Правда о втором фронте

— Они встречали нас так же в тридцать девятом году. Но посмотрели бы вы, как они провожали нас в сороковом! — пробурчал капрал. — Боюсь, что на этот раз проводы могут оказаться еще горячей…

— Все будет зависеть от того, как мы себя будем, вести, — вмешался в разговор капитан Корнфильд, командир авангарда нашей охраны. — Встречают нас цветами, а проводить могут и палками. Все зависит от нас самих.

Капитана Корнфильда представил мне еще на пароходе лейтенант Эдварде, причем Эдварде шутя именовал его то «черным принцем» (он действительно был смугл, а густые волосы и мохнатые брови, сросшиеся над переносицей, были образцово черны), то «мечтающим социалистом». Корнфильд, разговорившись, начал жаловаться на человечество, которое, «кажется, забрело в тупик».

— На моем коротком веку, — говорил он, — я вижу вторую мировую войну. Это плохо. Значит, колесо, в котором мы вертимся, делает один и тот же круг значительно скорее, чем мы предполагаем. В следующий раз война может наступить еще скорее, и она, наверное, будет страшнее. И это будет конец. Теперь я надеюсь на вас, на Россию. Вы должны сказать новое слово.

— Боюсь, капитан, некоторые ваши друзья не захотят прислушаться к нашему слову…

— Это невозможно. Моим друзьям оно понравится, уверяю вас.

— Но ведь Англия состоит не только из ваших друзей, капитан.

— Это правда, — со вздохом согласился он. Но через минуту капитан, смотря на собеседника черными сверкающими глазами, уверенно провозгласил — После этой войны народы поумнеют, должны поумнеть. Чему-нибудь-то они научились.

— Должны научиться..

На мой вопрос о целях вторжения союзников на европейский континент «мечтающий социалист» ответил длинной декларацией. Он отмечал несомненное различие между целями Англии и Америки: Англия, по его словам, лишь хотела вернуть Европу к тому положению, какое существовало в ней до прихода Гитлера к власти («Франция, конечно, снимается со счета»). Америка стремилась стать прочной ногой на европейском континенте («чтобы не только списывать долги с европейских держав, не желающих или не могущих платить, а получить что-нибудь в качестве надежного залога»). Из-за двойственности конечной цели англосаксонских союзников капитан не ожидал и единства стратегии. Он полагал, что командующие группами, армиями, корпусами каждый по-своему будет делать все от него зависящее, чтобы облегчить достижение цели своей страны и осложнить это же дело союзнику.

Корнфильд решительно осуждал американские замыслы, как вредные для Европы, и наивно полагал, что после войны Англия будет «помогать» европейским странам не в содружестве с королями и лордами промышленности и финансов, а в союзе с самими народами.

Поэтому-то он придавал большое значение хорошим отношениям между солдатами и населением и внушал солдатам необходимость хорошего поведения.

Французский офицер связи, с которым я познакомился на пароходе во время разговора с Корнфильдом, предложил мне пройтись в ожидании, пока рассосется пробка. Мы оставили «мечтающего социалиста» поучать солдат и пошли по обочине. По обеим сторонам дороги стояли тихие и черные сады, солдаты лежали на траве, подложив руки под голову.

Продолжая свою «анкету», я спросил француза, что он думает о конечных целях вторжения союзников. Он ответил быстро, не задумываясь, словно заранее приготовился к вопросу.

— То, что сказал вам вчера на пароходе «черный принц», — начал он, — по-моему, правда. Различие в целях у союзников несомненно. Но это только часть правды. Не знаю, слышали ли вы, что лондонские эмигранты прислали союзному командованию специальный меморандум с требованием ускорить открытие второго фронта?

— Что ж, это вполне естественно.

— Да, но они мотивировали это тем, что с приближением Советской Армии к сердцу Европы движение внутреннего сопротивления во всех странах быстро начинает «леветь», что народное антигитлеровское восстание может смести с лица Европы не только немецких захватчиков, но и правящие верхушки некоторых европейских стран, которые своей политикой попустительства собственным фашистам подготовили в свое время немецкое нашествие. Поэтому-то, мне кажется, что, несмотря на различие целей, англо-американских союзников объединяет желание помешать России прийти к концу войны слишком мощной. Ведь от русской мощи будет зависеть реальное соотношение сил между подлинной демократией и плутократией. Заботясь о достижении своих целей, англосаксы ни на минуту не будут упускать из поля зрения именно это очень важное для них соображение. Каждый генерал будет действовать, так сказать, на два фронта: держать глаз на своем соседе и одновременно следить за тем, что происходит по ту сторону Германии, на Восточном фронте…

Француз говорил горячо, убежденно. Было ясно: ему не хотелось, чтобы его слушали англичане и американцы. Он изливал мне свою душу.

Наша колонна медленно углублялась в Нормандию. Мы всматривались вперед, в ночь, расцвеченную огнями войны. Но мысленно каждый из нас хотел заглянуть не только за перевал, к которому мы приближались, но и по ту сторону ночи, в ближайшее будущее, которое ожидало нас, наши народы, всю Европу.

Время и кровь

На другой день вместе с подполковником Анатолем Пилюгиным мы отправились осматривать Нормандский фронт. Дороги левого фланга, куда мы двинулись из Байе, до отказа забили бесконечные автоколонньг; они медленно и беспечно растекались во всех направлениях, совершенно равнодушные к опасностям, которые таит небо войны: немецкой авиации не было и в помине. Все поля между Ароманшем и Крулем были уставлены машинами, штабелями снарядов, горючего, ометами плетеной проволоки, приготовленной для покрытия дорог и аэродромов. Если бы немцы смогли тогда обстреливать плацдарм самолетами-снарядами или подвергать его бомбежке значительными воздушными силами, они наделали бы союзникам больших хлопот. Но немецкая авиация была накрепко прикована к полям сражений в Белоруссии.

Лишь дороги, ведущие непосредственно к фронту, пустовали. Там наша машина устремлялась вперед с большой скоростью. Тогда мы начинали пристально всматриваться в дорожные знаки. Когда попадалась надпись: «Стоп! Впереди — враг!», мы знали, что уже достигли передовой линии и что за первым же поворотом рискуем встретить фрицев. Мы послушно ретировались и сворачивали на соседнюю дорогу, пока нас снова не останавливали те же слова: «Стоп! Впереди — враг!» Мы, разумеется, были очень признательны военной полиции за это благоразумное предупреждение, ибо линия фронта совершенно терялась в нормандских холмах и садах.

На правом фланге, куда мы направились ранним утром следующего дня, царила такая же благословенная тишина. Над тихими садами, дремлющими под жарким солнцем, сверкала раскаленная лазурь, не запятнанная ни единым самолетом. В садах паслись телята, бродили гуси; крестьянские дворы, расположенные возле дороги, были полны жизни. Только города, имевшие несчастье лежать на главной магистрали, по которой двигались американские танки, носили тяжелые следы войны: прокладывая танкам дорогу, союзная авиация разносила вдребезги не только немецкие доты, построенные обычно у городских застав, но и самые города. Нарушив связь Шербурского полуострова с остальной Нормандией у Валони, американцы с хода заняли Шербур и очистили весь полуостров. Однако их попытки пробиться с магистрали Карантан — Валонь, проходящей вдоль восточного побережья полуострова, и выйти к его западному берегу на магистраль Валонь — Кутанс, ведущую через Авранш в Бретань, ни к чему не привели. К концу июня американцы застряли на правом фланге так же прочно, как англичане на левом. У них, правда, не было необходимости изображать линию фронта плакатами с яркими восклицательными знаками: здесь противников разделяло болото.

Весь союзный фронт в Нормандии, начинаясь у маленького городка Бенувилль, расположенного возле устья реки Орн, вытягивался на запад по прямой, проходившей несколько южнее Байе и Карантана. В первые дни вторжения эта линия, миновав Карантан, еще загибала на север почти под прямым углом. Трехнедельная кампания американцев на Шербурском полуострове выпрямила ее: она упиралась теперь в морс севернее Лессэ.