Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936

Четверг, 19 декабря, Важные события в Женеве. Полный провал плана Хора – Лаваля. Совет Лиги его похоронил или, вернее, забальзамировал, согласно обычаю этого учреждения. Комитет экспертов по применению санкций продолжал свою работу.

В английском парламенте отставка сэра Сэмюэля Хора вызвала жаркие дебаты. Палата выразила свои симпатии уходящему в отставку министру. Он рассказал о предпринятых им усилиях в целях изыскания основы мира, сохраняя в то же время верность доктрине коллективной безопасности. Встал вопрос о наложении эмбарго на нефть; опасность войны все возрастала. Сэр Сэмюэль Хор решил отправиться в Париж, куда его настоятельно приглашали, за пять дней до начала женевских дебатов о нефтяных санкциях. Его переговоры с Лавалем состоялись 7 и 8 декабря; несмотря на свое резко отрицательное отношение к некоторым разделам проекта, он согласился начать переговоры на основе, представлявшей собой минимум французских предложений. «Сегодня, – заявил сэр Самюэль Хор, – эти предложения мертвы, против них восстал весь мир». Уходивший в отставку министр выступал перед возбужденными депутатами и перед лицом открытой оппозиции, которая проявлялась даже на скамьях правительства. Чувствовалось, что враждебный ропот приводил его в замешательство. Он говорил, что Англия одна приняла военные меры предосторожности. Он утверждал, что его совесть безупречна.

От имени лейбористов выступил Эттли и после обычных слов вежливости напал на него и подверг критике деятельность правительства в целом. «Парижские предложения», – заявил он, – отдают Италии половину Эфиопии взамен коридора для верблюдов. Оппозиция требует, чтобы эти предложения были отвергнуты. Они мертвы, но их продолжают рассматривать в настоящий момент по меньшей мере как мнение английского правительства. Это – предательство по отношению к английскому народу. Совсем не в духе английского правосудия идти на огромные уступки злоумышленнику за счет жертвы. Это означало бы противозаконную премию и поощрение войны в будущем… Даже если бы существовала непосредственная угроза войны, то и это не оправдывало бы действия правительства… Правительство не ограничилось переговорами; оно стало на сторону агрессора».

Болдуин в меру своих сил защищал сэра Сэмюэля Хора и правительство, заявляя, что в течение всего воскресенья отсутствовала связь и что Лондон узнал о заключении соглашения еще до того, как стали известны его условия. «Утечка» произошла до того, как кабинет смог изучить эти документы. Премьер-министр не пожелал дезавуировать своего отсутствовавшего коллегу, а лишь подтвердил свою верность Лиге наций при условии, что она будет действовать коллективно. Сэр Остин Чемберлен поддержал правительство и попытался успокоить страсти. Сэр Арчибальд Синклер и сэр Стаффорд Криппс, а также лейборист Дальтон обрушились на него. Невиль Чемберлен, который внутри самого кабинета поддержал Парижский план, откровенно признал, что правительство, поразмыслив, сочло свое одобрение плана ошибкой. Палата общин воздала должное этой откровенности. Оратор указал на ответственность Франции за эту авантюру. В конце обсуждения критическая резолюция, предложенная лейбористами, была отвергнута 397 голосами против 165.

В том же духе прошло в палате лордов обсуждение резолюции, предложенной от имени оппозиции либералом лордом Дэвисом. Лорд Галифакс не без некоторого замешательства объяснил внезапное решение правительства, вызванное разоблачениями французской печати. Палата была возмущена. Лорд Понсонби выступил с обвинением против нашего министра. Верхняя палата приняла открытым голосованием резолюцию лорда Дэвиса, призывавшую правительство возобновить традиционную политику Великобритании. Тревога была очень сильной.

В тот же день, в четверг, 19 декабря, германский посол нанес мне продолжительный визит, сообщив о своем предстоящем отъезде. Сердечная беседа о России, разоружении, колониях. Он все еще заверял меня в стремлении Германии к соглашению, но не сказал ничего определенного.

От парламентской группы радикалов я получил послание с выражениями симпатии; я ответил на него, изложив причины моей отставки, вызванной невозможностью совместить мои различные обязанности. «Председатель партии обязан, сохраняя и развивая доктрину партии, обеспечивать независимость этой партии, свободу ее действий. Министр же, пока он участвует в правительстве, в силу парламентской и республиканской традиции должен, каковы бы ни были его убеждения, сохранять в тайне обсуждаемые правительством вопросы и быть с ним солидарным при голосовании. Во многих случаях я пострадал от этого противоречия, которое подвергало человека опасности показаться нелояльным одной или другой стороне. Это послужило причиной решения, о котором я заявил в июле; этим же объясняется и мое сопротивление на ваграмском съезде. Инциденты, имевшие место вчера вечером, лишь укрепили меня в давно созревшем, продуманном и глубоком убеждении. Я прошу своих коллег понять его и согласиться с ним. Я остаюсь среди них, преисполненный желания разделить их борьбу, преданный, как и они, доктрине партии, готовый на все для ее защиты».

Пятница, 20 декабря. Меня навестил Лаваль. Явно озабоченный, но очень спокойный, он ввел меня в курс событий. Он поблагодарил меня за мое выступление в Исполнительном комитете. Он очень хорошо переносит свое поражение в Риме, в Аддис-Абебе, в Лондоне, в Женеве. Однако моральный урон велик. Один профессор истории Франции в лондонском университете написал мне 19 декабря:

Четверг, 26 декабря 1935 года. Заседание совета министров. Я провел несколько дней в Лионе, занимаясь административной работой и отдыхая, что мне позволило как следует поразмыслить. Лаваль сделал нам общий отчет о событиях. О внешней политике он говорил очень мало, он, кажется, верит в успех правительства во время предстоящих дебатов. Прекрасный пример подобных заседаний совета министров, на которых о главном умалчивается, но зато о второстепенных вещах говорится непомерно много.

После совещания меня вызвал президент республики. Он призывал меня воздействовать на моих друзей с тем, чтобы они голосовали за правительство. Наша беседа затянулась. Я напомнил президенту все, что я сделал, дабы помочь правительству, но теперь речь идет о вопросе морали, о чести Франции и всей совокупности ее интересов. «Не идем ли мы, – сказал я главе государства, – к возобновлению слепой политики, которая привела нас к 1870 году?» Он заверил меня, что и сам был не в восторге от проекта Лаваля – Хора, когда представил себе его на карте. Мы долго говорили о статье 16 Устава. Я доказывал ему, скольких трудов нам стоило склонить Англию действовать в духе этой статьи и сколь опасно отрекаться от этой статьи, когда Англия выступает за нее.

В пятницу, 27 декабря, заседание началось в обстановке величайшей неуверенности. Лаваль зачитал свое заявление, напомнив обстоятельства, при которых возник и разрабатывался его план. Его слушали в полном спокойствии, пока он не высказался в резких словах об итальянском правительстве, что вызвало аплодисменты среди левых. По мнению Лаваля, нужно было решить, соответствовала ли проводимая им политика интересам нашей страны и не уклонился ли он от выполнения обязательств Франции в отношении Лиги наций. Он торжественно заявил о своем уважении Устава Лиги наций и о том, что он содействовал претворению этого Устава в жизнь; он заявил, что Франция приняла на себя обязательство оказать Великобритании помощь в случае нападения на нее; он подтверждает это обязательство. Он снова признался, что опасался возникновения какого-либо инцидента; правые аплодировали ему за проявленное им стремление избежать войны. Что касается наложения эмбарго на нефть, то он считал, что это увеличит военную опасность; вместе с сэром Сэмюэлем Хором он изыскивал наилучшее средство защиты интересов обеих стран. Парижские предложения погребены, но Комитет тринадцати возобновил свою работу. Расширит ли поле своей деятельности Комитет восемнадцати? «Международное право создано для того, чтобы помешать возникновению войны, а не сделать ее всеобщей». Эта фраза, встреченная аплодисментами правых, вызвала протесты и критические замечания среди левых. Затем Лаваль намекнул на опасность в будущем. Лига наций не является всемирной организацией, поэтому ее задача становится более сложной; она сама должна осознать пределы своих возможностей. Однако председатель совета министров не ответил на выдвинутое им самим возражение; чувствуется, что у него нет доверия к женевскому институту. Он не отрицал своих разногласий с лондонским правительством, признавая в то же время, что франко-английское сотрудничество является важнейшим фактором мира. Его речь встретили прохладно; ему кое-как аплодировала лишь правая половина палаты.