Яков Брюс

Как один из примеров в брошюре приводится эпизод участия Брюса в Ругодивском походе. Нейгебауэр не просто искажает факты, он еще и приводит скабрезности, порочащие жену Брюса.

Так автор пишет: «…генерал-майор Бруст (Brust, т. е. Брюс) должен был брать приступом Нарву без артиллерии, пороха и ядер. Когда же ему это не удалось, то посадили этого способного артиллериста на пять месяцев в оковы, а жена его разделяла ложе с Александром Даниловичем Меншенкопфом, и только чрез это Брюс снова вошел в милость» [25].

По этому поводу в вышедшей в 1705 году в Нарве брошюре барона Гюйссена говорится: «…генерала Брюса послали на скоро осаждать Нарву, а также он должен был доставить туда из Новогорода нужные военные припасы для войск, которые за ним следовали из разных мест. Это повеление он не исполнил с надлежащею быстротой, почему многие подведомственные ему артиллерийские служители, вопреки желанию и указу царя, остались позади. Это обстоятельство и было сначала поводом к обвинению генерала: его арестовали и отдали при Нарве под военный суд. Однако, по прошествии нескольких дней, когда были выслушаны оправдания Брюса и когда найдены основательными, его освободили с возвращением прежнего звания и допущением к исправлению высших должностей» [26].

Как видно, Гюйссен, приводя свою версию случившегося, считает, что Брюс был отдан под военный суд при Нарве и освобожден сразу, никаких пяти месяцев заключения не было.

Однако, ссылаясь на немецкого писателя Вебера, известный исследователь Бантыш-Каменский сообщает следующее: «…ему велено было поспешать с вверенными войсками, но как они были расставлены по разным местам: то Брюс и не мог собрать их к назначенному сроку. Недоброжелатели его воспользовались этим случаем, чтобы очернить усердного начальника. Он был лишен команды, и в опале сохранил великость духа. В 1701 году невинность Брюса оправдана…»

У историка Н. Г. Устрялова в «Истории царствования Петра Великого» приведена «Записка о ругодевском (нарвском) походе», в которой говорится: «28 июля [8 августа по новому стилю] 1700 года посланы из Москвы Яков Брюс, Иван Чамберс, Василий Корчмин до Новгорода, на скоро, и поспели в Новгород в 15 дней, за что гнев воспринял от его величества Яков Брюс и от команды ему отказано. Послан вместо Брюса, с полками, новгородский воевода Ив. Юр. Трубецкой». То есть Устрялов утверждает, что к Нарве Брюс вообще не ходил и уже в Новгороде был отстранен от командования [27].

Исследователь М. Д. Хмыров считал, что возвращен был Брюс «к отправлению прежних должностей» только после того, как оправдания его были признаны основательными.

Таким образом, историки пытались по-разному объяснить причины опалы, якобы обрушившейся на Брюса, веря немецкому автору и принимая его информацию за чистую монету.

На самом деле, в уже упомянутом письме Петра Трубецкому четко указано, что послан Брюс «для блакира и пресечения путей в Ижорскую землю», то есть ни о каком штурме Нарвы, одной из самых укрепленных цитаделей в Прибалтике, речь не шла, и за это никакого гнева Петра не могло быть.

Поход, о котором сообщает Петр, имел цель привести в Новгород под команду князя Трубецкого военных специалистов: инженеров, артиллеристов, фортификаторов, чтобы использовать их «для блакира и пресечения путей».

Подтверждением этому может служить фраза из «Гистории Свейской войны», в которой отмечено: «…в Новгород послан указ к губернатору князю Трубецкому, чтоб он блаковал Нарву, по которому указу он, губернатор, из Новагорода пошел к Нарве…» [28]

Что же касается чести жены Я. В. Брюса, то об этом у Гюйссена в его «Пространном обличении преступнаго и клеветами исполненного пасквиля» сказано: «Каким же образом его уважаемая супруга могла способствовать к освобождению мужа у князя Александра Даниловича, то никоим образом представить себе невозможно. В то время она находилась в Москве и, следовательно, за 130 миль от Нарвы, где был князь Александр Данилович. При тогдашнем положении дел мало думали о дамах, а между тем Брюс был освобожден гораздо прежде прибытия Меншикова в Москву. Вместе с тем известно, что эта самая дама, вполне достойная любви и уважения, довольно полна, известных лет, прекрасной репутации, совершенно христианской жизни и поведения, и более всего занята заботами о своем хозяйстве, нежели галантными похождениями» [29].

Эпизод с пасквилем Нейгебауэра показывает механизм действия легенд и мифов, которые позднее сочиняли о Брюсе.

К сожалению, лживая брошюра Нейгебауэра неоднократно переиздавалась с разными добавлениями во многих странах Европы. В ней затронута еще одна тема, очень важная с точки зрения создания варварского образа России среди европейских народов. Здесь рассказывается не только о жестокостях по отношению к иностранцам на русской службе, но и о жестоком обращении с пленными. Так автор брошюры утверждает: «шведы… поступают с пленными более по-христиански, нежели русские… последние думают, что только они христиане, а шведы, и в особенности все немцы, не более как бусурманы и язычники» [30].

Теперь, через 300 лет после описываемых событий, непредвзятые историки без политической ангажированности и национальной привязанности делают выводы, которые противоречат писаниям Нейгебауэра и других авторов публикаций, выходивших в Европе в свое время.

В статье, посвященной 300-летию Полтавской битвы, исследователь М. О. Акишин пишет: «Потерпев сокрушительное поражение в Северной войне, шведы сумели настолько дискредитировать противника в общественном мнении Европы, что даже в 1896 году А. З. Мышлаевский отмечал: „Русская армия XVIII века вызывает неоднократные упреки в ее варварстве, в стремлении вести войну не только с вооруженным противником, но и с беззащитными жителями. Для западных историков такой взгляд — почти аксиома“».

Исследователь сообщает, что, несмотря на большое количество научных работ по этому поводу В. Э. Грабаря, Ф. И. Кожевникова, Д. Б. Левина и Г. С. Стародубцева, где убедительно доказано, что Петр I запрещал насилие над населением оккупированных территорий и нарушение местных порядков и обычаев, гуманно относился к пленным, на рубеже XX–XXI веков в России появились работы, в которых эти выводы были поставлены под сомнение. В. Е. Возгрин впервые в российской и скандинавской историографии обвинил в геноциде русскую армию. О Петре он пишет: «…царь запятнал благородное военное искусство кровью женщин и детей, а свое имя российского государя — славой крупнейшего торговца беглыми рабами в Европе» [31].

Однако это совершенно не соответствует истине, выявленной в ходе многолетних исследований, ведь в ходе Северной войны шведы не раз задерживали парламентеров, захватывали корабли, перевозившие под белым флагом в Швецию письма шведских пленных из России.

Современный шведский историк П. Энглунд отмечает, что жестокое отношение к пленным — характерная черта шведского великодержавия. Как утверждает П. Энглунд, в шведской армии практиковался «зверский образ действий — беспощадно убивать всех и вся, не беря пленных». Это утверждение подкрепляется целым рядом фактов. В сражении под Нарвой 1700 года шведы протыкали штыками сдававшихся русских солдат. В 1705 году шведы захватили украинских казаков, подданных Петра I. По приказу короля несколько сотен из них «палками, а не оружием немилосердно и ругательно побито». Сражение под Полтавой началось со штурма шведской армией передовых русских редутов. Два из них шведам удалось взять, русские солдаты, сдававшиеся в плен, «были застрелены, заколоты или забиты насмерть».

В 1703 году, выполняя союзнические обязательства, Петр I послал в Саксонию «помошный корпус». Если русские солдаты из этого корпуса попадали в плен к шведам, с ними поступали жестоко. В 1704 году шведы захватили в деревянном доме небольшой русский отряд. Русские стали просить пощады, но «шведы по имеющему указу никакой пощады им не дали, но обшедши тот дом их зажгли и тако немилосердно сожгли». В 1705 году до Москвы добрались два русских солдата, побывавших в плену. Солдаты рассказали: «…когда их немалое число… в полон взято и марш шведскому войску учинился, то большую часть из них по указу королевскому порубили, а другим, таким образом, как и им, персты обрубили. И засвидетельствовали они с клятвою, что над ними то учинить повелел сам король. И при том, когда им персты рубили, сам был». Петр I представил их английскому, прусскому и голландскому послам, «которые сами оных… осматривали и у рук и у ног персты обсечены обрели».