Я сын батрака. Книга 1

Молча пережив это происшествие, я зашагал дальше. По этому поводу я подумал, значит, я в лесу не один, и поэтому надо быть осторожней. Идя дальше по дороге, слева в свете луны я увидел ровный зелёный луг, который простирался до самой деревни. Я подумал, зачем я буду обходить вокруг этого луга, я сейчас пойду прямо через луг и выйду к деревне. Но как только я по этому лугу сделал три шага, я почувствовал под ногами хруст, как будто я иду по щебёнке. Ну ладно думаю, пусть будет щебёнка, но зачем она здесь, дальше мои мысли прервало непредвиденное явление, мои ноги стали погружаться в глубину, я понял, что дальше идти нельзя и резко повернул назад. Выбравшись на дорогу, я по земле постучал сапогами, как бы стряхивая ненужную грязь, и уже по дороге отправился к месту назначения. Вот и деревня, подхожу к тому саду, в котором я видел яблоню с богатым урожаем. Вот он и забор, такой старенький, сделан из сетки рабицы, которая от старости скрутилась, и поэтому забор был не выше полметра. Я его перешагнул и к яблоне, думаю, хотя бы у хозяев не было собаки, но она была, такая небольшая дворняжка, но тявкала громко. Я уже был на дереве, сижу тихо наблюдаю за домом. Вижу, в доме загорелся свет, и через некоторое время вышел на крыльцо мужчина, с ружьём или палкой, я подумал, что у него в руках, скорее всего палка, зачем ему ружьё. Мужчина постоял на крыльце, повертел головою. «Вроде ничего подозрительного нет», — подумал он, для порядка прикрикнул на собаку и пошёл в дом досыпать. После этого собачка залезла в конуру и больше не тявкала. Она, наверное, подумала, раз тебе хозяин яблок, которые воруют в твоём саду не жалко, то мне тем более, мне для еды они не пригодны.

Яблок я нарвал быстро, их было так много, что мне не надо было лазить с ветки на ветку, я только поворачивался из одной стороны в другую сторону, и этого было достаточно. Рвал большие сочные яблоки и складывал их в вещмешок. Как только мешок был наполнен под завязку, я с полным вещмешком тихонько слез с дерева, и спокойно, не прячась, направился в обратный путь.

Иду спокойно по грунтовой уличной дороге, вот и окраина деревни, а вот тот злосчастный колодец, в котором нашли труп нашего солдата. У меня, конечно, мыслей на этот счёт никаких не было, но всё-таки я решил колодец обойти подальше. Обратно добрался нормально, только сильно вспотел, шёл быстрым шагом, чтобы не опоздать к подъёму роты. Пробовал с вещмешком бежать, но бежать с ним было тяжело, всё-таки в него входит два ведра яблок. К городку подошёл с другой стороны, где были домики офицеров, там часовых не было, да и мешок не надо перебрасывать через забор. Пришёл в казарму вовремя, на посту стоял другой дневальный, увидел меня вспотевшего, да ещё и с полным вещмешком за плечами, ошалелыми глазами посмотрел на меня и спросил: «А ты откуда такой взъерошенный?» — «От верблюда», — не задумываясь, ответил я. Затем спросил у него: «Яблок хочешь?» — «Ещё спрашиваешь?» — вопросом на вопрос ответил он. Дав ему два румяных яблока, я быстрым шагом пошёл к себе в роту на третий этаж.

Не успел подняться ещё до второго этажа, как услышал выстрел на улице. В утренней тишине он был слышен особенно громко. «Кто же это там стреляет?» — подумал я, надо проверить, как же такое случилось и без меня. Я быстро вернулся вниз, вещмешок затолкал под лестницу, а сам на улицу, там уже был наш дневальный. Когда я выскочил на улицу, то услышал чей-то истошный крик. Я спросил у дневального: «Где кричат?» Он говорит: «Наверное, у магазина, может диверсанты напали на магазин и ранили караульного». Магазин находился метрах в ста от нашей казармы. Бегу к нему, а сам думаю, и что надо этим диверсантам, что они хотят взять в том магазине, там кроме печенья в пачках, да асидола для чистки пуговиц больше ничего и нет. Подбегаю к магазину, там хорошее освещение и всё видно. Смотрю, на площадке лежит солдат и кричит, вот думаю, бандюги ранили часового, надо ему помочь. Осмотрелся, нет ли рядом диверсантов, затем, осторожно выглянул из-за дерева, вроде никого нет, только потом направился к часовому. Подошёл к нему и спрашиваю: «Ты чего орёшь?» — «Я ранен в ногу и мне больно», — отвечает курсант. «А кто тебя ранил? — спрашиваю у него, а сам озираюсь по сторонам, думаю, как бы не нарваться на засаду. «Да никто меня не ранил, я сам себя случайно ранил в ногу. Ты лучше помоги мне, сними сапог». Я снял с его ноги сапог, перевернул его, и с сапога полилась кровь. Я его спрашиваю: «Куда тебя ранило?» — «Да вот», — показывает он рукой и говорит, — в икроножную мышцу».

Обычно я крови боюсь, хотя и повидал её не мало, но только, разумеется, заячью да куриную, но тут такое дело, надо человеку помочь. Пока я его брючным ремнём перетягивал ему ногу выше колена, чтобы остановить кровь, прибежал дежурный по батальону в звании капитана, с караульными, и спрашивает меня: «Что случилось?» — «Да вот, — говорю я дежурному, — говорит, что сам себя случайно ранил в ногу». Дежурный повернулся ко мне и спрашивает меня: «А Вы кто такой, и как здесь оказались?» Я, без тени замешательства, отвечаю: «Да я вот дневальный третьей роты, услышал крики и поспешил на помощь», — без запинки ответил я. «А ты что устава не знаешь, что дневальный ни в коем случае не должен покидать свой пост, ты же оставил роту без присмотра, а если какая сволочь, зайдёт в роту, ты представляешь, что там может быть? Немедленно марш в роту». Затем он на меня внимательно посмотрел и говорит: «Кстати, курсант, если Вы дневальный, то где Ваша повязка дневального, где нож?» И в самом деле, подумал я, как же это я упустил, но тут, мои шарики в голове быстро закрутились, и я выдал надлежащий ответ: «Товарищ капитан я смену уже сдал и тут услышал крики с улицы и вот я здесь» — «Ну все рано марш в казарму, здесь мы и без тебя обойдёмся». Я быстро исполнил приказ дежурного по батальону. Иду в роту, а сам думаю, и правда, что это я там застрял, ещё дознаются, кто я такой, тогда неприятностей не оберёшься.

Как бы там ни было, я спокойно добрался до роты. Пришёл в казарму, взял свой мешок с яблоками и быстро пошёл на третий этаж к себе. До подъёма оставались считанные минуты. После зарядки я на койке с удовольствием поедал яблоки, а Зенцов и Захаров когда узнали, что я один ходил в деревню, чуть дара речи не лишились. Я на них обижаться не стал и яблоками угостил. Яблок было много, поэтому я ими угостил и нашего командира отделения и даже помощника командира взвода старшего сержанта Гусева. А получилось это так. Перед ужином подхожу к товарищу Гусеву, и предлагаю ему самому взять яблоки из моего вещмешка. Он заглядывает в него, и говорит: «Даже не знаю, как и быть, с одной стороны Вас за самоволку надо наказать, а с другой поблагодарить за смелый поступок». Затем взял и мешка два яблока и добавил: «Смотрите, Чухлебов, больше так не делайте, зачем Вам в самом начале службы портить карьеру военного». Вот так всё и обошлось. А тот часовой, который сам себе в ногу выстрелил, вылечился в госпитале, а затем его признали самострелом и дали два года дисциплинарного батальона. Ну, это вроде нашей солдатской тюрьмы.

Вот если говорить о самострелах, то в нашей роте, в первом взводе тоже был самострел, по фамилии Ершов. Он, хотел, чтобы его комиссовали, и поэтому из карабина отстрелил себе большой палец на правой руке, комиссия разобралась, что к чему, и тоже отправила его в дисбат. Почему курсанты, поступают, таким образом, я сделал такой вывод. Служить в армии три года очень сложно, особенно сам срок службы давит на психику. Ведь три года это очень много. Особенно трудно служить в нашем учебном батальоне, ведь всё время расписано по минутам, личное время только 45 минут, и то из казармы не выходить. А ведь многие ребята просто не готовы к тяжёлой армейской службе, некоторые парни жили в обеспеченных семьях, сытно ели и вдоволь спали, кровати не заправляли, а может и не умывались. Лафа, да и только. И тут сразу их в такое пекло, конечно, некоторые не выдерживают и хотят любым способом быстрее вернуться домой. Но армию самострелом не обманешь, здесь есть следователи, которые тонко разбираются в подобных вещах. И парни вместо того, чтобы поехать домой, в тюрьму попали на два года, а там, ещё труднее, чем в армии. Лично для меня служба в батальоне такой уж невыносимой не казалась, я морально и физически был готов к службе в армии. Коробил меня только армейский диктат, и несправедливость, иногда такую дурацкою команду даст наш командир отделения, что думаешь, кто его воспитывал, и где он учился. Я, конечно, иногда возражал в разной форме, за что получал наряд вне очереди. Несправедливость, да и только. Да шут с ними с этими нарядами, за то я за этих нардов познакомился с нашим старшиной роты.