Ефимов кордон

Ефим подошел поближе: не хотелось пропустить ни слова. Ему еще ни разу не приходилось бывать в таком обществе.

— Эх, господа! — вмешался низенький крепкий человек, до сих пор лишь насмешливым выражением лица обнаруживавший свой интерес к заведенному спору. — Эх, господа! — повторил он. — Я вам так скажу… Общество, так или иначе, устроено по-индусски, пусть у нас все это названо делением на сословия, это дела не меняет. Люди живут кастами. Это ж и доказывать не надо! Так им удобнее! Так они и будут всегда жить. Только иногда карьера, фортуна, удача вырывают кого-то из его привычной среды, из его касты и перемещает в более высокую, или… наоборот! Это как кому повезет! А в конце-то концов все определяет сумма дохода! Даже люди искусства сходятся на этом принципе! Каждому известно: с кем он должен сближаться! А идеи, взгляды — все это устанавливается в зависимости от толщины кошелька-с…

— Ну, это вы, Захар Ефимович, проповедуйте где-нибудь еще! — сухо сказал стоявший к Ефиму спиной человек. — Кошелек — не здешний бог!..

Низенький расхохотался в ответ.

— А я так все-таки понимаю… — снова заговорил актер, — все определяет в каждом отдельном случае аристократизм духа! И когда он есть, настоящий, впитанный с молоком матери, тогда есть в человеке истинная мера всему, мера — вне идей и кошельков! Только аристократическая среда порождает сей дух! Только она дает истинную любовь к высокому и его истинное понимание!..

Стоявший к Ефиму спиной человек усмехнулся:

— Аристократизм духа, впитанный с молоком матери?.. А вот вам — Шекспир! Родился не в аристократической семье, а между тем его духовный аристократизм это такая вышина! А возьмите наших крепостных художников: Ивана Аргунова, Михаила Шибанова, Василия Тропинина, Ореста Кипренского! Возьмите крепостную актрису Парашу Жемчугову, крепостных зодчих, построивших Кусково, Останкино, Архангельское!.. Вот где он — ваш аристократизм духа! И какой!..

Ефим слушал говорившего, затаив дыхание. Этот спокойный, уверенный в себе человек все больше нравился ему. Чувствовалось: и для его собеседников он — фигура значительная, с решающим мнением. Последние его слова Ефим ловил, согласно кивая, будто произносились они только для него…

— Кто это? — потихоньку спросил он подошедшего Виктора.

— Как?! Ты не знаешь?! — удивился тот. — Это же сам Петин! Петин Николай Петрович! Самая интересная фигура в Кинешме! А вот тот, низенький, — наш сосед Захар Ефимович Ячменев. В соседней деревне Матвеевой у него тоже — химический заводик, покрупнее нашего…

Ячменев Ефима не интересовал. Ему в ту минуту интересен был только Петин. Об этом человеке он слышал от Благовещенского. Тот рассказывал, что за участие в студенческих демонстрациях Петин был выслан из Петербурга в Кинешму под надзор полиции около пятнадцати лет назад. В Кинешме Петин устроился инженером на заводе Философова. Вскоре он стал заметной фигурой среди кинешемской интеллигенции. Какое бы новое дело ни затевалось кинешемским обществом — возглавлял его Петин.

— Вы хотите познакомиться с ним? — спросил Виктор, и не успел Ефим ответить, как уже был подхвачен Виктором под руку и подведен к Петину, представлен. Он смутился под острым, испытующим взглядом Николая Петровича, заговорившего с ним:

— А я как раз собирался съездить в ваш Вичугский угол! Что-то вичужане плоховато поддерживают подписку на библиотечные абонементы! Вот жаль Пазухина тут нет! Это заведующий нашей земской публичной библиотекой… У нас подписчики — одни кинешемцы, а по уезду — совсем мало. Там у вас, в Вичуге, нужен бодрый, болеющий за дело человек, который сумел бы все организовать! Не возьметесь ли за это?! А?!

— Что ж… Я согласен… — кивнул Ефим.

— Вот и превосходно! — улыбнулся Петин. — Вы тут у нас задержитесь до завтрашнего дня?..

— Да, он у нас заночует, а завтра, к поезду, — в Кинешму! — ответил за Ефима Виктор.

— Так вы уж, будьте добры, зайдите в земскую публичную библиотеку к Пазухину. Сошлитесь на меня и объясните, что готовы служить верой и правдой! — Петин рассмеялся, положив руку Ефиму на плечо. — В общем, возьмите там у него каталогов печатных, сколько он даст, и дальнейшая ваша роль — распространить их там у вас среди образованной и состоятельной публики! Пазухин вам все объяснит!..

— Ну, поняли теперь, как с Петиным знакомиться?! — усмехнулся Виктор, когда они отошли от Николая Петровича. — Вот сразу вам и занятие нашел! Он такой! Любит, чтоб люди вокруг него дело делали! Ничего! Вам это полезно!..

Он тут же познакомил Ефима с братом и сестрой, после чего они держались весь вечер вчетвером, и дальнейшие знакомства, а их было у Ефима в тот вечер немало, завязывались более непринужденно, словно бы сами собой.

В Кинешме, на обратном пути, Ефим побывал в земской публичной библиотеке, познакомился с Пазухиным. Тот снабдил его пачкой каталогов и пожелал успеха, посоветовав привлечь в помощники учителей Тезинской и Вичугской волостей, соседствующих с Углецкой волостью.

Новое дело дало Ефиму новые знакомства. В Вичуге он решил действовать через Остроумову и Воскресенскую, те свели его со студентом-медиком Доброхотовым, административно высланным из Москвы, и с братьями Разореновыми, один из которых был студентом Императорского московского технического училища. Через Доброхотова и Разореновых Ефим вскоре познакомился со многими служащими вичугских предприятий.

В Тезине помочь его делу взялась Синайская, в Бонячках — Благовещенский.

Не догадываясь, не предвидя, как это будет для него важно в самом недалеком будущем, Ефим стал известен многим в своей округе. Случайная встреча с Виктором Кирпичниковым в Родниках незаметно вела к большой перемене в его судьбе…

В Углеце Ефим много рисовал и писал акварелью. Особенно он любил рисовать своих учеников. Не раз бывало: в перерывы между уроками он не покидал их, а просто отсаживался к окну с карандашом и альбомом в руках, делал наброски, зарисовки. Частенько кто-нибудь из учеников позировал ему. Ефим любил такие минуты. Он сидел, занятый своим любимым делом, окруженный детьми, погруженный в облачко их шушуканий, затаенных вздохов, восхищенных восклицаний… Это столько давало его душе!

Еще осенью, при хорошей погоде, он частенько уводил своих учеников в примыкающий к Углецу лес на прогулки, читал им стихи своих любимых поэтов, сочинял на ходу для них сказки, загадывал загадки… Третьеклассникам он давал после тех прогулок задания — попытаться выразить свои впечатления и наблюдения в слове, первоклассники и второклассники выражали свое в рисунках. Детям нравилось это, как увлекательная живая игра. Через эту игру, верил Ефим, их можно было увести к творческому, более тонкому пониманию всего вокруг…

Среди зимы следующего года в Кинешме открылся любительский театр. Создавался он долго и трудно. Душой этого дела был все тот же Петин. Ему первому пришла в голову идея — подать прошение в городскую думу об организации в Кинешме народного театра. Был в том прошении выдвинут за главный такой мотив: «театр отвлечет фабричных рабочих от кабаков, положительно повлияет на смягчение грубых нравов».

Костромской губернатор долго не давал разрешения. Петин с друзьями не отступал, и разрешение наконец пришло. Однако из одного разрешения театра не создашь: нужны были средства, нужно было подходящее помещение. Надежда же — на пожертвователей, на сочувствующих и энтузиастов. Деньги были собраны, куплен был пустующий соляной амбар, рядом с реальным училищем, началось его переоборудование под театр. Собранных денег не хватило. Снова обратились к пожертвователям. Ефим у себя в Вичугском углу тоже участвовал в сборе средств. Наконец театр был готов. О его открытии объявили столичные, московские и поволжские журналы и газеты.

В мае Виктор Кирпичников прислал Ефиму письмо, в котором сообщал, что в конце месяца в Кинешму приедут на гастроли по приглашению общества любителей драматического искусства артисты Малого театра во главе со знаменитой актерской семьей Садовских. Виктор приглашал Ефима погостить в Вандышке, а заодно и посмотреть игру прославленных актеров.