Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»

Еще, наверное, дело было в том, что Гамлет Высоцкого воспринимался зрителями просто как их современник. Многим хотелось, чтобы именно таким стал советский интеллигент. Но интеллигенты в своей массе брюзжали по поводу власти, но не боролись с ней.

А вот что о Высоцком-Гамлете вспоминал Юрий Любимов: «О Гамлете что я могу сказать… Володя все время ходил, говорил, что он хочет сыграть Гамлета. Когда мы стали репетировать, репетиции шли тяжело и трудно. Оказалось, что он вообще хотел, а конкретно… не очень был готов. Потом, когда был такой тупик в работе, он даже исчез на некоторое время. Потом вернулся, стал очень хорошо работать. Роль свою он совершенствовал до самой смерти. И играл он даже перед смертью. Когда он сыграл последний раз? 18 июля играл и должен был играть 27-го, когда мы отменили спектакль и никто не вернул билеты. Ни один человек. И по-моему, даже деньги никто не потребовал. А над ролью он этой думал, часто мы с ним говорили, потому, что такая же уникальная, как он сам. Были случаи, когда он играл ее совершенно необыкновенно. Один раз, с моей точки зрения, он играл ее гениально – в Марселе. Он пропал. Волею судеб я его ночью нашел. Врачи сказали, что ему играть нельзя. Он сказал, что он будет играть. Дежурил врач. Ведь никто не заставлял. Он сказал: «Я своим долгом считаю – играть». А врач боялся, что у него не выдержит сердце. Во время спектакля я актеров предупредил, что если что-нибудь случится и надо будет укол сделать, то они скажут: «Где Гамлет? Гамлет там. Сейчас он будет к вам доставлен». То есть мы придумали какую-то схему на случай, если нужно будет сделать укол за кулисами… Играл непередаваемо. Совершенно…»

Это Юрий Петрович говорил на вечере памяти Высоцкого в 1982 году. А вот что он поведал в интервью одной израильской газете шесть лет спустя: «Я Володе сказал: «Конечно, отменять «Гамлета»  – это дело очень и очень нехорошее для театра, для тебя, меня. Но здоровье твое дороже, поэтому я считаю, что завтрашний спектакль надо отменить». Володя подумал и говорит: «Юрий Петрович, я завтра сыграю». И подписал бумагу. И сыграл на такой высоте, как никогда не играл. Сил у него уже не было таких, запой сказался (про наркотики режиссер деликатно умолчал, да и тогда, в Марселе, ему о наркомании Высоцкого еще ничего не было известно. – Б. С.), поэтому он играл сухо, без вольтажей и прочих штук – божественно играл он. Никогда он так не играл, и его партнеры сразу заметили его состояние, и публика заметила, что совершается что-то необычное».

Но за этот звездный час Высоцкому пришлось расплачиваться дорогой ценой. Стоил ли он того? Об этом знает только Бог.

Иван Бортник на вопрос интервьюера: «Но почему даже в последние месяцы жизни Высоцкий все-таки играл Гамлета в любом состоянии, всегда приезжал на него?» – отвечал: «Во-первых, спектакль уже довольно редко шел. И, во-вторых, ну как? Идти на открытый конфликт с Любимовым? Володя был человек не конфликтующий вообще. Звонит Любимов: «Я прошу тебя сыграть». Володя плохо себя чувствует, действительно плохо – но идет… Жаловался мне: «Они хотят, чтобы я подох».

Тут надо сказать, что вообще между Высоцким и Любимовым и шире – между Высоцким и Театром драмы и комедии на Таганке существовали сложные отношения взаимозависимости, причем если в первые годы пребывание Высоцкого в труппе Таганки способствовало его раскрутке как барда, то в последние годы работы там Высоцкого театр в большей мере зависел от всесоюзной славы барда. Лучше всего, по-моему, об этом сказал в одном из своих интервью Виталий Шаповалов: «Я знаю, что в начале Володиной работы, когда меня еще не было в театре, Любимов не рассматривал его как крупную величину. Говорят, что когда Высоцкого однажды пригласили в кино, то Юрий Петрович отреагировал так: «Да кого вы приглашаете? Он средний артист…»

В 1979 году наркомания Высоцкого все прогрессировала, и в Театре на Таганке уже не могли не видеть, что с ведущим актером творится что-то пострашнее привычных запоев. 9 марта Золотухин записал в дневнике: «Видел во сне Высоцкого, который предлагал мне уколоться наркотиком… сам проделал это через куртку, в руку. Второй укол я ему сделал – обезболивающий… Это Тамара разглядывала вчера шприц и рассказывала, что на «Ленфильме» медпункт расхитили». Возможно, уже тогда Валерий Сергеевич подозревал, что его друг колется, хотя неоднократно заявлял, что о наркомании Высоцкого узнал только после его смерти.

Существует мнение, что для Высоцкого «и питие, и укол – способ разделаться с… внутренним «жлобом», способ убить злое начало в себе». В доказательство этого тезиса цитируется песня, написанная в апреле 1979 года:

Это мнение высказал Владимир Новиков, один из лучших биографов Высоцкого. Он, как кажется, склонен принимать подобное признание поэта на веру. Между тем это всего лишь самооправдание, превратившееся в самообман. И то психологическое одиночество, в котором Высоцкий оказался под конец жизни, было следствие главным образом его недугов. Вокруг него остались только те из друзей, кто мог доставать наркотики.

Характерно, что мысли о близкой смерти появляются в творчестве Высоцкого и в его интервью за два-три года до кончины, т. е. вскоре после того, как он подсел на иглу. По всей видимости, уже через несколько месяцев он начал осознавать гибельность своей новой страсти, но сделать уже ничего не мог. 14 сентября 1979 года Высоцкий выступал на Пятигорской студии телевидения. «Какой вопрос вы бы хотели задать самому себе?» – спросил его ведущий. Высоцкий ответил: «Я вам скажу… Может быть, я ошибусь… Сколько мне еще осталось лет, месяцев, недель, дней и часов творчества? Вот такой я хотел бы задать себе вопрос. Вернее, знать на него ответ».

Лечение наркозависимости обычно приносит эффект только тогда, когда начато не позднее чем через год после ее возникновения. Наркоманов со стажем вылечить почти невозможно. Известно, например, что Михаилу Булгакову удалось вылечиться от наркозависимости, которую он прекрасно описал в повести «Морфий». Он стал морфинистом в 1917 году в селе Никольское Смоленской губернии, где работал земским врачом, а излечился в Киеве весной 1918 года, где его отчим врач Иван Вознесенский стал вводить ему под видом наркотика безвредный раствор и постепенно отучил от морфия. Но тогда, когда Высоцкий пробовал начать лечиться от наркозависимости, столь простой метод уже не мог быть применен. Недуг зашел слишком далеко.

Также Михаил Шемякин вспоминает о Высоцком: «В последние два года постоянно говорили о смерти. Я не знаю, какой он был в России, но во Франции Володя был очень плохой. Я просто уговаривал его не умирать». И тот же Шемякин говорил после гибели друга: «Его смерть для меня – не просто неожиданность, для меня эта смерть – самоубийство».

Вот песня 1977 года, один из поэтических шедевров Высоцкого: