, и его войска в беспорядке отступили, теснимые Сультом.