Брусилов

Естественно, что основные заботы пали на плечи Брусилова. В то время репутация его была безупречной и очень весомой как среди широких кругов кавалерийского офицерства, так и у командования. Закономерным следствием всего этого стало назначение Брусилова в 1898 году помощником начальника школы. Это очень укрепило его положение, ибо он не только фактически, но и по должности стал вторым лицом в части. По существу же, все дела теперь вел он. 6 мая 1900 года высочайшим приказом его производят в генерал-майоры. Молодым генералом Брусилова, конечно, назвать было уже нельзя, что ж делать, сорок шесть лет миновало), но он был по-прежнему юношески сух, строен, крепок и ловок, в полной мере сохранял спокойную и напористую молодую энергию, был крайне воздержан в личных свойствах и привычках.

И вот тут-то впервые за некраткую уже служебную жизнь, у генерала Брусилова начались неприятности по службе. Авшаров был ленив и неумен, но, как все хитрецы и пройдохи, отличался ловкостью и неразборчивостью в интригах. Он понимал, разумеется, что прогнать толкового и трудолюбивого Брусилова у него нет возможности, но как-то замазать его репутацию можно было попытаться. Авшаров не торопился, он знал, что спешка в таких подкопах ни к чему, он понял, что главный инспектор кавалерии Николай Николаевич определенно благоволит Брусилову, но заметил также, что начальник штаба главного инспектора генерал Палицын, напротив, Брусилова недолюбливает.

К тому имелись свои причины. Палицын был чванливый, мелочный человек, а сделав головокружительную карьеру, вообразил себя существом значительным и крупным. Более всего любил лесть и угодничество. Брусилов же эти чувства старого генерала никак не удовлетворял, наоборот, он постоянно вынуждал его заниматься делами Офицерской школы, ставил перед ним различные вопросы и т. д., делал это, как всегда, почтительно и корректно, но без угодничества, а это праздный и капризный старец принимал за дерзость.

Авшаров не без успеха интриговал перед Палицыным против Брусилова, притом внешне сохраняя с последним приятные, почти дружеские отношения. Он не понимал, как и многие ему подобные люди, что все эти хитросплетения лежат на поверхности, ибо хитрость вообще есть проявление ограниченности ума. Неизвестно, чем бы все кончилось, но великий князь Николай Николаевич не внял брюзжанию своего начальника штаба, более того — негодность Авшарова становилась слишком уж заметной.

И вот, как часто бывает, произошло обратное тому, на что рассчитывал интриган: 3 февраля 1902 года была учреждена еще одна должность генерала для поручений при главном инспекторе кавалерии, а назначили на эту должность… Агаси-Бек-Авшарова. Его, так сказать, «повысили», а по существу, удалили от дел, предоставив пожизненную синекуру. Ни у кого не было сомнений, кто именно примет Офицерскую кавалерийскую школу. И действительно, ровно через неделю был подписан приказ о назначении начальником ее причисленного к гвардии генерал-майора Алексея Алексеевича Брусилова.

Итак, он встал во главе не очень большого численно, но очень важного по сути армейского подразделения. Изменилось ли что-нибудь в его действиях, в его поведении? Нет. По-прежнему он так же спокойно, твердо и целенаправленно руководил школой, совершенствуя преподавание в ней и повышая требовательность к обучающимся. Многие люди в обыденности предаются маниловским мечтаниям: вот если бы-де я стал… (директором, царем, фельдмаршалом и т. д.), уж я бы… Мысль ложная исходно, ибо если инженер-технолог плох на своем месте, то он станет еще худшим директором, если командир роты не справляется или кое-как справляется с положенной ему задачей, то и фельдмаршалом он сделается никудышным. Только из хорошего технолога делается дельный директор, как из толкового капитана — отменный генерал, а не наоборот.

Брусилов был хорошим поручиком в полку, хорошим курсовым офицером в кавалерийской школе, хорошим заместителем плохого начальника — он естественно и органично стал хорошим генералом на генеральском посту. Только так и бывает в жизни, и никак иначе.

Став во главе школы и опираясь на поддержку самого генерал-инспектора всей русской кавалерии, Брусилов не замедлил улучшить вверенное ему дело. И тут следует кое-что прояснить. Уже в конце прошлого века, а в особенности в начале нынешнего в ряде стран сложилась внутри дворянско-военного сословия внутренняя, так сказать, каста: совокупность выпускников Академии Генерального штаба. В сильнейшей степени это было характерно для армий Германии и Австро-Венгрии, но не миновало и императорскую Россию. Выпускники Петербургской академии тоже представляли собой — то есть почитали себя так — сливки офицерского корпуса. То были в подавляющем большинстве своем выходцы из аристократических военных фамилий и свое быстрое продвижение по службе полагали признаком особых своих способностей. Так возникала замкнутая, самоуверенная каста, противостоящая основному по численности корпусу армейских офицеров.

Брусилов Академии Генштаба не кончал, с этой самозваной «элитой» и не был связан, и самоуверенности ее питомцев не ценил. Он добился того, что офицеры-генштабисты, служившие в кавалерийских частях, тоже должны были пройти практическую переподготовку в возглавляемой им школе. Ими это встречалось, мягко говоря, прохладно. Как так, они все знают, все превзошли и вдруг — какая-то, как они выражались, «лошадиная академия»?..

Но Брусилов был непреклонен, и немало презрительных аристократов, занимавших крупные посты в кавалерии, но не умевших, однако, держаться в седле, крепко попортили свою карьеру. Брусилову пришлось пережить немало неприятностей, но он был непреклонен, ибо знал, что прав. А ядовитая шутка насчет «лошадиной академии» его ничуть не пугала. Какая же, в самом деле, может быть кавалерия, если кавалерист не сидит в седле?..

Впрочем, тут надо добавить справедливости ради, что вовсе не все генштабисты презирали усилия Брусилова по внедрению в армию истинно кавалерийского духа. Впоследствии известный писатель, а тогда, в начале века, питомец академии генерал А. А. Игнатьев свидетельствовал: «Суровые требования кавалерийской школы сыграли полезную роль. Постепенно среди кавалерийских начальников становилось все больше настоящих кавалеристов и все меньше людей, склонных к покою и ожирению». Последнее особенно в точку: растолстевший кавалерист так же нелеп, как ныне летчик-истребитель с брюшком. Но бывало… Впрочем, Брусилов добивался не стройности фигур, а умения вести в бой войска. И многие поддерживали эти его несомненно полезные для армии усилия.

К сожалению, Брусилов жил и действовал в ту пору, когда время для любых полезных начинаний было самое неблагоприятное. Пожалуй, никогда за всю тысячелетнюю историю России не было такого слабого, такого непопулярного в народе государственного руководства, как в начале XX столетия. Огромная и богатейшая страна раздиралась острейшими противоречиями. Большинство народа — ее труженики и защитники, крестьяне и рабочие — находилось в унижении, бесправном положении. Они остро чувствовали свое бесправие и остро ненавидели бар и господ, обрекающих их на унижение в своей собственной стране. Ведь не анекдоты досужих мемуаристов, а самый очевидный, к сожалению, исторический факт, что на воротах некоторых парков вешалась табличка: «Собакам и низшим чинам вход воспрещен». Кстати, Брусилов в воспоминаниях сам описал подобный случай и описал с возмущением. Но другие-то генералы и офицеры этим не возмущались, а иные почитали за должное. К несчастью для тогдашней русской армии, для всей России, таких бар-офицеров было большинство.

В России в начале века все шло к революционному взрыву. Брусилов этого, конечно, не предчувствовал и не понимал, но растущее неблагополучие во вверенном ему деле замечал отчетливо.

Лучшим доказательством этому может послужить небольшой отрывок из воспоминаний Брусилова:

«Александр III, человек твердый и прямой, не имел склонности к военному делу, не любил парадов и военной мишуры, но понимал, что для сохранения мира в особенности необходимо быть сильным, и поэтому требовал наивозможно большего усиления военной мощи России. Военный министр Ванновский при помощи даровитого своего помощника начальника Главного штаба Обручева за время этого тринадцатилетнего царствования сделал очень многое и значительно упорядочил и развил наши военные силы, а кроме того, главное внимание обратил на обороноспособность нашего Западного фронта против Германии и Австро-Венгрии; этот театр военных действий ими усиленно подготовлялся. Новая дислокация войск, постройка крепостей, новое устройство крепостных и резервных войск немедленно поставили Россию в завидное положение государства, серьезно готовящегося к успешной защите своих западных границ».