Сталин. Большая книга о нем

одновременно уменьшился запас патронов левого ШКАСа до 450 шт. Секундный залп Пе-2,

вооруженного только ШКАСами, составлял 1,152 кг, а с пулеметами Березина он почти

удвоился и стал равным 2,208 кг». (Источники: «История конструкций самолетов в СССР, 1938

—1950 гг.», К.Ю. Косминков, Д.В. Гринюк «Пикирующий бомбардировщик Пе-2»).

11-я сад располагалась в райцентре Лида Гродненской обл. в Западной Белоруссии. Кроме

122-го полка, где служил Долгушин, состояла также из:

127-го иап (его базировавшегося в г. Скидель), 16-го сбап, располагавшегося на 22 июня в

с. Черлены (похоже, 122-й иап 22 июня частью отправляли в Лиду, частью — на аэродром

127-го иап и частью — к бомбардировщикам), и 190-го штурмового авиационного полка (шап),

но он на 22 июня находился под Витебском, получал матчасть и только формировался. Как

пишет Д. Киенко, 190-й шап «находился в г. Щучин, моем родном городе, в количестве 16

человек, а летный состав в Воронеже на обучении на Ил-2».

В 16-м сбап имелось 46 экипажей на 24 СБ, и также приняли на заводе 37 Пе-2 — итого

61 машина.

Однако к 22 июня Пе-2 не перегнали в полк. И этот полк был разгромлен в первые же

часы войны, без боя.

Утром 22 июня на аэродром Черлены был совершен налет, отчего, по докладу

политотдела 11-й сад: «Самолеты СБ полка горят. Подробности и потери неизвестны…» Из

донесения командующего ВВС 3-й армии командующему ВВС фронта: «В 4.00 22.06.41 г.

противник атаковал одновременно наши аэродромы. Выведен из строя целиком 16-й полк

бомбардировщиков».

Правда, когда маршал авиации Н.С. Скрипко писал свои мемуары в советские времена, то

он написал так про этот 16-й сбап:

«Когда к аэродрому, где и базировался 16-й скоростной бомбардировочный авиаполк,

приблизились фашистские самолеты, командир эскадрильи капитан Л.С. Протасов немедленно

взлетел на своем бомбардировщике и неожиданно для гитлеровцев врезался в головное звено

истребителей Ме-110. Воспользовавшись замешательством, разбив их строй, капитан Протасов

пулеметным огнем сбил один “мессер”. А расстреляв все патроны, героический экипаж таранил

своей машиной второй самолет гитлеровца и погиб…» («По целям ближним и дальним», М:

Воениздат, 1981 г., гл. «Война», с. 70.).

Н.С. Скрипко, с ноября 1940 г. командир 3-го дальнебомбардировочного авиационного

корпуса в составе ВВС ЗапОВО, дислоцированного в Смоленске, полковник, утверждает, что

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

343

«директива о приведении всех частей в боевую готовность стала известна командующему ВВС

Западного особого военного округа в 00.30 минут 22 июня 1941 года». Но он не прав. Директива

№ 1 пришла в Минск только в 0.45, и узнать ее содержание Копец мог от Павлова только к 1.30,

не ранее. Если только Копцу о ней не сообщил кто-то еще, до Павлова… например,

командующий ВВС РККА из Москвы по поручению наркома Тимошенко, что вполне возможно,

но, как показывал Павлов, Копец и от него получил команду «приводить войска в боевое

состояние» примерно в 1.30. Скрипко пишет, что «директива наркома обороны,

предупреждающая о возможном нападении фашистской Германии, обязывала

Военно-воздушные силы быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный

удар немцев или их союзников, предписывала рассредоточить всю авиацию по полевым

аэродромам и тщательно замаскировать ее».

Однако даже если Копец и узнал о ее содержании к 1.30, он, похоже, не во все

авиадивизии дозвонился и не все авиачасти по тревоге до нападения Германии поднял. Ибо

Скрипко и пишет, что, только «узнав о нападении гитлеровцев, я объявил боевую тревогу

авиадивизиям и частям корпуса». И произошло это потому, что Копец «сумел за это время

передать приказ лишь 10-й смешанной авиадивизии, а остальные соединения не получили

никаких распоряжений, поскольку еще с 23 часов 21 июня прекратилась телефонно-телеграфная

связь»… Похоже, Копец успел дозвониться и в 11-ю сад Долгушина. Но — ох уж эти

порезанные диверсантами провода… которые, по другим воспоминаниям, вышли из строя все

же ближе к 2.00.

Генерал-майор авиации Г.Н. Захаров: «Уже давно рассвело, когда раздался звонок из

штаба авиации округа. Это было, по памяти, между пятью и шестью часами утра. Звонил

командующий ВВС округа: “Нac бомбят. С Черных и Ганичевым связи нет”.

Это было первое сообщение о начале войны, какое я услышал. Копец говорил ровным

голосом, и мне показалось, что он говорит слишком медленно» (Я — истребитель. М., 1985 г., с.

112.).

Так узнал о начале войны командир 43-й смешанной авиадивизии, стоящей за Минском.

Тот самый, что 18 июня вместе со своим штурманом на У-2 делал облет границы в полосе

ЗапОВО. После чего и было принято решение приводить в повышенную боевую готовность все

части запокругов, в том числе ВВС и ПВО.

Однако хотя в 11-ю сад около 2.30 22 июня и прошла команда «тревоги», но при этом,

оказывается, для приграничных авиаполков был и некий запрет подниматься в воздух! Вот что

приводит в своей книге «Июнь 1941. Разгром Западного фронта» (М., 2008 г.) Д. Егоров о

начале войны в 122-м иап Долгушина:

«Н.А. Буньков, бывший рядовой радиовзвода роты связи 286-й авиабазы, вспоминал:

«Фашистские самолеты беспрерывно бомбили наш аэродром, наши самолеты, стоявшие,

как солдаты в строю, ровными рядами по всему аэродрому (вот так был «выполнен» пункт

приказа НКО о запрете линейного расположения матчасти. — Д.Е .). Летчики к 4:00 22 июня

были уже в кабинах самолетов, готовы к бою. Но ни один самолет не взлетел навстречу врагу, а

фашисты без помех в упор расстреливали, бомбили и поджигали все самолеты, ангары, все

аэродромное хозяйство. Представьте себе наше горе, отчаяние, недоумение… На вопросы нам

отвечали:

«Нет приказа на взлет и борьбу с врагом. Это провокация, местный инцидент». И так

продолжалось до 6 часов утра! Но вот оставшиеся целыми самолеты в 6 утра вылетели

навстречу врагу, в бой. И как дрались! Мы не напрасно гордились «своими» летчиками» [76,

письмо]» (с. 118).

Смотрим еще раз, что рассказывал Долгушин:

«А у меня-то звено готово! Я тогда исполнял обязанности командира звена и доложил

командиру эскадрильи капитану Емельяненко: “Звено готово!” Он вызвал командиров звеньев.

Собрались, сидим. И вдруг видим, со стороны Белостока на высоте примерно 300 м идет звено

нашим строем. Когда мы их увидели, до них было еще далеко. Мы знали, что в Белостоке один

полк переучивается на “Миги”, и решили, что это “Миги” из Белостока. А когда они подлетели

поближе, мы увидели, что это Me-109. И вдруг они развернулись и начали бить!..

Емельяненко (комполка. — Авт .) говорит: “Долгушин, взлетай!” Никакого официального

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

344

задания мне не давали. Просто: “Взлетай!”…»

Долгушин улетел на разведку в сторону Гродно, а «полк начал подниматься (взлетать)

где-то в 6.30—7.00. Первая эскадрилья начала взлетать первой, ведь она находилась рядом с

палатками, и каптерки были близко, а нам надо было еще перебежать аэродром. Затем другие

эскадрильи начали взлетать. Тут же налеты их [немцев] остановились.

Итоги налета Me-109 были незначительными.

Средств ПВО не было. На краю аэродрома была одна машина со счетверенными

“Максимами”, но ее сразу расстреляли. Перед этим у нас была комиссия из Москвы на Ли-2,

который стоял на аэродроме. Да немцы Ли-2 в первую очередь и сожгли. Комиссия на

автомашине уехала в Минск, а в Минске сели на поезд и уехали в Москву…» (Источник:

«Трагедия 11-й смешанной авиационной дивизии». Перевод с белорусского. Сайт infoCity.by.