ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ

Я понимаю, что этот вопрос крайне деликатен и что касаться его нужно бережно, щадя не только искренние, но даже фальшивые самолюбия. Но надо же как-нибудь подойти к важному вопросу и попытаться остановить на нем внимание общества. Вопрос грозный, самого трагического значения. Отчего бегут офицеры из армии? Почему служба, казавшаяся прежде столь почетной, потеряла способность заинтересовывать, привлекать к себе? Почему в такой опасной степени понизился интерес к военному делу? В числе очень многих других причин, которых я коснусь особо, позвольте указать и эту - слишком неосторожное допущение в армию (и флот) чужого, инородческого элемента, равнодушного безотчетно, без всякой измены, но и без того, что противоположно измене, - без глубокого чувства народности и почвенной связи с ней. Неужели ровно ничего не значит факт, что в составе нашего военного управления только 25 процентов русских? Именно:

военный министр - финн (лютеранин);

начальник главного штаба - немец (правосл.);

начальник главного военно-судебного управления - поляк (лютеранин);

начальник главного интендантского управления - поляк (лютеранин);

начальник главного управления казачьих войск - немец;

помощник начальника главного инженерного управления - немец, и только в главном артиллерийском управлении и главном военно-медицинском управлении начальники - русские.

Я не называю фамилий - не в них дело. Затем вникните в следующие цифры:

из 12 командующих войсками - 6 инородцы;

из 28 корпусных командиров - 17 инородцы;

из 116 бригадных командиров - 45 инородцы;

из 230 командиров полков - 80 инородцы;

из 58 начальников штаба дивизий - 11 инородцы;

из 28 начальников штаба корпусов - 11 инородцы;

из 77 командиров гвардейских полков - 40 инородцы;

из 28 корпусных интендантов - 9 инородцы.

То есть из 635 начальственных в армии должностей 235 заняты некоренными русскими людьми. Более трети самой важной руководящей, вдохновляющей власти в армии у нас занято людьми, для которых в большей или меньшей степени должна быть чужда Россия.

У нас боятся открытой измены - продажи, например, секретных планов, или отступления, когда нужно наступать, или сдачи, когда нужно держаться крепко. Но есть нечто менее уловимое, но не менее пагубное, - это военный нейтралитет, военное безразличие, военное равнодушие там, где необходимо горячее участие и увлечение. Я боюсь, что чрезмерное количество инородцев, пробравшихся в армию, задолго до отдельных - конечно, редких - случаев измены, может внести в войска ту охлаждающую, роняющую дух стихию, которая называется "посторонним элементом". Будем рассуждать просто. Все знают, как бывает весело и интересно в обществе, где все свои, где все связаны долговременными преданиями родства или дружбы. Но представьте, что в такое общество входит треть или более трети чужих людей, хотя бы чрезвычайно корректных, умеющих держать себя. Как быстро непринужденность сменяется натянутостью и как становится скучно оставаться в таком обществе. Мне кажется, одна из существенных причин бегства офицеров из армии - засилье инородцев, совершенно невольно понижающее дух офицерского быта. В особенности бывает неудобно, когда начальники части - инородцы. Начальники - хозяева своей части. На них лежит нелегкая роль - сделать пребывание в ней интересным. Начальник обязан добиться авторитета среди подчиненных, он обязан воодушевить офицерское общество, втянуть его в живое дело, привить влечение и страсть к нему. Но это, мне кажется, совершенно невозможно вне патриотизма, вне исторических преданий, вне самого разума войны - служения своему народу до отдачи жизни. Скажите, за редкими исключениями, способен ли необруселый немец, или патриот-поляк, или патриот-швед на то, чтобы увлечься русским военным делом и увлечь им русских офицеров? Я сомневаюсь в этом. Слишком большими должны быть актерами эти господа командиры.

Родной язык, родная вера, родная история... Как хотите - помимо крови, которая Бог весть у кого какая, - неужели родное не составляет могущественной моральной силы? Неужели национальность - ничто? Я же думаю, что мы только и гибнем, что от пренебрежения этой основной силой духа - народностью. Понаблюдайте любую военную часть, где внедрились инородцы. Холодно и скучно там. Что-то неуловимое отлетает из лагеря, где треть командиров - чужаки. И песни солдатские как-то иначе звучат, и все повадки службы - ученье и развлеченье - все не то. Инородцев недолюбливают солдаты. Нелюбовь эта разделяется безотчетно и офицерами. Еще в качестве товарищей инородцы, обыкновенно "корректные", бывают недурными сослуживцами. Только скучноваты они и холодноваты. Держатся кружками, своей компанией. Гораздо лучше инородцы в качестве подчиненных (они поддаются дисциплине лучше русских), но всего хуже как начальники. Нередко они напускают в часть, вместе с похвальной требовательностью, такой формализм, такое бездушие, что служить становится одна тоска. Военная служба преимущественно перед всеми держится на идеализме, совершенно бескорыстном, на поэзии дела, на той священной религии патриотизма, без которого солдат - пушечное мясо. Драгомирову приписывают фразу о "святой серой скотине". Она характеризует отношение к армии не русских (вроде Суворова или Скобелева), а инородческих генералов. Мне кажется, химически чистые иностранцы вроде Миниха, Грейга, Барклая де Толли и пр. были бы гораздо выгоднее для армии, чем инородцы. Во-первых, химически чистые иностранцы не могли бы занять 37 процентов начальственного состава: слишком ясной показалась бы опасность такого внедрения. Во-вторых, химически чистые иностранцы принимались бы исключительно из отличных офицеров и для роли лишь инструкторов, не более. Свои же, несколько подкрашенные в русские цвета иноземцы начинают прямо вытеснять русских, нимало не превосходя их ни талантами, ни знанием, ни даже энергией. В теперешнем бегстве из армии, как и из флота, чаще видишь русские фамилии. Инородцы остаются. Русские бегут. Равнодушие первых позволяет им уживаться с какими угодно порядками. Живая любовь к отечеству, наоборот, делает унижение военных сил нестерпимым.

Чтобы остановить бегство офицеров из армии, необходима целая система мер, настойчиво проведенная. Но прежде всего из армии следует изгнать тот нейтралитет к России, который устанавливает инородческое засилье. Равнодушная армия умирает как армия. Как равнодушный оркестр уже не есть оркестр, заслуживающий этого имени, так и дружина воинов, утратившая интерес к войне, - ни в каком случае это не войско. Для восстановления нашей поникшей армии, как и флота, нужно выдвинуть одушевленных русских людей, людей-патриотов, которые сумели бы внести с собой утерянное теперь чувство любви к отечеству и народной гордости.

Россия чрезвычайно много обязана иностранцам своею старой военной славой. Но в старину мы, как теперь японцы, брали чужое искусство войны, чужие орудия, чужую тактику и т. п., оставаясь сами хозяевами добытого материала. Принимали в небольшом количестве и людей, но исключительно талантливых, как Барклай, Дибич, Багратион и пр. В небольшой дозе каждый яд - лекарство, в значительной - причина смерти. Петр и Екатерина брали от Европы все, что могли, но в состав власти допускали исключительно русских людей. Засилье немцев, поляков, шведов стало слагаться позже. К эпохе Ермолова русским талантам уже казалось тяжело и оскорбительно это засилье, и они с горькой иронией просили "производства в немцы". И вот какая сложилась линия нашей судьбы: до эпохи Ермолова Россия гремела победами, с тех же пор быстро начала разучиваться побеждать. Наконец - при 25 процентах русских в высшем военном управлении - знамена тысячелетней державы, угрожавшей двум материкам, совсем поникли.

10 февраля