Николай Львов

работавший со Львовым и ставший опытным строителем Адам Менелас. Сенат издал указ, который

предписывал губернаторам безлесных провинций посылать в училище по два ученика от губернии,

выбрав их «из молодых и добропорядочного поведения крестьян казенного ведомства». Впрочем,

некоторые помещики также посылали туда и своих крепостных. Обучение было рассчитано на

полтора года, после чего крестьяне, получив звание присяжного мастера или подмастерья,

возвращались по домам. В училище они постигали технику строения из земли жилых домов, скотных

дворов, конюшен, сараев, складов, оград и т. п. В первом наборе было более ста человек, а учили их,

помимо самого Львова, его крепостные, специально подготовленные им мастера.

Тем временем по распоряжению Павла I в его любимой резиденции Гатчине Львов, используя

новую для России технику, возводил землебитный замок — Приорат. (В настоящее время в этом

здании размещается гатчинский краеведческий музей.)

Проект этого сооружения относится к концу 1797 года, но, поскольку землебитные постройки

следовало возводить в летние месяцы, к его осуществлению приступили только в июне следующего,

1798 года.

Приорат в Гатчине. 1798 г. Современная фотография.

Мысль о создании Приората (то есть места жительства приора — настоятеля католического

мужского монастыря или монашеского ордена) могла возникнуть лишь в результате довольно

длительных и сложных взаимоотношений русского правительства с мальтийским рыцарским

орденом. Этот орден в конце XVIII столетия был оплотом европейской реакции против французской

буржуазной революции и уже одним этим снискал себе поддержку российской монархии.

Павел I был ярым поклонником воинствующего ордена и вскоре по вступлении на престол, в

январе 1797 года, образовал «великое приорство русское». В ноябре этого года ему были поднесены

титул «протектора» и знаки мальтийского ордена, а через год, после занятия острова Мальты

войсками французской республики, русский царь к удивлению всей Европы принял звание великого

магистра (гроссмейстера) католического военного ордена, и мальтийский восьмиконечный крест был

официально помещен в русский государственный герб.

В это время и был сооружен Приоратский дворец — резиденция приора, которым был тогда

французский эмигрант принц Конде. Однако резиденция эта была лишь номинальной, французский

принц никогда в Гатчине не жил, и Приорат никогда не использовался по своему прямому

назначению.

Неподалеку от дворцового парка, в конце узкого длинного Черного озера, прямо из воды

романтично возникает островерхий замок, белеющий на фоне подступивших к нему елей и сосен. Вот

уже сто семьдесят лет стоит он и оправдывает утверждение своего автора, что при хорошем

выполнении работ землебитные постройки не боятся времени и с годами будут приобретать все

большую прочность.

По всей вероятности, одновременно со строительством Приората Львов составил «Атлас

игуменства» с чертежами и объяснением к ним. Текст и чертежи были опубликованы в 1895 году в

журнале «Строитель», оригинал, очевидно, не сохранился. В приложенной к чертежам записке автор

пишет, что «все строение сделано из чистой земли без всякой примеси и без всякой другой связи,

кроме полов и потолков, особым образом для того устроенных». Там же указывается, что пояс между

первым и вторым этажами не «набивной», а сложен из земляного кирпича; выше опять идут

монолитные стены. Большой интерес представляют особым образом устроенные потолки. Их

особенностью являлась оригинальная дощато-кесонная конструкция, которая давала возможность

перекрывать большие помещения и при этом уменьшала нагрузку на стены здания.

Потолок в Приорате. Современная фотография.

Техника землебитного строительства была разнообразна, в разных случаях мастера применяли

различные способы. Так, например, по свидетельству архитектора, «ограда и две приворотные будки,

для жилища привратника служащие... построены из четвероугольных земляных глыб, сбитых в станке

во время дурной погоды, и известью в стене соединены». Иногда Львов допускал сочетание

различных материалов в одном сооружении, в данном случае стройная башня, возвышающаяся почти

на тридцать метров над уровнем воды, сложена из местной парицкой плиты. Только подобные

сочетания требовали особенно высокой квалификации мастеров и употреблялись в исключительных

случаях.

Выступая в качестве смелого новатора в области строительства, Львов никогда не увлекался

технической стороной дела в ущерб художественной. Насколько мы можем судить на основании

сохранившихся проектных и изобразительных материалов, большое значение он придавал облику

здания, тому, как оно будет выглядеть в конкретной обстановке. Гармоническая связь постройки и

пейзажа всегда отличала архитектурные сооружения Львова. Трудно представить себе более

подходящее место для «земляного игуменства», чем то, которое отвел ему архитектор. На

облицованной камнем террасе, выступающей из озера, стоит небольшой замок с островерхой

кровлей, белую гладь ничем не украшенных стен разбивают только оконные проемы, но эта простота

совсем не делает здание скучным, однообразным. Особую живописность и художественную

завершенность придало ему сочетание различных по высоте и форме объемов: энергичная вертикаль

узкой граненой башни с высокой шатровой крышей, затем основной двухэтажный корпус и, наконец,

одноэтажная асимметричная пристройка, так называемая «капелла», со стрельчатыми окнами. Силуэт

здания удачно перекликается с верхушками окружающих деревьев, а зеркальное отражение

маленького дворца в глади озера сообщает ему почти сказочную поэтичность.

В конце XVIII века некоторые прогрессивно настроенные помещики увлеклись было землебитным

строением, в числе таких любителей был и известный мемуарист, садовод и сельскохозяйственный

деятель А. Т. Болотов. Однако у большинства этих энтузиастов не хватало практических знаний, и

постройки их, не будучи еще завершены, часто давали трещины или вовсе разваливались. Это дало

повод некоторым скептикам острить, что «мужики Львова без толку толкут землю». Пытаясь

предупредить всяческую самодеятельность, подрывавшую веру в самую идею, Николай

Александрович обратился к.губернаторам с письмом такого содержания: «Земляное битое строение

как для удобства в постройке, так и для прочности своей требует почти особого рода архитектуры,

хотя простой, но в простоте своей довольно красивой и прочной; почему опасаюсь, чтобы господа

губернские архитекторы, хотя в прочем искусные люди, не имея опыта в сем роде постройки, не

прожектировали бы чего-нибудь такого, которое из сего грубого материала и выполнить не можно, а

тем самым не подвергнули бы неизвестного начала сомнительному концу и не подали бы худого

мнения желающим распространить сие художество о такой постройке, которая, будучи с точностью

совершена, целые века безвредно в целости пробыть определяется. Почему покорнейше прошу

предполагаемых вами на будущее лето казенных построек прислать ко мне без потеряния времени

проекты, хотя карандашом сделанные, дабы я мог оные, переправя, тотчас обратить к вашему

превосходительству. .»

Львова безусловно тревожили казусы с неумело возведенными постройками, поэтому особенно

важно было, чтобы образцовые здания, выстроенные учениками для практики, были безукоризненны.

Такими они, видно, и были, потому что еще в тридцатых годах нашего века на месте бывшего