Владимир Высоцкий. По-над пропастью

Между тем неотвратимо накатывала первая сессия. И тут выяснилось, что ни у Высоцкого, ни у Кохановского не сдан зачет по черчению. А без него их к экзаменам не допустят. Последний срок сдачи чертежей был «черным днем календаря» — 2 января. «И мы решили (первого же чертить не будешь!) Новый год не встречать, — гордясь собой и другом, рассказывал Кохановский, — а сидели у Нины Максимовны и чертили. Наварили кофе крепкого, чтоб не спать, разделили стол пополам книжками... Что он чертил — я не знал, что я чертил — он не знал. Во второму часу ночи решили перекурить и выпить по чашке кофе. Потом он перешел на мою сторону, а я — на его... Я дико захохотал: то, что он там начертил, никто бы не понял. Стало ясно, что, конечно, эту работу не примут. И тогда он грустно-грустно взял кофе, который остался от заварки, окропил им чертеж и сказал: «Васечек! Я больше в этот институт не хожу!»

— Ну ты даешь! Мы с таким трудом туда поступили... Благодаря, между прочим, моему первому разряду, а ты...

А Высоцкий стал упрямо повторять: «Нет, я больше не могу, не хочу, я думаю поступать в театральное училище...»

Простим поэту Игорю Васильевичу Кохановскому творческие вольности с некоторыми деталями «исторического новогоднего вечера». Допущены они были, надеюсь, исключительно с целью достижения литературно-театрального эффекта, не более того. На самом деле заявление об отчислении из института по собственному желанию студент Высоцкий В.С. подал 23 декабря 1955 года, а уже на следующий день соответствующий приказ был подписан.

Но вечер за чертежными досками дома у Нины Максимовны действительно имел место. И залитый кофе чертеж тоже — в качестве вещественного доказательства испорченный ватманский лист мама хранила где-то на антресолях. И крик сына: «Все! Хватит! В этом институте я больше не учусь!» — она слышала отчетливо.

Суть не в деталях. Главное: Высоцкий принял бесповоротное решение.

Мама была в панике. Наутро бросилась за советом к мудрому свекру Владимиру Семеновичу. Тот сказал: иди в деканат и там ищи союзников, чтобы удержать парня от глупостей. Нина Максимовна помчалась в институт. Декан при ней стал выговаривать нерадивому студенту:

— Высоцкий, не делайте опрометчивого шага, у вас явные способности к математике.

— Возможно, но инженером я быть не хочу и не буду. Это не мое, понимаете? Так зачем же мне занимать место, которое кому- то нужнее, чем мне?.. Вот увидите, осенью приду и покажу вам другой студенческий билет — театрального института.

Дома сын, как мог, утешал Нину Максимовну: «Тк, мама, не волнуйся, все будет нормально. Я буду на сцене, а ты будешь сидеть в зале, и тебе захочется рядом сидящему незнакомому человеку шепнуть: это мой сын. Я стану актером, хорошим актером, и тебе за меня не будет стыдно».

Мама как-то фазу в это поверила и успокоилась.

Семен Владимирович принимать участие во всех этих событиях физически не мог — находился на больших учениях на Дальнем Востоке. Там его и нашла трагическая телеграмма от Евгении Степановны: «Крепись. Володя бросил институт». Когда через три месяца Семен Владимирович возвратился в Москву и вызвал сына, Владимир твердил одно: «Ведь ты, папа, не знаешь, чем я живу. Этот строительный институт — хорошее дело, но не для меня...»

Свое 18-летие Владимир Высоцкий встречал в постели — сильная простуда. «Он был... обмотан теплым маминым шарфом и почти не мог говорить. Мы, конечно, выпили за его день рождения, рассказывал Кохановский, — за мою первую сессию. И тогда же мы написали длинную песню о том, что с нами произошло за последний год. Написали мы ее на мотив известной песни «А парень с милой девушкой на лавочке прощается». Было там о том, как мы поступили в институт, как Володя захандрил, как он ушел, как заболел теперь в каникулы:

А заканчивалась песня так

Потом он стал просто избегать общения с родителями. Семен Владимирович с опозданием раскусил тактику сына: «Володька — хитрый. Матери говорил, что он у нас, а нам говорил, что пошел к матери...». На самом же деле неделями жил у друзей. Но, в основном, пропадал в богомоловском драмкружке. Много репетировал, азартно мастерил декорации, придумывал костюмы.

Нина Максимовна знала, где его искать. Как-то забрела в особняк на Горького. Шла репетиция «Безымянной звезды»: Володя изображал крестьянина, который пришел на вокзал и требует у кассира билет, ему отвечают, что билетов нет, а он добивается своего... В спектакле «Не хлебом единым» Володя-мальчик играл пожилого помещика начала века, облаченного в халат. Мне казалось, говорила мама, это странным и смешным, в этом было какое-то несоответствие... Помню свое удивление, — настолько неожиданны были для меня все его актерские приемы. После репетиции я подошла к Богомолову и спросила: «Может ли Володя посвятить свою жизнь сцене?» — «Не только может, но должен! У вашего сына талант».

Куда идти учиться? — такой вопрос Богомолову Высоцкий мог даже не задавать. Вчерашний выпускник мхатовской Школы-студии боготворил свой Лицей.

К вступительным экзаменам Владимир Богомолов посоветовал тезке готовить монолог Олега Баяна из «Клопа» Маяковского: «У тебя получится!» 

«МОЙ МОЗГ, ДО ЗНАНИЙ ЖАДНЫЙ, КАК ПАУК..» 

—  Смотрите!

Володя небрежным жестом вытащил из кармана ковбойки новенький студенческий билет и продемонстрировал собравшимся во дворе ребятам:

— «Читайте! Завидуйте! Я — ...» И так далее, как у Маяковского...

«Министерство культуры СССР. Школа-студия им. В.И. Немировича-Данченко при МХАТ СССР им. М. Горького.

Студенческий билет № 398

Фамилия — Высоцкий. Имя — Владимир. Отчество — Семенович.

Время поступления — 01.09.56 г.

Факультет — актерский.

Билет действителен по 24.01.57 г.

Дата выдачи — 01.09.56 г.

Директор — /подпись/»

— Ну, Вовка, молоток, поздравляем!

— Артист! — вздохнули девочки.

— Дай-ка взглянуть. Так, «Школа-студия имени Немировича-Данченко» — звучит. А вот это как-то не очень, смотрите: «...СССР им. М. Горького» — такое я впервые вижу. Как это понимать, а?

— Да ну тебя в баню!.. МХАТ имени Горького!

— Ты не виляй, ноги в руки — и чеши, пока в «Бакалее» еще чего осталось!

— Ладно, через полчаса у Левы.

«Поступал Володя честно, без всяких протекций, — заверял тогдашний лаборант кафедры актерского мастерства Школы-студии Борис Поюровский, которому доподлинно было известно закулисье вступительных туров. — За него не было никаких ходатайств. Он был ничейный. Поступал хорошо, никаких проблем не возникало...» Даже Саша Сабинин не сдерживал удивления: «Я поступил на актерский не сразу, а он — с первого раза!»

Хотя проблемы были, и серьезные. Экзаменаторов смущал необычный, непрофессиональный, как они выразились, голос абитуриента. В толпе болельщиков под стенами училища мама фаем уловила отрывок разговора: «Это какой Высоцкий? Который хрипит?..» Комиссия на всякий случай направила Высоцкого на консультацию к врачам-специалистам. Профессор-отоларинголог выдал горемыке справку: «Голосовые связки в порядке, голос может быть поставлен...» А потом Владимир Семенович с улыбкой оглядывался в прошлое: «Считали, что у меня больной голос. Пока этот голос стал модным, прошло... целое десятилетие...»

Человек по духу «артельный», Высоцкий с первых дней занятий пытался поскорее вжиться в новую среду обитания, сам искал знакомств.

«Несколько человек были приняты раньше других, — рассказывала Марина Добровольская. — Ленинградец Вильдан, москвичи Ялович, Портер и Высоцкий. А поздно вечером объявили, что приняты Лена Ситко и я... И всем нам было велено прийти на следующее утро.