Кожедуб

Одним из таких «мероприятий» была тактика «выжженной земли», когда, по словам того же Манштейна, «в зоне 20—30 км перед Днепром было разрушено, уничтожено или вывезено в тыл все… а командование германской армии приказало переправить через Днепр и местное население».

3 сентября 1943 года войска Центрального фронта освободили Шостку. Кожедуб, не раз видевший в районе Харькова и с воздуха, и на земле, как советские войска освобождают его родные места после недолгого господства там «новых хозяев», с большим волнением отправил письма отцу в Ображеевку, в Шосткинский сельсовет. По его просьбе соответствующее «официальное» письмо-запрос направил в Шостку и политотдел дивизии.

Никита Илларионович Кожедуб тоже с нетерпением ждал освобождения, ждал того момента, когда он сможет написать своему дорогому сыну, а может быть, и обнять его. Уже через несколько дней, когда Кожедуб по обыкновению возился у самолета вместе с механиком, адъютант эскадрильи принес ему сразу два письма. На конверте одного из них он с волнением узнал знакомый почерк отца:

«Дорогой сынок Ваня!

Все мы вместе желаем вам, фронтовикам, удачи, победы над врагом, боевого и смелого духа. До чего же ты обрадовал меня своим письмом! Что тебе писать о нас? Где теперь Яков и Григорий, не знаю. Григория угнали в рабство немцы. Яша с первых дней в боях. Саша тоже прислал письмо, беспокоится о тебе. Высылаю его адрес. Мотя с ребенком живы. Наше село немцы не успели сжечь. А вот родину твоей мамаши — Крупец сожгли. Односельчан наших — тринадцать человек — немцы убили. Нашего соседа, старинного друга Сергея Андрусенко, фашисты замучили в здании техникума, где ты учился. Еще замучили 800 человек.

Я знал, что немцу не быть хозяином на нашей земле, потому что наша Родина — великая сила. Радуюсь, что ты бьешь фашистов. Только, Ваня, не заносись и честно выполняй свой долг перед Родиной. Я, Ванюша, за эти тяжелые годины сильно состарился, но сейчас снова работаю, наш колхоз оказывает мне помощь. Жду от тебя письма, дорогой сынок. Передай от меня привет всем своим друзьям.

Твой родной папаша Никита Кожедуб.

Вспоминай, Ваня, мамашу,

Защищай ты страну нашу».

Второе письмо было из Шосткинского сельсовета. В письме, наряду с многочисленными пожеланиями здоровья, успехов и скорой победы, говорилось, что отец дважды орденоносца героического лейтенанта Кожедуба не останется без заботы, что ему оказывается и будет оказываться неустанная помощь.

И раньше в душе нашего героя жила острая нетерпимость к врагу. Он видел, как небогато жили его близкие и односельчане, как напряженно работали, как радовались скромным успехам. И вот не из дикой степи — из благополучной Европы явился враг, чтобы отнять последнее. Волею судеб ему, еще вчера крестьянскому парню, было доверено самое современное и эффективное оружие — боевой самолет. И в его силах было доказать, что Родина не ошиблась с выбором. Ради этого он не пощадит и самой жизни.

Получив письмо с описанием тяжелых лет оккупации, он ощутил себя человеком, которому лично были нанесены кровные обиды и оскорбления. Отец, едва живой, пытается хоть что-то сделать для восстановления разоренной Ображеевки, один брат угнан в рабство, второй — воюет, и неизвестно, жив ли. Многих его земляков и родных людей убили только за то, что они жили и трудились на земле своих предков.

В его душе поселилась ненависть. Раньше воздушный бой он воспринимал как жестокую игру, соревнование на выживаемость. Теперь он знал, ради чего ведет бой.

«Первые письма из дома, где говорилось о страданиях и гибели близких, оказали на меня большое мобилизующее влияние: я стал дисциплинированнее, строже, внимательнее», — вспоминал позднее Иван Никитович.

В известной книге Б.Н. Полевого «Повесть о настоящем человеке» есть запоминающиеся строки об ощущениях летчика при управлении самолетом: «…Вот когда Алексей с торжеством ощутил совершенное слияние со своей машиной! Он чувствовал мотор, точно тот бился в его груди, всем существом своим он ощущал крылья, хвостовые рули, и даже неповоротливые искусственные ноги, казалось ему, обрели чувствительность и не мешали этому его соединению с машиной в бешено стремительном движении…» [15]

Нечто подобное в полете ощущает каждый летчик. «Мотор работает четко. Самолет послушен каждому моему движению. И это поддерживает. Я не один — со мной боевой друг», — вспоминал Иван Никитович. Пристегнутый ремнями к своей машине, он ощущал ее как себя, думал вместе с ней («э, нет, туда я не успею, задохнусь», или: «а здесь, с полупетли, я тебя достану»), вместе с ней напрягался, выходя на крутую горку, болезненно переживал попадания. Удивляя видавших виды опытных механиков, он часто по одному лишь наитию выявлял неисправности, а устраняя их, мог часами напролет копаться в машине. Чистота пилотирования, плавность эволюции, столь ценимые любителями пилотажа, закладывались на земле. А ведь от их соблюдения зависели не только расход топлива, ресурс двигателя и сохранность машины. Главное — в нужный момент достать огнем нужную точку, самому уйти от вражеской очереди.

Он постоянно искал новые тактические боевые приемы, с улыбкой выслушивал искреннее восхищение друзей, понимавших всю их сложность, с удовольствием читал в газетах, несмотря на массу фактических ошибок, описания воздушных боев. Статьи из «Красной звезды», «Сталинского сокола», «Советского пилота» Кожедуб «переводил» на свой «язык», интересные сведения и схемы боев заносил в записную книжку.

К началу битвы за Днепр лейтенант Кожедуб уже имел около 600 часов налета и был в числе опытнейших летчиков полка. К тому времени он совершил 90 боевых вылетов, провел 20 воздушных боев, лично сбил семь истребителей — шесть Me-109 и один ФВ-190 — и три пикировщика Ю-87.

24 сентября 1943 года 240-й и 193-й ИАП перелетели на знаменитый впоследствии аэродром под Полтавой. В полках зачитали обращение Военного совета фронта, где говорилось, что истребительная авиация обязана надежно прикрывать бомбардировщики и штурмовики, что от этого будет зависеть успех переправы через Днепр.

Противник, сосредоточивший на берегу Днепра значительные силы и резервы, имел в своем боевом составе 653 самолета. С 27 сентября в течение десяти дней постоянно усиливалось противодействие люфтваффе. Противник направлял все силы своей авиации на бомбардировку наступающих советских войск.

29 сентября был освобожден Кременчуг. В приказе Верховного Главнокомандующего отмечалось: «Войска Степного фронта после трехдневных упорных боев сломили сопротивление противника и сегодня, 29 сентября, овладели городом Кременчуг — сильным предместным опорным пунктом немцев на левом берегу реки Днепр.

В боях за освобождение города Кременчуг отличились войска генерал-лейтенанта Жадова, генерал-лейтенанта Манагарова и летчики генерал-лейтенанта Горюнова» [16].

В эти дни число боевых вылетов резко возросло, а число воздушных боев, напряженность боевой работы мгновенно достигли максимума. В последний день сентября Кожедуб провел один из самых памятных и драматичных своих боев. Вот как он вспоминал об этом:

«Трудно приходилось нашим пехотинцам, и мы, летчики, никогда не забывали о том, кто на земле, кто в траншее держит оборону или готовится к броску.

Помню, 30 сентября 1943 года я в третий раз повел свою эскадрилью в район Бородаевки прикрывать наш плацдарм на правом берегу Днепра. Внизу шел ожесточенный танковый бой. И получилось так, что я остался над плацдармом один. Чутье подсказывало: вот-вот должны появиться неприятельские бомбардировщики. И действительно, слышу сквозь треск в наушниках приказ с КП дивизии: "Сокол-31! Юго-западнее Бородаевки появились бомбардировщики, Немедленно атакуйте!"

Впереди, ниже меня, восемнадцать бомбардировщиков. Они вошли в пикирование. Некоторые уже начали бросать бомбы. Вражеских истребителей не видно.