В путь за косым дождём

Уже не все из тех, кто так мечтал об этом, увидят утро, полное напряжения, — над застывшей под солнцем горячей и сухой землей космодрома огромный корпус ракеты, устремленный к небу... Лифт поднимает космонавта. Закрылись люки. Ожидание старта. Заревел двигатель, ракета дрогнула, оторвалась от земли, на мгновение повисла в воздухе как бы на струях огня, наподобие турболета, потом рванулась в небо, набирая скорость, переставшую быть фантастической, первую космическую, для вывода на орбиту, почти восемь километров в секунду.

Разведчики призрачных островов, вы уже немало открыли для человечества. Быть может, только в бурный наш век мы привыкли меньше удивляться, и даже не всегда замечаем, когда вы живете рядом с нами, но только, как принято говорить у людей житейски расчетливых, витаете в облаках, не став еще знаменитыми...

Я тоже не верю в призраки, кроме тех миражей, что может объяснить нам физика. Теперь мы даже знаем, что знаменитая легенда о «Летучем голландце» — корабле, обреченном за богохульство капитана вечно носиться по морям, и чаще всего его видели у берегов Южной Африки, — возникла из оптических миражей. И знаем, что многие из островов, замеченных во льдах, оказались или айсбергами, или обманчивыми видениями туманов полярных стран. И все же Верхарн был прав, когда писал:

О призрачные острова, «летучие голландцы» беспокойной мечты человеческой! Сколько лет вы манили за собой неутомимых и смелых искателей и сколько подлинных, реальных островов было открыто в поисках легендарной Земли Санникова!.. Не за деньги, не для славы и даже без твердой уверенности в успехе, которую никто не даст вам на дорогах Неизведанного, как нет гарантии испытателю в безопасности полета, шли вперед упрямые разведчики будущего. И призрачные острова становились явными, знамена тайн склонялись, и мир природы сдавался победителям, ибо только человеку свойственно вечно стремиться вдаль, за скользящую линию горизонта. Он не может ужиться с неизвестностью.

Создатели акваланга, авторы фильма «В мире безмолвия» Жак-Ив Кусто и Фредерик Дюма признались в своей книге: «И почему это вас так тянет в море? — спрашивают нас часто практичные люди. Джорджа Меллори спросили как-то, почему ему так хочется влезть на Эверест. Он ответил: «Потому что он существует!» Этот ответ годится и для нас...»

Теперь настало время новых дорог — в заветный космос. Открылась тропа к планетам, и в тот мир, где человек не сразу научится жить в условиях невесомости, как не сразу научился спускаться в океан, подниматься на вершины, летать на искусственных крыльях, работать среди льдов. Но жить научится.

Дороги в космос неизбежны. Они стали близкими. Новое поле надежды открылось перед человечеством, и, может быть, это образумит тех, кому кажется, что на земле опять стало слишком тесно без войны...

Когда много ездишь, приходится слышать разное. Мне приходилось слышать, как люди даже с образованием иногда спрашивают: а нужен ли нам сейчас космос, когда еще много дел на Земле? Так говорят те, кто любит ставить вопросы, чтобы самим на них не отвечать. А жизнь не спрашивает. Первый, несовершенный паровоз уже нельзя было остановить, уперевшись в него руками.

Быть может, нужны десятки книг, чтобы рассказать об особых, сложных путях развития науки, о путях открытий, вдруг приводящих к самым серьезным для всех последствиям. Атомная промышленность долго не выходила из скромных лабораторий, пока вдруг не стала наряду с освоением космоса главной проблемой века, о которой знают теперь в глухих селениях.

Если говорить о космосе с точки зрения дальнего будущего, то Циолковский подсчитывал его в цифрах; просторы и энергия для жизни 150 триллионов человечеств только вокруг одного светила. А как же там жить? Полвека назад так же говорили об Арктике, а два века назад — о тропиках, занимающих большую часть земного шара.

Но есть и более близкое будущее. Древняя, наболевшая мечта человечества, всю свою историю зависящего от капризов погоды. До сих пор нам еще почти не подвластен климат. В начале века к полюсам шли только открыватели, но потом стало ясно, что их исследования нужны для метеослужбы и навигации и позволяют на море и в воздухе обходить штормы и бури, — ведь во времена знаменитого английского писателя Джозефа Конрада парусник вообще уходил на два года без уверенности вернуться, и в лондонских газетах регулярно печатались списки пропавших команд и пассажиров... Но все это еще только служба наблюдения, пассивная служба.

Любое хозяйство по-прежнему зависит от погоды. Глядя под ноги, не угадаешь, как будет расти зерно, если не взглянуть в небо. Недаром погоде шаманили колдуны всех религий — вспомните хотя бы трагическую фигуру старого негра из книги Грэма Грина «Путешествие без карты»: бедняга, мне кажется, что он до сих пор стоит в глухом селении в джунглях Либерии, куда не дошла цивилизация, и, бормоча заклинания, разгоняет бичом из слоновой кожи дождь, пока тот сам собой не кончится. Ведь он, этот старый негр, так же как и тот связанный с сельским хозяйством человек с высшим образованием, что спросил меня, зачем сейчас нужен космос, до сих пор еще не знает, что ключи от погоды лежат не только у самой Земли...

Я надеюсь увидеть, как на орбите возникнут города-спутники, те самые прекрасные дворцы, о которых самозабвенно мечтали все добрые сказочники мира. Они возникнут среди непередаваемой для земного воображения черноты, о которой Андриян Николаев сказал, что вся неосвещенная часть Луны кажется несуществующей, как отрезанная напрочь. Ночные города будут сверкать огромными зеркалами солнечных батарей и сигнальными огнями, и будут в них, черт возьми, настоящие ковры-самолеты для прогулок вокруг, а вместо скатерти-самобранки — оранжерей, где сквозь огромные окна среди космической темноты просвечивают из зеленых листьев оранжевые вспышки апельсинов... Один упрямый ботаник сказал мне как-то, что, поскольку в тропиках растет большинство полезных растений (шестнадцать тысяч видов из двадцати тысяч известных нам), то их нетрудно продвигать в такие страны, как Крайний Север или космос, без долгой акклиматизации, с помощью оранжерей, как только будет решен вопрос с энергией. Наверное, все это будет выглядеть здорово — как встреча праздника Первого мая на станции «Северный полюс», где в ледяной дом, весь голубой на просвет, ставят стол с яркой зеленью и фруктами. Ведь ощущение красоты всегда смягчало в глазах путешественников неизбежные трудности...

Те, кто сейчас еще очень молод и кому предстоит строить нашу планету во второй половине века, — в этом возрасте мы больше всего на свете хотели попасть на зимовку к Папанину, — уже сейчас могут мечтать о работе на заводах-спутниках вокруг Земли. И где-то, может быть, в Чувашии, которая теперь знаменита не только лаптями, подрастают сотрудники этих станций.

Наш век полон тревог. До сих пор, вот уже двадцать лет, мы все не можем забыть, как звучат голоса военных сирен во время налета.

Время резких противоречий. В наш век научились оживлять сердце и изобрели душегубки.

Теперь наука требует осторожного, или, как говорят летчики о скоростных машинах, строгого обращения. Математическая кривая ее развития растет в быстрой, возвеличивающейся в степень прогрессии. Эйнштейн и Резерфорд считали, что атомная теория не скоро станет практикой, — они ошиблись. Живому воображению человечества стало трудно следить, куда эта кривая вывезет. И к свободному восхищению великой техникой у нас примешивается горечь дыма, которую мы не забыли с прошлой войны.