Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

Как видно из приведенного, уже в тот ранний период Великой Отечественной войны у меня не было никаких иллюзий на счет истинных настроений и расчетов британского правительства. Последующее лишь подтвердило правильность моей оценки положения. В частности, второй фронт во Франции был открыт только тогда, когда перед англичанами и американцами реально встала угроза, что Советские Вооруженные Силы раньше их придут в Берлин.

Настроения, господствовавшие в Англии после победы под Москвой, сделали возможным благополучное завершение одной счастливой инициативы британских коммунистов. Еще в 1939 г., накануне второй мировой войны, они поставили перед лондонским муниципалитетом, в котором правящей партией были лейбористы, вопрос об установлении мемориальной доски в доме, где Ленин жил в 1902–1903 гг. (Финсбюри, Холфорд-сквер, 30). Сначала, когда еще шли переговоры о пакте взаимопомощи между СССР, Англией и Францией против гитлеровской агрессии, муниципалитет обнаружил известную склонность к удовлетворению просьбы коммунистов. Но когда в результате саботажа Чемберлена и Даладье переговоры были сорваны, муниципалитет поспешил заморозить этот вопрос. Теперь, в начале 1942 г., положение резко изменилось, и коммунисты сумели добиться разрешения на прикрепление мемориальной доски к дому № 30 на Холфорд-сквер. К сожалению, к этому времени самый дом был сильно разрушен немецкими бомбами, но все-таки его фасад наполовину сохранился. Вот к этому-то обломку стены в середине марта 1942 г. была прибита мемориальная доска. На открытии присутствовали представители муниципальных властей и гости, среди которых находился лидер Британской компартии Гарри Поллит. Были произнесены речи с английской и с советской стороны. Напротив дома, где жил Ленин, в небольшом парке был водружен бюст Владимира Ильича работы одного местного скульптора. Фашистские молодчики Мосли несколько раз пытались повредить бюст и доску, но это им не удалось. Мы, советские люди в Лондоне, испытывали чувство глубокого удовлетворения от сознания, что и здесь, в самом сердце капиталистической Англии, имеется памятник нашему великому вождю. Пусть он пока еще скромен, слишком скромен для такого гиганта в истории человечества, но принципиальное значение его огромно.

Англо-советский договор 26 мая 1942 г.

Московские переговоры о двух договорах (взаимопомощи между СССР и Англией и о послевоенном устройстве мира), происходившие во время визита Идена в СССР в декабре 1941 г., не были закончены ввиду вскрывшихся между сторонами разногласий по второму договору. Продолжение переговоров должно было состояться в Лондоне. В результате в январе — марте 1942 г. между Иденом и мной произошел ряд встреч, на которых мы пытались прийти к какому-либо соглашению. Однако темп переговоров оказался довольно медленным, что объяснялось двумя главными причинами: правительственным кризисом в Англии и трудностью преодоления расхождений по содержанию самого договора.

Правительственный кризис возник в связи с теми военными неудачами, которые Англия имела в начале 1942 г. Особенно сильное волнение в стране вызвал прорыв немецких линкоров «Шангорста» и «Гнейзенау» через Ла-Манш и Па-де-Кале (12 февраля) и падение Сингапура (15 февраля). В моей записи от 18 февраля 1942 г. говорится:

Спустя несколько дней после того, как были написаны приведенные строки, действительно произошла реконструкция правительства: несколько министров-чемберленовцев было выведено, несколько новых министров-черчиллевцев было назначено. Черчилль остался премьером, Криппс стал членом военного кабинета и лидером палаты общин (важный пост в английской парламентской иерархии). В итоге правительственный кризис был преодолен, а положение Черчилля вновь укрепилось.

Как бы то ни было, но и началу марта 1942 г. первая причина медлительности переговоров о договоре (правительственный кризис) была устранена. Однако оставалась вторая и более серьезная — это расхождение сторон по самому содержанию договора.

Сталин требовал, чтобы Англия уже сейчас признала советские границы 1941 г. (т.е. с включением Прибалтики, Бессарабии, Западной Украины и Западной Белоруссии). Британская сторона, напротив, вопрос о границах хотела отложить до конца войны.

8 апреля Иден предложил, чтобы для завершения переговоров и подписания договора в Лондон приехал советский нарком иностранных дел В.М.Молотов. Нарком, однако, ответил, что «в настоящее время он не может покинуть Москву» и что мне поручается довести вопрос о договоре до конца. Иден воспринял отказ Молотова довольно болезненно, но переговоры продолжал, хотя и без большого энтузиазма. В конце апреля Молотов вдруг совершенно неожиданно телеграфировал, что он принимает приглашение британского правительства и будет в Лондоне в мае. Я не знал причины этой перемены планов наркома и только во время его пребывания в Англии выяснилось, что решающую роль в этом сыграл Рузвельт.

Дело было в том, что в связи с разногласиями по вопросу о Договоре американский президент вступил в непосредственный контакт со Сталиным. Президента интересовали и многие другие проблемы, связанные с войной. Его идея состояла в том, чтобы лично встретиться со Сталиным и в порядке дружеского обсуждения урегулировать все спорное, что стояло между обеими сторонами. Впоследствии M.M.Литвинов, бывший тогда советским послом в Вашингтоне, мне рассказывал, что, по его впечатлению, Рузвельту хотелось беседовать со Сталиным с глазу на глаз, без Черчилля.

Это впечатление M.M.Литвинова подтверждается и моим собственным опытом. 2 февраля 1942 г. один из близких советников Рузвельта, Аверелл Гарриман, прилетел в Лондон и пригласил меня на завтрак, который состоялся 5 февраля. Мы были вдвоем, и Гарриман прямо поставил мне вопрос, нельзя ли было бы устроить свидание Рузвельта со Сталиным? Гарриману известно, что Рузвельт хочет такого свидания, — хочет ли его Сталин? В качестве места возможной встречи Гарриман предлагал либо Исландию, либо район Берингова пролива.

Я сообщил о разговоре с Гарриманом в Москву и получил оттуда ответ, что Сталин считает свидание с Рузвельтом желательным, однако ввиду напряженного положения на фронте он не может покинуть СССР и предлагает встретиться в Архангельске или Астрахани. Я передал ответ Москвы Гарриману. К тому моменту «Шарнгорст» и «Гнейзенау» уже прорвались в Северное море, и Гарриман заявил, что при таких обстоятельствах Исландия и Архангельск как место встречи отпадают, до Астрахани для Рузвельта слишком далеко, остается только одна возможность — район Берингова пролива. Но этот район не устраивал Сталина. В итоге встреча не состоялась [212].