Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936

Фланден, с которым я имел встречу сегодня утром, высказался в пользу обращения к Лиге наций, согласно статье 11 ее Устава. Конечно, это не решающее средство, но все же лучшее или, во всяком случае, наименее плохое. Я изложил совету свои идеи, анализируя обстановку. Протест? Но такой человек, как Гитлер, посмеется над ним, он ответит на это меморандумом. Консультация трех держав – Франции, Англии и Италии? Но демарш Англии делает ее невозможной. С другой стороны, что могла бы гарантировать Италия? Обращение к Лиге наций целесообразно по следующим трем причинам: 1) по соображениям принципиального характера, ибо нельзя не вынести на обсуждение Совета Лиги наций такой вопрос, как расторжение Версальского договора; 2) это в наших интересах, ибо именно там у нас больше всего друзей и там мы встретимся с Советской Россией, оказывающей нам самую надежную и мужественную поддержку; 3) по соображениям долга, ибо мы не можем жертвовать свободой и правами других держав, особенно наших союзников. Марэн горячо поддержал меня. Лаваль присоединился к этой идее и получил согласие на поездку в Москву. Совет единогласно решил обратиться в Лигу наций.

Во второй половине дня состоялось заседание сената.

Вечером 20 марта на пленарном заседании Исполнительного комитета партии радикалов я четко определил занимаемую мною позицию, подчеркнул, что я со всей ответственностью принимаю это решение. Я зачитал составленное мною заявление, выразив предварительно чувство симпатии к моему дорогому и отважному другу Эльбелю, ставшему недавно жертвой политического нападения; он потерял один глаз, но терпеливо переносит это несчастье. Я напомнил о наших усилиях достигнуть соглашения с Германией и привел цифры, иллюстрирующие различные этапы ее перевооружения. Я резюмировал собранные мною документы, зачитал заявление Геринга об авиации, сослался на меры предосторожности, принятые англичанами, русскими и швейцарцами. «Я прошу тех, кто критикует нас слева, объяснить нам, почему и как они считают законным то, что Россия увеличила свою армию с конца 1934 года с 600 тысяч до 940 тысяч человек, а свои военные расходы (слушайте хорошенько эти цифры) с 1665 миллионов рублей, предусмотренных на 1934 год, до 6509 миллионов рублей – на 1935 год. И, как об этом заявил Тухачевский, она сможет удовлетвориться такой численностью армии только при одновременном увеличении снаряжения и развитии механизации.

Нам говорят: не хотите ли вы участвовать в гонке увеличения численности армии, которая окончится для вас неизбежным поражением? Ответ: нет, мы хотим совсем другого. Мы не стремимся к максимуму, а лишь отстаиваем минимум… Нам говорят – и это самый серьезный аргумент в глазах международной общественности, – Германия вооружается потому, что Франция не разоружилась. Говорить таким образом – это значит совершать вопиющую несправедливость. Шаг за шагом Франция осуществила переход от трехгодичного до двухгодичного срока военной службы, от двухгодичного до восемнадцатимесячного, от восемнадцатимесячного до одногодичного. В 1914 году она имела под ружьем 735 тысяч человек; сравните эту цифру с теми, которые я вам привел, – и вы увидите разницу… Я не верю, чтобы хоть один член ответственного за безопасность Франции правительства мог бы уклониться от принятия диктуемых интересами страны мер, имея дело с личностями, о которых по меньшей мере можно сказать, что они принимают внезапные решения».

После этого заявления Тиссье выступил со своими возражениями и критикой, которая, впрочем, была сдержанной и путаной. Зато в сенате Поль Бонкур и де Жувенель поддержали точку зрения правительства.

Гитлер заявил английскому послу, что численность вновь созданной германской армии составит приблизительно 500 тысяч человек.

В Лондоне «Таймс» критикует воззвание Франции, направленное Совету Лиги наций. Сэр Остин Чемберлен и четыре других депутата-консерватора направили в редакцию газеты свой протест, оправдывая в своем письме позицию нашей страны: «Аргументация, согласно которой Лига наций не может говорить о Германии, в то время как Германия имеет право оскорблять Лигу наций, поистине вызывает изумление. Согласно этой аргументации, Германия имеет все права, если не придерживаться юридической точки зрения, на создание самой мощной армии в Европе под бесспорным контролем режима, кичащегося своей революционностью и жестокостью. В то же время ни одна другая держава будто бы не имеет права обратить внимание Лиги наций на нелепость такого положения, при котором все страны в своей дальнейшей политике должны полагаться на слово Германии и, несмотря на ее недавние действия, не придавать никакого значения ее поступкам. Какой же смысл в коллективной безопасности, какой смысл в самом Уставе Лиги наций, если Совет Лиги не будет устанавливать на основе заключения Апелляционного суда факт явного нарушения договоров?» Письмо было подписано сэром Остином Чемберленом, Э. Гренселлом, Флоренсом Хорсбью, Никольсоном, У. Росс Тэйлором. Отвечая на это письмо, «Таймс» ограничилась заявлением, что ее передовая была неправильно понята, что она якобы имела целью не избавить Германию от осуждения за ее жест, а лишь высказать сомнение в практическом значении обращения в Лигу наций в момент, когда сэр Джон Саймон направляется в Берлин, чтобы попытаться, в частности, добиться возвращения Германии в Женеву.

Суббота, 23 марта. Я встретил на Кэ д'Орсе Сувича и Идена.

Беседы прошли в чрезвычайно сердечной обстановке.

Вторник, 26 марта. Заседание совета министров. Лаваль получил от сэра Джона Саймона очень важное письмо, в котором подтверждалась «тесная солидарность Франции и Англии в стремлении к миру и безопасности». Что же произошло? У нас есть информация о германо-английских переговорах. Гитлер не осуждает в принципе Лигу наций, но хотел бы, чтобы она была организована другим образом. По поводу Восточного пакта он заявил, что никогда не объявит войны России; он ожесточен только против Литвы. Он высказался в пользу двусторонних пактов, не отвергая и многосторонних, хотя и считает, что они слишком напоминают довоенные союзы. Он полагает, что в настоящее время русская армия является первой в мире.

Надежда на возвращение Германии в Женеву потеряна не совсем.

Совещание в Стрезе состоится 11 апреля; совещание в Женеве – 15 апреля. Поездка в Москву состоится, только позднее. По словам Лаваля, Белград обрадован новой итальянской политикой. Чехословакия присоединяется к Римским соглашениям. Лаваль полагает, что Англия хочет успокоить свою пацифистскую совесть, но готова проводить и другую политику, если это будет необходимо.

Гитлеризм появляется и во Франции. Когда член Французской академии Луи Бертран прибыл в Марсель читать лекцию, журналист из «Пти Марсейе» взял у него 25 марта интервью. Бертран объявил себя сторонником сближения Франции с ее соседкой. «… Германия вовсе не является народом кровожадных зверей, как о ней говорят. Среди всеобщего лицемерия ее искренность удивляет и скандализирует… Ах, – возмутился вдруг Луи Бертран, – лучше немец, чем русский, лучше гитлеровец, чем большевик! Я громко заявляю о том, что я гитлеровец».

31 марта 1935 года Поль Рейно представил бюро палаты контрпроект, предлагающий создание бронетанкового корпуса в составе 7 моторизованных дивизий, из которых 6 – бронированные, то есть состоящие из тяжелых танков. Рейно сообщил нам о странном явлении: тяжелым танкам не придана пехота, а легким танкам – кавалерия. Контрпроект пронизан идеями генерала де Голля. Каждая бронетанковая дивизия должна состоять из: 1) разведывательной группы легких машин; 2) бригады в 500 тяжелых танков; 3) пехотной моторизованной бригады; 4) моторизованной артиллерийской бригады. Бронетанковые дивизии должны сопровождаться моторизованными пехотными дивизиями. Бронетанковый корпус должен включать сто тысяч добровольцев и сверхсрочников. Известно, как этот контрпроект был отвергнут кабинетом Фландена и кабинетом Лаваля. «Специализированный корпус, – возражал военной комиссии палаты генеральный штаб, – был бы чрезвычайно мощным дополнением к системе национальной обороны. Однако он не является ни возможным, ни желательным, так как против него логика и история». Контрпроект, отвергнутый во Франции, был осуществлен в Германии и положил начало «бронекорпусу» (Panzercorps), который в мае 1940 года на Маасе сломал хребет французской армии.