Гумилёв сын Гумилёва

А кое-что общее в теориях Гумилева и Бромлея все-таки было, даже много общего. Оба писали об иерархической структуре этноса, причем представления о структуре у них сходные. Бром лей, как и Гумилев, считал этнос динамической системой. В книге «Очерки теории этноса» (1982) Бромлей применяет системный подход к этносу почти так, как это делал еще в семидесятые годы Гумилев, но Гумилев опирался на основоположников системного подхода (фон Берталанфи), советских биологов (А.А.Малиновский) и только потом на советских философов (В.Н.Садовский, Э.Г.Юдин), а Бромлей – исключительно на советских философов-марксистов (В.П.Кузьмин, В.Г.Афанасьев).

И все бы хорошо, но есть одно странное противоречие: и до этой книги, и, что важнее, позднее Бромлей путал понятия «система» и «совокупность», совершенно не отличая их друг от друга. Через пять лет после выхода «Очерков теории этноса» Бром лей пишет вещи, которые прямо противоречат провозглашенному им же системному подходу: «…этнос (в узком значении этого термина) может быть определен как исторически сложившаяся на определенной территории совокупность людей, обладающих общими относительно стабильными особенностями языка, культуры и психики, а также сознанием своего единства и отличия от других подобных образований (самосознание), фиксированным в самоназвании (этнониме)».

Перед нами еще одна «алхимическая формула», каких уже много было (и еще много будет) в отечественной этнографии.

О ПОЛЬЗЕ ЧТЕНИЯ

А все-таки был ли плагиат? Поставим вопрос иначе: а что вообще Бромлей знал о теории Гумилева? Ответ будет неожиданным: он этой теории толком никогда не знал.

«По его (Гумилева. – С.Б.) мнению, этнос – популяция, т. е. биологическая единица», — писал Бромлей в опубликованных в 1988 году «Национальных процессах в СССР». А каждый читатель Гумилева знает, что в трактате «Этногенез и биосфера Земли» есть даже параграф под названием «Этнос – не популяция». Но мы не станем спешить, не станем ерничать и смеяться над заслуженным и уважаемым человеком. В конце концов, «Национальные процессы в СССР» – книга не вполне научная. Судя по тиражу (10 тысяч), карманному формату и облегченному содержанию, книжка была адресована не ученым коллегам, но и не массовому читателю, а партийной и советской номенклатуре: чиновникам, депутатам Верховного Совета и т. п. Посмотрим, что же Бромлей писал в своих солидных научных монографиях.

«Сведя сущность этноса к "физической или биологической реальности", Л.Н.Гумилев в конечном счете отождествил его с популяцией» («Этнос и этнография», 1973).

«Л.Н.Гумилев принял сопряженную с этносом популяцию за сам этнос» («Очерки теории этноса», 1982).

А вот мы нашли и первоисточник: Бромлей ссылается на доклад Гумилева «О термине "этнос"», опубликованный в 1967 году в третьем выпуске «Докладов Географического общества». Там есть слова: «…мы можем охарактеризовать этнос как биологическую единицу, таксономически стоящую ниже вида, как populatio». Но Гумилев не случайно вместо русской формы слова «популяция» употребил латинскую, то есть и здесь Гумилев не считал этнос популяцией.

В этом докладе Гумилев сделал только первый шаг к теории этноса, второй шаг – доклад «Этнос как явление» – последовал всего три месяца спустя. Опубликован он был в том же третьем выпуске «Докладов Географического общества». Бромлею стоило только перелистнуть семьдесят страниц, чтобы убедиться – представления Гумилева об этносе ничего общего с популяцией не имели. Но он почему-то этого не сделал.

В сочинениях Бромлея с 1970 по 1987 годы есть ссылки только на две работы Гумилева: на тот самый доклад «О термине "этнос"» и на статью «Этногенез и этносфера», благо она была опубликована в том же номере журнала «Природа», что и статья Бромлея. Спору нет, обе статьи из важнейших, но в одном только цикле «Ландшафт и этнос» – четырнадцать статей. Они небольшие и написаны языком, понятным не только академикам. Наконец, в 1979-1980-м Гумилев депонировал в ВИНИТИ свой трактат «Этногенез и биосфера Земли», слава о котором вышла далеко за рамки академических кругов. Юлиан Владимирович не мог не слышать об этом трактате, но за девять лет не прочитал главный труд своего главного научного оппонента. Можно ли представить, что кто-то станет судить о марксизме даже не по «Коммунистическому манифесту», а по «Тезисам о Фейербахе» и в руки не возьмет «Капитал»?

Бромлей мог бы и вовсе не читать трактат Гумилева, но на досуге хотя бы пролистать двенадцатый номер журнала «Природа» за 1978 год. Этот журнал должны были выписывать в институте. Так вот, на странице 98 Бромлей прочел бы золотые слова Гумилева: «Подчеркнем, что было бы неверно называть этнос популяцией. <…> Этнос – явление не биологическое и не социальное, а маргинальное, т. е. лежащее на границе социосферы и биосферы».

Ах, какую комедию могли бы сочинить Ильф и Петров, если бы сидели сейчас на моем месте и занимались таким рутинным делом, как сверка сносок! Ведь в своей книге «Этносоциальные процессы: теория, история, современность» (М., 1987) Бромлей горестно сетует: «К сожалению, представления об этносе как биологической единице довольно живучи». И приводит ссылку на ту самую девятилетней давности статью Гумилева «Биосфера и импульсы сознания»!

Правда, «Этногенез и биосферу» Бромлей все-таки осилит во второй половине 1988 года. Тогда Юлиан Владимирович решит, что Гумилев переменил свое мнение об этносе. Если бы академик хоть сколько-нибудь внимательно следил за научными трудами своего оппонента, то не только избежал бы такой досадной ошибки, но и не ввел бы в заблуждение своих коллег.

В 1986 году географ Яков Машбиц и фольклорист Кирилл Чистов (величина мирового значения!) напечатали в «Известиях Всесоюзного географического общества» ответ на антибром леевское сочинение Константина Иванова. Два почтенных доктора наук в очередной раз повторили за Бромлеем тезис об этносе-популяции у Гумилева. Будто перед нами не доктора наук, а переписчики: стоит одному допустить ошибку, как она тиражируется из одного «научного» сочинения в другое. Впрочем, Лев Гумилев и Константин Иванов в дискуссии с Бромлеем были тоже не на высоте: Гумилев мог бы легко поймать Бромлея на ошибках, вместо этого они с Ивановым фактически обвинили академика в плагиате, но этого грозного обвинения так и не доказали.

Между прочим, академик Бромлей не только спорил с Гумилевым, но и в своих ранних работах опирался на гумилевские наблюдения, тезисы, идеи. В монографии «Этнос и этнография» Бромлей, например, заимствовал у Гумилева мысль об относительности понятия «этнос».

Гумилев: «…чтобы казанский татарин объявил себя русским, ему нужно попасть в Западную Европу или Китай. Там, на фоне совершенно иной культуры, он назовет себя русским, прибавив, что, собственно говоря, он татарин. А в Новой Гвинее он же назовет себя европейцем».

Бромлей: «…нормандцы и гасконцы на своей родине выделяют себя среди других французов. Но за пределами Франции они прежде всего французы, а затем уже нормандцы и гасконцы. Попав в Японию, белорус на фоне совершенно иной культуры назовет себя сначала русским, прибавив, затем, что он, собственно говоря, белорус. А на Новой Гвинее он назовет себя европейцем».

Чужую мысль академик себе не приписал, а где надо поставил ссылку на Гумилева. Это только один из примеров. Со своей стороны, и Лев Гумилев охотно заимствовал у Бромлея идею об эндогамии этноса. Оказывается, даже в многонациональных государствах люди заключают браки преимущественно с сопле менниками. Идею Бромлей подкрепил впечатляющими примерами. В 1925 году в РСФСР 99,1 % русских мужчин заключали браки с русскими женщинами, 97,9 % башкир женились на башкирках, 97,5 % марийцев – на марийках. Власти социалистических государств охотно пропагандировали многонациональные браки, тем не менее даже в полиэтничной Югославии сохранилась эндогамность.

Гумилев, разумеется, отметил этот «решительный и важный шаг» академика Бромлея. И если бы Гумилев всегда был терпелив и доброжелателен к оппоненту в научном споре, а Бромлей относился к сочинениям подозрительного «биологизатора» из ленинградского географического НИИ внимательнее, полемика могла быть и более корректной, и более полезной для ее участников.