Вера (Миссис Владимир Набоков)
Вера (Миссис Владимир Набоков) читать книгу онлайн
В книге "Вера (Миссис Владимир Набоков)" Стейси Шифф, блистательный литературовед и биограф, рассказывает об одном из самых известных романов XX века. Это история любви Владимира Набокова и Веры Слоним, ставшей его женой и верной помощницей. Их брак продлился более полувека, и все эти годы Вера была музой Набокова, и именно ей он посвятил лучшее из того, что создал. Прочтя эту книгу, читатель поймет, какое огромное влияние оказала эта незаурядная женщина на творчество знаменитого писателя, сколь значительную роль она сыграла в его жизни.Подробнее:http://www.labirint.ru/books/228456/
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
9
Десятилетия спустя в своих примечаниях к «Евгению Онегину» Набоков с чувством писал о «неутолимой злобе отвергнутого просителя руки в адрес незабвенной девицы и ее родителей-мещан».
10
Приводя адреса, по которым можно было подписаться на «Руль», редактор газеты, Иосиф Гессен, восклицал: «Есть ли место на земле, где не обосновались бы русские эмигранты?»
11
* «Истинная подоплека» (англ.).
12
* «Истинная жизнь Себастьяна Найта» (англ.).
13
Такой соседкой могла быть «тетя» — любительница шахмат, любовница лужинского отца из «Защиты Лужина», но не Набоковы, хотя их семья к осени 1908 г., когда Слонимы перебрались на Фурштатскую, уже два года как снимала дом совсем неподалеку, на Сергиевской улице.
14
И где она вполне могла влюбиться в своего будущего супруга, если бы, по его мнению, они встретились еще тогда.
15
Вспомним восклицание англичанина, посетившего Россию в год появления Веры Евсеевны на свет: «Уж лучше быть жуликом, фальшивомонетчиком или последним преступником, чем почтенным евреем в России!»
16
Обычно обрусевшие евреи меняли имена. Залман Аронович Слоним, приходившийся, вероятно, двоюродным братом Евсею Слониму, приехал под этим именем в Петербург в 1900 г. Через год он стал Семеном Ароновичем. К 1902 г. он исправил свое явно по-еврейски звучавшее отчество и стал Семеном Аркадьевичем.
17
Под исключительно одаренным американцем она подразумевала Эдмунда Уилсона.
18
Лена Слоним-Массальская была иерархически щепетильна, чувствительна к своему положению и могла покинуть званый ужин, если считала, что ей предложили неподобающее место за столом.
19
Мандельштаму также было кое-что известно насчет этой традиционной прямолинейности: «Отец часто говорил о честности деда как о высоком духовном качестве. Для еврея честность — это мудрость и почти святость».
20
Было ли это на самом деле, никто в семье сказать не мог.
21
Сама Вера Набокова вспоминала эти эпизоды с удовольствием, что не мешало ей придираться к каждой подробности, если об этом в печати рассказывал кто-либо другой. Несомненно, что и в этом изложении она обнаружила бы изъяны.
22
И как продемонстрировал У. У. Роу, Набоков, спокойно выстраивая эпизоды, постоянно присутствует на заднем плане, от появлений Куильти в «Лолите» до доброжелательных белок в «Пнине».
23
Супруги Набоковы придерживались мнения, что этот список демонстрировался не из хвастовства, а в подражание Пушкину. Набоковский арсенал соперничал с арсеналом Мастера, насчитывавшим шестнадцать серьезных любовных романов и восемнадцать легких увлечений. Подобная практика единичной не являлась. Ходасевич также составлял такой список для Берберовой.
24
* Первая строка этого стихотворения: «Твое лицо между ладоней…» (Семейный архив Набоковых, Монтрё).
25
В 50-е годы группу студентов Корнеллского университета весьма покоробило то, что их профессор как бы между прочим сказал: «Остен? Остен — кошечка, а Диккенс… Диккенс — это великая, крупная псина». Набоков относился к Остен с крайним предубеждением; Россия, как он считал, и по сей день не породила великую женщину-романистку. Набоков нисколько не поощрял и надежд своей сестры Елены, которая признавалась в своих воспоминаниях, что также не избежала «фамильной болезни». Она мечтала опубликовать что-либо из написанного, но этого так и не случилось.
26
Применительно к литературе интересно отметить: при всем том, что синестетики обычно наделены незаурядной памятью, они нередко испытывают трудности при ориентировании в пространстве.
27
* Цветомузыкой (фр.).
28
Вторым таким человеком была мать, которая до появления Веры переписывала почти все сочинения сына.
29
На этот счет Вера опять-таки крайне немногословна. Отвечая на вопрос одного из исследователей, она сообщает: «Анна Фейгина моя двоюродная сестра, племянница моей матери. Мы всегда довольно тесно общались. Она родилась в 1890 г. В начале сороковых [sic] переехала к нам в Нью-Йорк, а в 1968 г. переехала к нам уже в Европу». Вера забыла лишь упомянуть о самом главном — о двадцатых годах.
30
Можно ли сказать, что взгляд Набокова на «Анну Каренину» имеет отношение к характеру его брака? Он видел истинную нравственную идею книги в том, что лишенные любви браки людей типа Карениных — это преступление перед человеческой природой; по мнению Набокова, Кити и Левин являют собой «Млечный Путь» всей книги. Набоков рассуждал о «мысленном мостике» и «нежной телепатии» Кити и Левина так же, как в своих интервью восхищался способностью Веры к «домашней телепатии» или описывал свойство Федора Константиновича общаться с Зиной «без всяких мостов». У Кити с Левиным «связь светлая, лучезарная, открывающая целые дали нежности, влюбленной привязанности, уважения и настоящего блаженства».
31
По воспоминаниям Веры, за таким предложением последовал чуть менее лихой, чем утверждал ее муж, поступок: «В. Н. выплеснул содержимое стакана этого типа ему в физиономию».
32
Не мог Набоков не обратить внимания и на то, что инициалы Веры совпадают с инициалами женщины, нам известной под именем Тамары и Машеньки, возлюбленной Набокова в период между 1915 и 1916 гг. — Валентины Евгеньевны Шульгиной (Shulgin — «V.S.»). Любопытно, что Валентина всю жизнь проработала машинисткой.
33
Обычно русские писатели, начав с поэзии, переходят к прозе. Как отметит Набоков на ряде особых примеров, на творчестве некоторых это сказалось роковым образом.
34
Вот тут-то и начинается пленительная игра местоимений в их переписке. Вот как писал Набоков: «Я работаю над крупным переводом, а вчера Вера и я проработали восемь часов…».
35
«Теперь мне понятен его дикий взгляд. Глупо, но вот такое со мной приключилось», — признавался Набоков после этого казуса.
36
В своем интервью 1970 г. израильскому журналисту Набоков изобразил этот перечень в следующем виде: «Нелепые, недоброжелательные предметы: теряющиеся футляры для очков; обрушивающаяся в стенном шкафу одежная вешалка: не тот карман. Спрятавшаяся потайная кнопка при раскрывании зонта. Неразрезанные страницы книг, узлы на шнурках».
37
Что потребовало бы неимоверной силы убеждения. Иосиф Гессен вспоминал, как поручил двадцатилетнему Набокову перевести на русский для «Руля» «Кола Брюньона» Ромена Роллана. Гессен высказал ряд замечаний в верстке и передал ее отцу Набокова. Возвращая верстку Гессену, Набоков-старший с извиняющейся улыбкой заметил, что сын стер всю правку Гессена.
38
В 1965 г. он говорил репортеру: «Так вот, после этого моя такая добрая и терпеливая жена садится за машинку, а я — диктую, я диктую с [каталожных] карточек, что-то изменяю и часто, очень часто, обсуждаю с ней то или это. Случается, она возражает: „Нет, так сказать нельзя, так нельзя!“ — „Что ж, поглядим, может, и исправлю“».