Настоящая книжка Фрэнка Заппы

Когда мы перестали работать в «Гэррике», Сал уехал в Южную Америку на поиски некого Запретного Города. Мы вновь увиделись лет десять или двенадцать спустя, когда он заявился на концерт в Сакраменто. Он тогда заведовал пиццерией. Божился, что отыскал в Южной Америке Тайный Город под названием (впишите слово из одиннадцати слогов), где спрятаны несметные богатства, но ему никак не удалось их оттуда вывезти.

Концерты в «Гэррике» упорно посещали два еврея из пригорода. Себя они звали «Леб и Леопольд» (не настоящие «Леб и Леопольд», а невероятно похожая копия). На тридцати представлениях побывали, по меньшей мере.

После нашего последнего выступления они пришли за кулисы, открыли бумажники и со слезами на глазах показали мне корешки всех билетов. Они обожали представления в «Гэррике».

Один — точно помню, его звали Марк Троттинер, — любил промчаться в проходе между рядами, выскочить на сцену, вырвать у меня из рук микрофон и что есть духу в него орать. Потом он падал и принимался кататься по сцене, как пес, умоляя меня поливать его пепси-колой. Настоящий любимец публики!

Десять лет спустя я выступал в канун Дня Всех Святых в «Палладиуме». Мне показалось, я увидел его в зале. Наверняка он. Я спросил: «Ты случаем не тот парень, который?..» Это он и был. Сделал карьеру, став оптовым торговцем пластинками в Куинсе.

Еще одним завсегдатаем был парень, которого мы прозвали «Индюк Луи», потому что он так смеялся. По-настоящему его звали Луис Кунео. Позже он участвовал в записи альбома «Густая подливка» — один из тех, кто несет какую-то ахинею, сидя в рояле.

Когда Луи приходил в театр, мы об этом тут же узнавали, потому что слышали его голос из задних рядов. Я приглашал его на сцену, усаживал на табурет, вручал микрофон и останавливал музыку. Он сидел и смеялся — без причины, — и вся публика пять минут покатывалась со смеху вместе с ним. Потом мы его благодарили, и он уходил.

Серию выступлений в «Гэррике» мы открыли в пасхальные каникулы 1967 года. Поначалу под снегом выстраивались очереди длиною в квартал. Но как только возобновились занятия в школах, посещаемость резко упала. В худший вечер пришли три человека. Мы им пообещали представление по специальному, индивидуальному заказу.

В глубине «Гэррика» был проход вниз, в кухню «Кафе Гоу-Гоу». Все музыканты спустились туда, набрали сидра и целые горы закусок. Перекинув через руки полотенца, как официанты, мы вернулись, подали нашим зрителям еду и питье, а потом полтора часа с ними болтали.

В другой раз пришло человек десять или пятнадцать. Мы спросили, не хотят ли они сегодня выступить музыкантами. Им эта идея пришлась по душе, так что мы дали им наши инструменты, а сами уселись в зале и полтора часа слушали их выступление.

Как-то раз я оказался в нью-йоркском магазине музыкальных инструментов «Мэнни», а на улице пошел дождь. Вошел слегка промокший невысокий парнишка, представился Полом Саймоном. Он пригласил меня вечером к себе на ужин и дал адрес. Я пообещал прийти.

Когда я вошел, Пол стоял на четвереньках перед, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, стереопроигрывателем «Магнавокс» — той же моделью, что предпочитал «Пьянчуга» из Сан-Виллиджа. Прижав ухо к колонке, он слушал Джанго Рейнхардта.

Не прошло и минуты, как Пол — без всякой видимой причины — заявил, что крайне расстроен, поскольку в тот год вынужден был заплатить шестьсот тысяч долларов подоходного налога. Давать такие сведения его никто не просил, и я подумал, что мне остается лишь мечтать о заработке в шестьсот тысяч долларов. Сколько же надо зарабатывать, чтобы такой налог платить? Потом пришел Арт Гарфанкел, и мы разговорились.

Они уже давно не выезжали на гастроли, и поэтому предавались воспоминаниям о «добром старом времени». Я и не знал, что когда-то они звались «Том и Джерри» и написали хит «Эй, школьница во втором ряду».

Я сказал: «Ну что ж, мне понятно ваше желание снова испытать все прелести гастролей, и я вам предлагаю вот что… Завтра вечером мы выступаем в Буффало. Может, выйдете на сцену первыми как "Том и Джерри"? Я никому не скажу. Возьмете свои причиндалы, выйдете и споете "Эй, школьница во втором ряду" — только старые вещи, никаких Саймона с Гарфанкелом». Идея привела их в восторг, и они согласились.

Вечер начался с них как «Тома и Джерри»; мы отыграли свой концерт, а когда нас вызвали на бис, я обратился к публике: «Хочу пригласить наших друзей еще на одну песню».

Они вышли и исполнили «Звуки тишины». Тут-то до всех и дошло, что это единственные и неповторимые, восхитительные САЙМОН И ГАРФАНКЕЛ. После концерта ко мне подошла женщина, культурная такая, и сказала: «Зачем вы так? Зачем вы сделали из Саймона и Гарфанкела посмешище?» — как будто я жестокую шутку с ними сыграл. Что за поебень, по ее мнению, творилась на концерте? Она что, решила, будто из небытия возникли две СУПЕРЗВЕЗДЫ, а мы их ВЫНУДИЛИ распевать «УУУ-боппа-лучи-ба, она моя!»?

ГЛАВА 5. Бревенчатый домик

Вернувшись в 1968 году в Калифорнию, мы поселились в бревенчатом домике, некогда принадлежавшем знаменитой ковбойской звезде Тому Миксу, на углу бульвара Лорел-Кэньон и Лукаут-Маунтин-драйв.

В гостиной — семьдесят пять на тридцать футов — был огромный камин. Жили в доме человек десять, не меньше, главным образом те, кто работал по найму. Плата за дом — семьсот долларов в месяц.

В одном крыле располагался крошечный художественный отдел лично Кэла Шенкела. В подвале был кегельбан с одной дорожкой, и вполне хватало места для репетиций. Там имелись два стенных несгораемых шкафа — наподобие банковских сейфов, — а также подвал еще глубже — наверное, бывший винный погреб. Дом был грубо сработан и уже обветшал; он и вправду напоминал древнюю бревенчатую хижину: грубо обтесанное дерево с кучей заноз.

В тот день, когда мне впервые нанес визит Мик Джаггер, я шел открывать дверь, а одна из вышеупомянутых заноз впилась в кончик большого пальца на правой ноге.

Мистера Джаггера я приветствовал, прыгая на одной ноге. Он поинтересовался, почему я так себя веду. Я сказал ему про занозу и похромал к креслу. Он вошел, сел передо мной на пол, установил местонахождение маленькой деревянной мучительницы и ее удалил. После чего мы около часа рассуждали о европейской истории.

В саду возле дома был большой, заросший водорослями бетонный рыбный садок. А рядом в земле укрепленная бетоном яма со стоячей водой. (Мне говорили, это тайный подземный ход к бывшему дому Гарри Гудини, что располагался на той стороне Лорел-Кэньон. Я так и не узнал, правда ли это.) Позади дома вверх по склону тянулся ряд оштукатуренных искусственных пещер, куда провели электрическое освещение.

В доме тогда жили моя жена Гейл, моя секретарша Полин Батчер, наш гастрольный менеджер Дик Барбер, Памела Зарубика, Иэн Андервуд, Мотор Шервуд, а также девушка по имени Кристин Фрка — та, что на обложке альбома «Раскаленные крысы» выползает из склепа.

Кристин Фрка и Памела Де Барр сидели с нашим ребенком. Мун было месяцев восемь, а Дуизил еще не родился. Таковы декорации и список действующих лиц.

Мы в конце концов из этого дома выехали — отчасти потому, что все в Голливуде знали, где он находится, и в любое время дня и ночи стучались в дверь, требуя закатить вечеринку.

Как-то летним днем я сидел в гостиной с Бешеным Фишером и двумя-тремя членами ОСД («Оскорбительного союза девушек»). Входная дверь была открыта. С улицы вошел парень, представившийся «Вороном» и заявивший, что у него для меня кое-что есть.

Первым делом он вручил мне бутылку поддельной крови с тряпкой внутри, сказал: «Я выделил образец!» — и достал из кармана армейский револьвер сорок пятого калибра.