Иван Петрович Павлов (1849 —1936 гг.)

Л. А. Орбели рассказал мне о другой похожей истории из более поздпего периода жизни Павлова (о ней говорится также в воспоминаниях Б. П. Бабкина). Как- то в Институт экспериментальной медицины приехал в командировку профессор Харьковского ветеринарного института Н. Рязапцев, давний товарищ Павлова по рязанской духовной семинарии. Случилось так, что во время хирургической операции он ассистировал Павлову и тот в один из моментов обругал бывшего школьного товарища. Рязанцев ответил ему в том же тоне. Павлов сразу замолк. После завершения операции он заявил, что необходимо избавиться от дурной привычки.

Демонстрация опыта во время лекции И. П. Павлова студентам Военно-медицинской академии

Относясь очень внимательно к экспериментальной работе своих сотрудников, Павлов, однако, не уделял должного внимания подготовке их статей или диссертаций к печати. По рассказам, ему читали работы вслух, а он попутно делал те или иные замечания и давал советы. К редактированию он привлекал более опытных старших сотрудников.

Однако авторитет и обаяние Павлова были настолько сильны, что подобные недостатки и шероховатости в поведении учителя не оказывали заметного влияния на сердечное отношение к нему его сотрудников.

Иван Петрович обладал редким даром сжатого, образного, понятного изложения своих мыслей даже о самых трудных предметах. Если ко всему этому добавить еще Звучность голоса, отличную дикций, живую мимику, энергичную жестикуляцию — понятна будет магическая сила живого слова ученого, которая сохранилась до глубокой старости. Лекции Павлова в Военно-медицинской академии всегда пользовались громадным успехом: глубокие по содержанию, блестящие по форме, они сопровождались прекрасно поставленными опытами на животных.

«На втором курсе, когда мы приступили к систематическому слушанию лекций Ивана Петровича,— вспоминает академик Л. А. Орбели,— уже при первых его словах стало ясно, что пропустить какую-нибудь из его лекций невозможно, в такой степени живо и увлекательно они протекали. Они характеризовались исключительной простотой, исключительной четкостью и ясностью изложения, а вместе с тем были чрезвычайно богаты по содержанию и сопровождались очень интересными экспериментами» [⁷⁶ Л. А. Орбели. Памяти Ивана Петровича Павлова.— «Вестник АН СССР», 1936, Ко 3, стр. 21.].

Дар живой, образной и простой речи Павлов сохранил до конца своих дней. Он охотно и увлекательно рассказывал о событиях давно минувших дней, о встречах и впечатлениях, о привлекавших его внимание событиях текущей лабораторной и социальной жизни и в особенности о том, какие научные вопросы его волнуют, говорил о возможных подходах к их решению, вообще о перспективах своей научной работы. Павлов любил говорить и говорил долго и без устали. Часто он вслух размышлял над тем или иным вопросом. Возможно, одной из причин организации еженедельных (по средам) научных собраний сотрудников лаборатории Павлова (после того как он перестал читать регулярные лекции студентам) послужила любовь Ивана Петровича к живой речи и к педагогическо-лекционной деятельности. Его выступления на этих «средах» сплошь и радом были своеобразными лекциями, из которых его ученики обильно черпали идеи и темы для своей научной работы, а стенографические их записи, опубликованные в трех объемистых томах после кончины великого ученого, — до сих пор неиссякаемый источник для огромной армии его последователей в нашей стране и далеко за ее пределами.

Во время беседы

Живое общение с Иваном Петровичем оставляло глубокий след у его сотрудников, знакомых и случайных собеседников. Каждая встреча с ним обогащала и давала заряд бодрости и оптимизма. Несмотря на преклонный возраст, он своими физическими и умственными данными больше походил на молодого человека, чем на старика; ему по натуре всегда была свойственна страсть молодости. Его любовь к молодежи символична — он видел в ней будущих хозяев страны, строителей той новой жизни, убежденным сторонником которой он стал в последние годы своей жизни. В молодежи Павлов видел, в частности, своих наследников по науке — продолжателей дела, которому он посвятил свою яркую, содержательную жизнь.

Мои воспоминания

Я познакомился с Павловым осенью 1926 г. в Ленинграде. В один из солнечных сентябрьских дней я стоял у фасадной стены знаменитой «башни молчания» Института экспериментальной медицины и ожидал прихода Павлова в лабораторию. На душе было тревожно: предстояло увидеть человека, под влиянием книги которого я решительно и бесповоротно стал на путь физиологии, хотя чтение этой книги («Двадцатилетний опыт») и стоило мне нескольких месяцев напряженного труда с русско- армянским словарем в руках. Я должен был увидеть человека, непреодолимая тяга которому заставила меня, провинциального юношу, почти не говорящего по-русски, сделать весьма рискованный шаг — поехать в далекий и незнакомый Ленинград.

Точно в положенный час у ворот института появился Иван Петрович — бородатый старик, в серой шляпе и в сером осеннем пальто, сухощавый и чуть сутуловатый,, он быстрыми, ровными, энергичными шагами, заметно прихрамывая и ритмично стукая палкой о землю, стремительно направился к дверям лаборатории. Несколько минут спустя туда вошел и я. Обо мне доложили, и вскоре Павлов принял меня в своем кабинете. От волнения я никого и ничего там не заметил, кроме Ивана Петровича. Поздоровавшись, я вручил ему рекомендательное письмо Л. А. Орбели, первого моего учителя по физиологии, в лабораториях которого за несколько месяцев до встречи с Павловым я впервые увидел подлинное лицо физиологической науки и где в течение трех летних месяцев весьма интенсивно практиковался. Павлов прочел письмо и от его первоначальной сдержанности не осталось и следа. Он стал простым и приветливым. Иван Петрович поинтересовался моими научными наклонностями, результатами моей летней работы в лабораториях Орбели, планами на будущее. Должно быть, мои ответы на ломаном русском языке были довольно-таки забавны: Иван Петрович временами добродушно смеялся. Это меня поначалу сильно смущало, но постепенно я стал привыкать к нему и смеялся вместе с ним.

После 20—25-минут после беседы в кабинете Иван Петрович пригласил меня осмотреть экспериментальные кабинеты знаменитой «башни молчания». К моему изумлению и восторгу, он сам водил меня но лабораторным комнатам и давал необходимые разъяснения. Особенно долго мы задержались у одной звуконепроницаемой камеры условных рефлексов, и я выслушал детальный рассказ о собаке с удаленной корой одного полушария головного мозга (эту собаку сотрудница лаборатории в это время привела в камеру для очередного опыта). Затем, здесь же, опершись о стол, Иван Петрович довольно подробно рассказал о работе всего отделения в целом и о перспективах на будущее. Перед моим уходом Павлов задал мне несколько вопросов об общем положении дел в Советской Армении, в частности о состоянии народного просвещения, о молодом Ереванском университете и почему-то об истории захвата армянских городов Карса и Сарикамыша Турцией. Я покинул лабораторию в состоянии опьянения от счастья.

«Башня молчания» в Институте экспериментальной медицины

Мне казалось тогда, что любезный прием и теплое отношение ко мне были обусловлены в значительной мере рекомендательным письмом Л. А. Орбели. Но позже, работая у Ивана Петровича, я убедился, что он вообще принимал незнакомых ученых, в особенности приезжих, очень любезно.

До 1930 г. я встречался с И. П. Павловым довольно редко, так как не был еще его сотрудником, а лишь посещал, к тому же весьма нерегулярно, руководимые им научные учреждения и научные собрания. Однако на мою долю выпало счастье с 1930 по 1936 г., т. е. до конца жизни Павлова, быть его постоянным непосредственным учеником и сотрудником, общаться с ним часто и регулярно, каждодневно испытывать на себе обаяние его личности. В основном к этому периоду относятся и мои воспоминания о нем.