Антон Губенко

Японский летчик, уходя от преследования, произвел выстрел и попал в самолет Губенко. Объятый огнем, истребитель падал вниз, входил в опасное вращение.

Вражеские бомбардировщики — их осталось три, — потрепанные огнем советских истребителей, ложились на обратный курс.

Антон уловил момент, перевалился через борт, стабилизируя тело (вот когда пригодился опыт парашютных прыжков!). Оглушенный треском пулеметных очередей, отделяясь от чихающих, перегревшихся моторов, Губенко дернул за спасительное кольцо. Парашют раскрылся. Работая стропами, Антон убыстрял свое движение вниз, к земле.

Японские истребители, увидев раскрывшийся парашют, тотчас бросились к нему. Антон оказался в поединке с тремя неприятельскими истребителями. Кравченко, передав управление истребителями своему напарнику, стремглав бросил свою машину к Губенко, ведя обстрел японских самолетов. Кравченко кружил над парашютом, не позволяя врагу приблизиться.

Антон коснулся земли, снял парашютные ремни и быстро ушел в укрытие.

Григорий Кравченко прошел на бреющем над леском, где укрылся Антон, убедился в безопасности своего друга, сделал бочку и вновь ринулся в атаку.

После боя молодые китайские летчики, теряя привычную степенность, обнимали наших пилотов, хлопали их по плечу, оказывали им разные знаки внимания. Китайские офицеры косились на подчиненных: они не одобряли братания.

На 29 апреля японцы спланировали нанести удар по Ханькоу. Через сложные каналы разведки сведения об этом ударе поступили в наш штаб. Японские авиаторы летали, как правило, одним и тем же курсом, не меняя боевого построения и тактических приемов. Зная оперативные шаблоны японцев, Благовещенский ждал нападения… И скоро большая авиационная группа японских бомбардировщиков под прикрытием истребителей пошла на Ханькоу — на его военный аэродром и на школу летчиков. Японцы одним ударом хотели уничтожить главные силы китайской авиации.

Благовещенский готовился к этому сражению.

Рано утром он собрал летчиков и рассказал о своем замысле.

— Всем ясна задача? — спросил он и, высоко подняв широкое скуластое лицо, волевым взглядом обвел летчиков и, уловив в их молчаливом согласии полное понимание, добавил: — Новичков не беру. Наблюдайте бой с земли. Со мной полетят Губенко и Кравченко. Думаю, что японцы, не найдя наши самолеты на аэродроме, пролетят мимо, а затем вернутся обратно. Вот тогда, когда они расслабятся, мы и ударим. По самолетам!

Все случилось так, как и предполагал Благовещенский. Японские летчики были удивлены исчезновением аэродрома… Не изменяя курса, они прошли дальше за Ханькоу, развернулись. И тогда совершенно неожиданно, со многих направлений, на них налетели китайские и советские самолеты. Японские истребители сопровождения были оттеснены и, вместо того чтобы прикрывать бомбардировщики, стали защищать сами себя.

Еще две группы наших истребителей со стороны солнца невидимо подошли к бомбардировщикам. Загруженные до предела бомбами, тяжелые и неповоротливые многомоторные японские самолеты спешно сбрасывали бомбы, торопясь уйти на свои базы.

Итоги боя были внушительными: японцы потеряли более десяти самолетов, а китайцы — ни одного.

Благовещенского чуть ли не боготворили за предвидение и за умелое руководство боем.

После этой воздушной схватки китайское командование увидело в советских летчиках образец военного искусства. Неоднократно приезжал на аэродром старший сын Чан Кай-ши. Он недавно вернулся из Советского Союза, где прожил десять лет, посещал Борисоглебскую школу летчиков, женился на русской девушке. На Наньчанском аэродроме он устраивал банкеты в честь новых побед над японскими войсками, делал подарки нашим авиаторам, хвалил советские самолеты, летал на них — одним словом, старался заручиться дружбой Рычагова, Благовещенского и Губенко.

Об итогах воздушного сражения писали все японские газеты. Одну из газет привезли в Ханькоу и показали советским летчикам. В газете было сообщение о геройской гибели известного японского аса и скорбные строки японского императора в связи с потерей любимого летчика. Заслуги погибшего подняли авторитет Алексея Благовещенского. Но командир группы по-прежнему был простым, веселым человеком, любил своих боевых товарищей, настойчиво оберегал каждого советского пилота. А потери уже были, и немалые. В Ханькоу возникло русское кладбище…

— Антон, будь осмотрительнее, — требовал командир от своего подчиненного. Губенко улыбался и упрямо заявлял:

— Меня они больше не собьют.

Усилия всех советских авиационных эскадрилий были сосредоточены на решении важнейших военно-стратегических задач.

Наступило временное затишье. После 29 апреля 1938 года японцы предприняли налет на Ухань 54 самолетами и потеряли в этом бою 21 самолет — они тщательно скрывали свои замыслы, готовились к новым схваткам.

К 1 мая 1938 года китайскими и советскими летчиками было сбито 625 самолетов, потоплено четыре военных корабля, убито и ранено несколько тысяч солдат и офицеров. Практически были уничтожены непобедимые японские авиационные эскадрильи «Воздушные самураи», «Четыре короля воздуха», «Ваки кодзу» и «Сасэбо».

Советские военные советники организовывали ежедневные удары по важным японским военным объектам.

11 мая в воздушном бою над Южно-Китайским морем было сбито два японских самолета. В тот же день один боевой корабль был потоплен и два повреждены. 13 мая над Уханем японцы потеряли 14 самолетов, 20 мая китайские самолеты совершили демонстрационный полет над городами Японии: Нагасаки, Фукуока, Сасэбо и сбросили листовки с предупреждением: «Если ты и дальше будешь творить безобразие, то миллионы листовок превратятся в тысячи бомб».

После таких успехов советских и китайских летчиков надо было серьезно готовиться к новым и неожиданным налетам японской авиации на основные базы Китая. Японцы непременно захотят взять реванш за прошлые поражения, за бесславное 29 апреля.

К предстоящему сражению готовились скрытно и серьезно, произвели рассредоточение самолетов, создали необходимые резервы. Посты наблюдения 31 мая 1938 года подтвердили правильность расчета.

В отражении налета неприятельских самолетов участвовали все советские и китайские летчики.

Антон Губенко дрался, как всегда, отчаянно, смело, задиристо. Он имел уже пять сбитых японских самолетов. Осмотрительность, качество, конечно, важное, но попробуй догадаться, кто будет в тебя стрелять в этой карусели. Бой уже подходил к концу, когда Губенко вдруг увидел одинокий японский истребитель, торопливо уходящий в сторону своей территории. Он погнался за ним, желая заставить его сесть на нашем аэродроме. Губенко незаметно приблизился к противнику и рукой показал: иди на посадку. Японец зло осклабился, качая головой, передернул черными усиками и в довершение всего показал кулак. Антон опешил от такой дерзости и, уязвленный, решил уничтожить самурая. Напористость Антона тотчас вызвала испуг у противника, и он, желая избавиться от опасного преследователя, сделал маневр, чтобы оторваться от погони. Самолет Губенко как пришитый шел рядом. На лице японского летчика четко обозначились растерянность и желание быстрее найти выход. И в этот момент Губенко подвел свой И-16 к элерону правого крыла японского истребителя и винтом самолета разрушил его. Неприятельский самолет дернулся, накренился и, теряя управление, заскользил к земле. Удостоверившись в падении врага, Губенко благополучно приземлился на своем аэродроме.

Таран Антона Губенко вызвал многочисленные разговоры. Жена Чан Кай-ши тотчас прибыла на аэродром и довольно велеречиво поздравила капитана Губенко с награждением китайским орденом. Она делала заявление о награждении раньше, чем было принято решение… Вечером на банкете в честь такой победы в воздухе она вручила всем советским летчикам, принимавшим участие в воздушной операции, китайские ордена.

Антон Губенко был удостоен высшей чести сидеть рядом с Сун Мей-лин. Она оказывала ему всяческие знаки внимания и счастливо рдела от почтительного возвеличивания ее персоны.