Достался нам век неспокойный

В центре на красивых золоченых ножках стоял белоснежный рояль.

Присел за него, заиграл вальс. Откуда-то, не заметили ее вначале, кинулась на середину большая собака, пошла по ковру кружиться на задних лапах.

- Вот это зверь! - восхищенно заулыбался Антон. - Мадам! Бонжур, ву шер!.. Вы прелестны!

Давно уже, видать, дремавшие стены не отражали хохот и веселую речь. Служитель с улыбкой смотрел на высокого белявого иноземца, заводилу. Такие всегда нравятся. А тот уже с выражением читал:

Плачет метель, как цыганская скрипка.

Милая девушка, злая улыбка.

Я ль не робею от синего взгляда?

Много мне нужно и много не надо...

- Кажется, Есенин. А стихи откуда? - спрашиваю у Антона.

- По рукам ходят. Переписываем друг у друга.

- А знаешь ты, что не так далеко отсюда есть место, которое называется Гренада? А теперь слушай - вот стихи!

Выждав, он мягко, нараспев стал декламировать:

Мы ехали шагом.

Мы мчались в боях

И "Яблочко"-песню

Держали в зубах... Но песню иную

О дальней земле

Возил мой приятель

С собою в седле.

Он пел, озирая

Родные края:

"Гренада, Гренада,

Гренада моя!"

Мы слушали затаив дыхание. Это были стихи о бойце, который из книги узнал красивое имя - Гренада, и о том, что "Гренадская волость в Испании есть". Это было про нас, солдат-интернационалистов, про тех крестьян, которые помогали нам оборудовать аэродром...

Я хату покинул,

Пошел воевать,

Чтоб землю в Гренаде

Крестьянам отдать...

Антон вдруг замолчал, задумчиво уставившись взором в одну точку.

- Ты чего такой? - решаюсь спросить Ковалевского.

- Приехал Пумпур, растравил душу. О доме напомнил... Мне бы на часок туда, всего на часок! Пройтись по улице, воздуху родного хлебнуть, услышать, как скрипят шаги по морозу. И сказать друзьям-товарищам: как вы тут, черти, поживаете?

- Неплохо бы...

- У меня жена - замечательная. Я слов не подберу тебе сказать... И пацанята...

... Вверху плывут облака. Медленно-медленно. От земли идет едва ощутимый запах сена. А может, все это только кажется... И облака, и запах этот напоминают луг на берегу Тетерева, воскресный день, прозрачный золотистый воздух бабьего лета...

- Вот интересно, - подает голос Антон. Он прислонился спиной к дереву и тоже запрокинул голову. - Вернемся мы, встретят. Воевали, скажем. Будут спрашивать, и рассказывать будем - о боях, о тактике, о всяких острых случаях. А мы им - о том, как тосковали по нашему русскому снегу, по красным транспарантам над праздничными колоннами, по любимым...

- Хорошо философствуешь, - пытаюсь изменить настроение, хотя у самого черти по душе скребут. - Хочешь анекдот про философа?

- Ты мне лучше дай час, чтоб дома оказаться. Всего на час. Сотвори такое чудо!

Он отворачивает лицо и затягивает песню. Мы услышали ее уже в Испании, по приемнику, из Москвы. Только там пели быстро, бодро, а Антон завел негромко, раздумчиво.

Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, полей и рек,

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек...

- Камарадо Казимир! - истошно кричат от телефона. - Фашиста авиньон! Идут к порту...

- Всем взлет! - кричит и Ковалевский.

Антон запустил свой самолет первым и прямо с места взял старт. Мой что-то чихает, но пока не схватывает искру. Чуть замешкались и остальные. Слежу из кабины, как он набирает высоту. Сам уже делаю разбег, схватил краем глаза: Антон приближается к итальянскому "капрони". Бомбы уже несутся на порт, вздымаются черные столбы взрывов. Вот и Ковалевский совсем рядом, открыл огонь.

- Молодец Казимир!

Похоже, "капрони" подбит, но что он, что Ковалевский делает! Куда же ты, Антон?!

Возможно, я и в самом деле заорал, настолько все было нелепо. Черный дымок начинал тянуться за "капрони", и тот, снижаясь, шел на скалы. Что хотел Ковалевский, когда догнал его и пошел поверху? Ведь это - стать под пулемет стрелка!

Я съежился весь и похолодел. И точно - от "капрони" тотчас брызнула струйка огня.

Машина Ковалевского накренилась, развернулась, пошла круто вниз, к нашему аэродрому. Она из последних сил забирала к тому клочку чужой земли, где было что-то для нее родное. Птица хотела умереть поближе к стае... Самолет задел крылом за дерево, под которым только что беседовали два человека, тяжело развернулась и плюхнулась боком.

А "капрони" один за другим заходили на цель. Я разогнался как только мог и с ходу вонзил в ближайшего длинную очередь...

После боя подошел к тому месту, где недавно стояло, дерево. Теперь здесь - черная обуглившаяся трава да дымящиеся обломки.

... Я видел: над трупом

Склонилась луна,

И мертвые губы

Шепнули: "Грена... "

Нет, Ковалевского нам не суждено было увидеть даже мертвым.

- Альберти! - не узнав своего голоса, позвал для чего-то я врача.

* * *

Ночевать по-прежнему приезжаем в отель.

В городе - беспокойство, даже паника. Многие из местных жителей уходят - на лодках вдоль берега, на машинах, а то и пешком, таща за собой небольшие тележки со скарбом.

Однажды подняли с постели и позвали к телефону.

- Карта с вами? - спросили на том конце провода.

- Да.

На войне вырабатываются свои рефлексы. Вот как этот: зовут к телефону или к командиру, уже машинально прихватываешь карту.

- Сразу же с рассветом вашей группе необходимо перелететь к Мотрилю, в Долину рыбаков. В Малаге оставаться опасно.

Над Долиной рыбаков мы проходили, когда летели сюда, на юг. Маленькая площадка на берегу моря. Галька, переходящая к горам в небольшое пастбище.

Через час опять застучали в дверь.

- Камарадо! Телефон! Голос в трубке уже другой:

- Небольшое уточнение к задаче. Вдоль берега не лететь. Пройдите над горами, на долину выходите из глубины материка.

- Ясно.

Спать больше не пришлось. Времени до рассвета мало, а надо многое успеть. Скорее на аэродром!

Едва развиднелось - отправили колонну. На месте остались лишь несколько техников да пускач, чтобы обеспечить группе взлет.

Минут через сорок поднялись, а еще через полчаса оказались над Долиной рыбаков. На берегу моря чернело несколько опрокинутых лодок. Рядом на площадке паслась большая отара овец. Пришлось спикировать и отогнать их ближе к горам.

Предстоят обычные заботы: где рассредоточить самолеты, где держать горючее, боеприпасы, как наладить питание?..

Снесли в одно место парашюты, присели на них, советуемся. Забот мне теперь, после гибели Антона, прибавилось: назначен старшим группы.

- Командир! - закричал вдруг Квартеро и вскинул руку к морю.

Из-за скалистого мыса, справа, показался корабль. Я вскочил, отбежал влево, чтобы заглянуть подальше за мысок. Крейсер и два эсминца шли вдоль берега в километре от него.

Ни обдумать ситуацию, ни тем более что-либо предпринять мы не успели. Борта крейсера озарились вспышками, и сразу в нашей мышеловке, многократно усиленный отражением от гор, оглушительно заревел шквал разрывов.

Иногда неосознанное проявляется скорее и вернее, чем обдуманное. Какая-то внутренняя сила бросила к горам. К ним прижалась в страхе отара. Мы ворвались в нее, упали - хоть не так будут маячить наши силуэты. Затеи, выбравшись из этого овечьего вязкого плена, вскарабкались по камням, ища выступы, за которыми можно было бы укрыться.

На какое-то время стрельба утихла.

- Фу ты! - выглянул из-за камня Мирошниченко. - Вот это влипли.

- Все живы? - окликнул Матюнин. - Хименес! Где ты там?

Сверху шуршат камешки.

- Ну, брат! А я уж думал...

Корабли развернулись и вновь пошли вдоль берега, ударили с правого борта. Все повторилось. Казалось, горы сейчас не выдержат и начнут рушиться, нестись к морю текучим каменным потоком.

Наступившая тишина была так неестественна, словно ты нырнул с шумного берега в глубокую воду.