Мэрилин Монро

Ди Маджио прибыл в Лос-Анджелес 23 декабря, украсил елочкой квартиру Мэрилин и загрузил холодильник шампанским и икрой. Мэрилин от имени их обоих приняла приглашение Гринсонов на рождественский обед; Джо, всегда испытывавший при чужих людях робость, без особого удовольствия согласился участвовать в этом приеме. Однако последовавший через неделю Новый год бывшие супруги провели на Доухени-драйв только в обществе друг друга.

Той зимой Мэрилин сказала Ральфу и Пат (а, скорее всего, также и Джо), что миссис Мёррей ищет для нее дом в западной части Лос-Анджелеса, неподалеку от Санта-Моники и Франклин-стрит. Гринсон и миссис Мёррей сочли, что этот район будет для Мэрилин самым подходящим. И если задуматься, то выглядит очень странным, — добавила Мэрилин, — что она сама как-то никогда не могла заставить себя обращаться к своей экономке иначе, чем «миссис Мёррей», хотя та всегда фамильярно величала ее только «Мэрилин».

Глава двадцатая. Январь—май 1962 года

В конце января 1962 года Юнис Мёррей нашла для Мэрилин Монро резиденцию. Ральф Гринсон сопровождал свою пациентку во время осмотра, чтобы одобрить сделанный выбор, и актриса купила у супругов Уильяма и Дорис Пейджен дом за семьдесят семь с половиной тысяч долларов. Мэрилин благоразумно оттягивала получение денег за ленты «Некоторые любят погорячее» и «Неприкаянные» и как раз в январе этого года получила чеки на общую сумму двести двадцать пять тысяч долларов. Большую часть этих денег она предназначила на уплату просроченных налогов, а потом взяла ипотечную ссуду в размере сорок две с половиной тысячи долларов под шесть с половиной процентов годовых, которую должна была погашать на протяжении пятнадцати лет ежемесячными взносами по триста двадцать долларов. Два месяца спустя Мэрилин получила право собственности на свое приобретение и документ, удостоверяющий это право.

Необходимые контракты были без всяких осложнений составлены ее новым адвокатом Милтоном Радиным (зятем Гринсона). Радин быстро провернул покупку дома, а позднее добился того, что агентство МСА передало право представления интересов Мэрилин его собственной фирме. Казалось бы, имея рядом с собой Гринсона, Мёррей, Уэйнстайна и Радина, Мэрилин Монро может быть спокойна как за свою личную, так и за профессиональную жизнь. И актриса перед подписанием соответствующих юридических обязательств заколебалась только на мгновение: «Я чувствовала себя скверно, потому что покупала этот дом совершенно одна», — призналась она немного позже. Однако под воздействием уговоров Гринсона насчет необходимости покупки актриса решилась на этот шаг, хотя, как вспоминает Эвелин Мориарти, подруга и дублер Мэрилин, «миссис Мёррей и доктор Гринсон склонили ее к этой покупке», и актриса неоднократно подчеркивала это во время съемок картины «С чем-то пришлось расстаться».

Новое жилище Мэрилин в значительной мере представляло собой более скромную версию дома Мёррей-Гринсона. Неподалеку от Санта-Моники и океана, между бульварами Сансет и Сан-Винсенте, перпендикулярно к Кармелина-авеню находится много тупиковых улочек, известных в обиходе под названием «пронумерованных Элен». На Пятой Элен-драйв под номером 12305 за высокой белой стеной располагался дом, построенный в испанском стиле. Укромный и хорошо запрятанный, небольшой (площадью семьдесят квадратных метров) одноэтажный дом с прилегающим к нему газоном и малюсеньким домиком для гостей нуждался в некотором освежении, но крыша у него была покрыта красной черепицей, толстые, массивные стены декорированы белым алебастром под мрамор, окна были сводчатые, с переплетами, в салоне — бревенчатый потолок, а двери — с арками над ними. Буйная растительность и бассейн придавали дополнительную привлекательность этому домовладению, размещавшемуся в тихом тупичке, на удобном расстоянии от магазинов и киностудии «Фокс», а также недалеко от резиденции Гринсона на Франклин-стрит, да еще и совсем рядом с полями для игры в гольф, принадлежащими спортивному клубу Брентвуда.

На фасадной двери дома виднелся латинский девиз CURSUM PERFICIO, являющийся переводом фразы из греческой версии Нового Завета ^[448]. С порога человек сразу ступал в малый салон; с левой стороны располагалась кухня, выгороженный уголок для еды и небольшой солярий, справа — три маленькие спальни, причем окна одной из них, связанной с крошечной ванной комнатой, выходили на лужайку перед домом, а две меньшие спальни соединялись между собой отдельной ванной. В соответствии с обычаем, принятым при постройке домов во времена великого кризиса, в большинстве из них были очень маленькие встроенные шкафы — в данном случае имелось два небольших шкафчика на три спальни плюс буфет для белья — и во всех, как заметила Юнис, отсутствовали замки. Весьма недовольна этим обстоятельством была новая секретарша Мэрилин, Чери Редмонд, женщина, которой было далеко за пятьдесят. С января 1962 года Чери работала на Доухени-драйв, с марта — на Пятой Элен-драйв, а когда началось производство новой картины, ежедневно являлась в «Фокс».

Чери хотела спрятать материалы, касающиеся финансовых дел Мэрилин, а также чеки и связанные с ними личные документы в шкафчике или в одной из меньших спален, «но в этом доме нет ни единой двери, которая бы запиралась», — написала она своей коллеге по работе Хедде Ростен (которая занималась почтой и другими менее важными канцелярскими вопросами на Пятьдесят седьмой улице [в Нью-Йорке]). После того как Мэрилин поселилась на Пятой Элен-драйв и жила там, ни один из замков так и не был отремонтирован; это констатировали следующие владельцы дома. (Чери добилась в конечном итоге того, что 15 марта на ее маленьком шкафчике с документами все-таки установили замок.)

Именно тогда, когда Мэрилин примерялась к частичному обновлению дома и покупке мебели в мексиканском стиле, она впервые услышала о человеке, о котором тогда много говорилось в Голливуде и который сыграл важную роль в ее жизни; разумеется, о них как о паре не писали в прессе (в 1962 году это невозможно было даже вообразить), а просто беседовали на приемах. Вскоре эти беседы перешли в громкий крик, а потом и в поток оскорблений.

Настолько долго предполагалось, что Мэрилин Монро и Джона Ф. Кеннеди связывал страстный роман, что в конечном итоге эта информация запечатлелась в общественном сознании почти так же прочно, как всякое иное событие, реально имевшее место во время президентства этого человека.

Если слово «роман» должно означать длительные близкие отношения, сопровождаемые частыми встречами, то наличие подобной связи между двумя указанными людьми нельзя констатировать. В связи с отсутствием доказательств ни один из серьезных биографов не в состоянии признать, что Монро и Кеннеди были любовниками. С абсолютной уверенностью можно утверждать лишь то, что между октябрем 1961 и августом 1962 года президент и актриса четырежды встречались при разных обстоятельствах и во время одной из таких встреч позвонили из спальни другу Мэрилин; вскоре после этого Мэрилин призналась в указанном единственном сексуальном свидании своим ближайшим доверенным лицам, не скрывая, что вся история, в которую впутались она и президент, этим и ограничивалась.

В октябре 1961 года после проведения сеанса фотосъемок для очередного журнала Мэрилин попросила Аллана Снайдера отвезти ее на ужин в дом Патрисии и Питера Лоуфордов в Санта-Монике, расположенный прямо на берегу моря. Прием был устроен в честь родного брата Пат, президента Кеннеди, а в числе гостей находились несколько кинозвезд-блондинок: Ким Новак ^[449], Джанет Ли ^[450]и Анджи Дикинсон, которую президент ценил более прочих ^[451]. В противоположность всеобщим разговорам, именно здесь Мэрилин Монро и Джон Кеннеди встретились в первый раз; слухи о том, что они познакомились раньше, невозможно доказать. Деловые обязанности Мэрилин Монро и Кеннеди — с момента вступления последнего в должность президента, состоявшегося в январе 1961 года, — заставляли их находиться на значительном расстоянии друг от друга. В тот октябрьский вечер Мэрилин отвез домой один из слуг Лоуфордов.