Эйзенхауэр. Солдат и Президент

Кеннеди спросил, способна ли Америка вести ограниченные войны. Эйзенхауэр заверил его, что американская армия достаточно сильна, чтобы справиться с любой ситуацией. Затем он попытался убедить Кеннеди сократить затраты на оборону и двигаться к достижению сбалансированного бюджета (после этой встречи Эйзенхауэр заявил: "Я должен сказать, что мои слова не произвели впечатления на новоизбранного президента"). Эйзенхауэр вернулся к вопросу о Кубе и сказал Кеннеди, что его "обязанность — делать все то, что необходимо". Кларк Клиффорд, который вел запись беседы для Кеннеди, не почувствовал со стороны Эйзенхауэра "ни нежелания, ни колебания". Через пять дней Клиффорд направил Президенту Кеннеди меморандум с напоминанием слов Эйзенхауэра: "...политикой его правительства" было оказание "всемерной" помощи Кубе, и эти усилия должны быть "продолжены и ускорены" *14.

Наконец наступил день инаугурации. День, когда Эйзенхауэр покидал Белый дом, и покидал с неохотой. За несколько дней до 20 января в Овальный кабинет зашел Генри Уристон с докладом Комиссии по национальным целям, который был одобрен Эйзенхауэром за год до этого. В связи с переходом власти к новой Администрации этот доклад уже потерял свое значение и не представлял никакого интереса ни для кого. Но должна была быть соблюдена и сфотографирована церемония передачи доклада. Когда Эйзенхауэр принимал доклад, он услышал стук молотков — напротив Белого дома через авеню Пенсильвания сооружалась трибуна для приглашенных на торжество по случаю вступления нового президента в должность. "Посмотри, Генри, — сказал Эйзенхауэр, — это похоже на то, что ты, как бы находясь в смертной камере, наблюдаешь за сооружением эшафота" *15.

Утро 20 января запомнилось Джону Эйзенхауэру "мрачной" атмосферой в Белом доме. Вечером предыдущего дня выпало много снега, и поэтому многие из обслуживающего персонала были вынуждены провести ночь в подвальном помещении *. Военный министр Гейтс заверил Эйзенхауэра, что он пошлет всех до одного солдат убирать снег лопатами, чтобы церемония инаугурации прошла без каких-либо помех. Эйзенхауэр почти все утро провел, облокотившись на пустой сейф и предаваясь воспоминаниям с Энн Уитмен. Обслуживающий персонал выстроился в ряд, Эйзенхауэр и Мейми шли вдоль него, прощаясь с каждым. У многих были слезы на глазах. Прибыли семейства Кеннеди, Джонсонов и "небольшая свита" демократов с кратким визитом и выпить чашку кофе *16.

[* Видимо, из-за невозможности воспользоваться автомобилем, чтобы добраться до дома.]

В полдень в присутствии главного судьи Эрла Уоррена вместо самого старого по возрасту из всех предыдущих президентов занял этот пост самый молодой человек из выбранных когда-либо. После окончания церемонии, когда все внимание было обращено на семейство Кеннеди, Эйзенхауэры тихо удалились через боковой выход. Эйзенхауэр писал позднее, что, поступив так, они сделали "фантастическое открытие. Мы были свободны — как только могут быть свободны частные граждане в демократической стране". Они поехали в клуб на улице "Ф", где Льюис Страусс давал обед для членов Кабинета Эйзенхауэра и его близких друзей. Потом была дорога в Геттисберг, которую они знали слишком хорошо, потом дорога к дому и ферме.

Беспрецедентным актом, предпринятым Кеннеди, к Эйзенхауэру был прикреплен сроком на две недели личный охранник из секретной службы, специальный агент Ричард Флор. Во всех других отношениях Айк был абсолютно свободен. Подъехав к ферме, он вышел из автомобиля, чтобы открыть ворота. Двадцать лет почти все, даже самые малые физические нагрузки, брали на себя другие. Он никогда не чистил свои ботинки, никогда не был ни в прачечной, ни в парикмахерской, ни в магазине одежды, да и вообще — за все время президентства — ни в одном магазине.

Об очень многом Айк просто не имел понятия. Например, он не знал, как платить толл за проезд по тёрнпайку. Он забыл, как надо печатать на машинке, он никогда даже не интересовался, как разводить замороженный апельсиновый сок или настроить изображение в телевизоре. Он не имел никакого представления, что предпринять, когда собираешься в поездку: как покупать билеты и где их покупать. Он сказал Слейтеру 7 января, через несколько дней, проведенных им в Геттисберге после инаугурационной церемонии, что неплохо бы поохотиться на перепелов в Джорджии, в имении Джорджа Хэмфри. При этом он заметил: "Я не могу вести машину так далеко, скажи мне, как я могу туда попасть". Слейтер успокоил его — он мог "подбросить" его на самолете Пита Джоунса.

Айк даже не знал, как надо заказывать междугородный телефонный разговор. Последние двадцать лет при необходимости позвонить по телефону он просил своего секретаря соединить его. Последний раз, когда Айк сам звонил по междугородному телефону, он просто назвал телефонистке нужный номер — это было в конце 1941 года. Итак, вечером 20 января он поднял телефонную трубку, чтобы позвонить сыну, и безуспешно пытался назвать номер, потому что не слышал ничего, кроме зуммера. Он кричал в трубку, вызывая телефонистку, несколько раз нажимал кнопку отключения микрофона, пытался набрать номер, как будто это шифр замка сейфа, снова кричал в трубку и, наконец, стукнул по телефонному аппарату. Злой, с раскрасневшимся лицом, он позвал на помощь охранника Флора: "Покажите мне, как работает эта чертова штука". Флор показал. "О, вы так это делаете!" — воскликнул в восхищении Айк, он был просто зачарован звуком, который производил, вращаясь, диск набора. Он подумал, что можно получить немало удовольствия от самого процесса познания нового для него, современного мира *17.

И в этом будет какое-то особое удовольствие — шла ли речь о том, чтобы самому позвонить или выйти из машины, открыть ворота или сообразить, каким образом самостоятельно попасть из одного места в другое, — поскольку он будет делать это как обычный гражданин. После полувека служения Дуайта Эйзенхауэра своей стране она наконец разрешила ему выйти в отставку. Он был свободен.

Любая попытка дать оценку восьми годам деятельности Эйзенхауэра на посту президента неизбежно больше скажет о человеке, пытающемся дать такую оценку, чем о самом Эйзенхауэре. Оценивая его деятельность, наверное, нужно проанализировать решения, которые Эйзенхауэр принимал в свое время, ведь каждая проблема была политической и небесспорной. Кроме того, все основные проблемы и большинство мелких, существовавших в 50-е годы, разделяли политические партии и людей не только тогда, но и в последующие десятилетия. Поэтому сказать, прав был Эйзенхауэр или не прав по тому или иному вопросу, не что иное, как декларация, отражающая текущие политические воззрения и субъективные взгляды автора.

Так, Уильям Эвальд в своей книге "Эйзенхауэр как президент" приходит к выводу, "что многие ужасные события, которые могли бы произойти, не случились. Президентство Дуайта Эйзенхауэра дало Америке восемь прекрасных лет, считаю, лучших на нашей памяти" *18. Не было ни войн, ни бунтов, ни инфляции — только мир и процветание. Большинство белых, принадлежащих к среднему классу, и члены Республиканской партии среднего возраста полностью согласятся с такой оценкой. Однако черные американцы могут вспомнить, что среди того, чего не произошло, было отсутствие прогресса и в области гражданских прав, и в десегрегации в школах. Люди, которые были обеспокоены холодной войной и гонкой ядерных вооружений, могут лишь сожалеть, что не снизилась напряженность и не сдвинулись с мертвой точки договоренности о разоружении. Люди, которые были озабочены коммунистической угрозой, могут указать на то, что ни один коммунистический режим не был ликвидирован и что влияние коммунизма распространилось на Вьетнам и на Кубу. Короче говоря, по любому вопросу могут быть по крайней мере две законные точки зрения. То, чего не произошло, принесло радость одному человеку и огорчение другому.