Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765

Такое мужество заставило дрогнуть превосходившие количеством силы неприятеля, и вот «прежняя прусская храбрость превратилась в трусость», и хваленые войска Фридриха «стали искать спасения в ретираде». А. Т. Болотов нарисовал типичную картину боя в Семилетнюю войну. Русские солдаты дрались с беззаветным мужеством. Сражавшийся в войсках Фридриха немецкий историк и журналист Архенгольц засвидетельствовал, что русские войска являли «зрелище, какого доселе не видывали примеров».

Ломоносов пристально следил за событиями Семилетней войны и с ликованием откликался на русские победы. Его оды, написанные в это время, полны патриотического воодушевления. Он славит мужественного Петра Салтыкова, генерала петровской школы, который принял командование после того, как были отстранены граф Фермор и другие иностранцы, игравшие наруку Фридриху:

Ломоносов вместе с русскими войсками как бы присутствует на полях сражения. Он видит, как

И вот уже

После взятия Кенигсберга русскими войсками Ломоносов насмешливо спрашивал, вспоминая хвастливые заверения Фридриха:

Одна за другой следуют блестящие победы русского оружия — при Цорндорфе (1758), Пальциге и Кунерсдорфе (1759), взятие Берлина (1760) и Кольберга (1761)… Ломоносов хорошо сознает, какое впечатление на весь мир должны произвести русские победы, и замечательно угадывает моральное состояние прусского короля:

Поражения, которые терпел Фридрих от русских войск, сломили его дух. С 1757 года он запасся ядом, который постоянно носил с собой; он переходил от отчаяния к надежде и от надежды к еще большему отчаянию. 12 августа 1759 года Фридрих уже послал эстафету, что разбил войска Салтыкова. Но русская конница тем временем рассеяла пруссаков, а русская пехота вышибла их лихим штыковым ударом из Кунерсдорфа. Самого Фридриха едва не захватили казаки. «Несчастье в том, — писал он своему министру Финкенштейну, — что я еще жив. От сорокавосьмитысячной армии у меня не осталось и трех тысяч. В ту минуту, когда я пишу, всё бежит, и я не имею более власти над моими подданными… У меня нет больше никаких средств в запасе, и, сказать по правде, я считаю все потерянным». Через четыре дня Фридрих писал: «Если русские перейдут Одер и действительно захотят идти на Берлин, то мы дадим им битву скорее чтобы пасть под его стенами, нежели в надежде их победить». [357]

И Ломоносов, который, несомненно, хорошо знал положение в армии, мог с полным правом воскликнуть:

Среди государственных помыслов Ломоносова значительное место занимает военное дело. Ломоносов никогда не забывал о русской военной славе. Начиная от первой своей оды «На взятие Хотина» и до конца своей жизни он прославлял победы русского народа над многочисленными врагами — турками, «готфами» (шведами), пруссаками. Он гордился военным прошлым своего народа и часто напоминал о нем в своих речах и других сочинениях Ломоносов видел одну из главнейших заслуг Петра в создании «нового регулярного войска».

Он особенно подчеркивал разительные успехи Петра в самой организации армии, свидетельствующие об исторической зрелости и талантливости русского народа. «Удовольствовать всех одеждою, жалованьем, оружием и протчим военным снарядом, обучить новому артикулу, завести по правилам артиллерию полевую и осадную, к чему не малое знание Геометрии, Механики и Химии требуется… казалось по справедливости невозможное дело». Но русский народ преодолел все трудности и препятствия, стоявшие на его пути. С восторгом говорил Ломоносов о блистательном выходе России на историческую арену под гром петровских побед, когда, вопреки всем, кто не верил в будущее русского народа, вопреки «препинательным проискам» и «язвительному роптанию самой зависти», «загремели внезапно новые полки Петровы» и доказали всему свету, «коль горяча их ревность, каково в военном деле искусство».

Ломоносов всегда представлял себе Россию как великую миролюбивую страну. Ему была органически чужда мысль о завоевательной политике. Расширение территории русского государства он мыслил только как возвращение прежних земель или как добровольное объединение с Россией других народов. Так, например, он проницательно обращал свой взор на Дальний Восток, памятуя о том, что русские люди во главе с Ерофеем Хабаровым заняли в 1650 году Амур, который в 1689 году отошел от России по Нерчинскому договору:

Точно так же войны Иоанна Грозного и Петра I Ломоносов понимает лишь как борьбу за возвращение земель, искони принадлежавших русскому народу, и потому оправдывает их.