Ян Гус

Период ректорства Гуса, когда магистр Ян достиг вершины своего университетского пути, когда атмосфера вокруг него была полна радости от достигнутых побед, — этот период был последней интермедией покоя и безопасности.

Но на горизонте уже начали стягиваться тучи новой бури, которая продлится, почти без перерыва, до конца жизни Гуса.

Архиепископ Збынек не простил своего поражения чешским магистрам и прежде всего Гусу. Признав Александра V, он тотчас начал интриговать при папском дворе, посылая в Рим жалобы и… дары. И хотя чешский король относился к новому папе лучше, чем к его предшественнику, папская курия всегда держала уши открытыми для жалоб на нарушителей церковной дисциплины. Таким образом, архиепископу удалось вскоре добиться папского запрета учения Уиклифа и его книг, а также было запрещено проповедование в «частных часовнях» помимо церквей. Эта мера должна была отнять у Гуса Вифлеемскую часовню.

Из осторожности Збынек выждал, пока кончится год ректорства Гуса, и в июне 1410 года обнародовал оба запрета; непослушным грозило проклятие церкви.

Гус не испугался этой угрозы. Он ответил на нее страстной речью в Вифлеемской часовне. Ссылаясь на то, что Христос проповедовал на горе под открытым небом, Гус делал следующий вывод: «И так как наши (церковные) законники хотят, чтобы не было больше проповедей в часовнях, даже в тех, что утверждены папской властью, я, желая больше слушать Бога, чем людей, и подражать скорее Христу, чем им, отказываюсь подчиниться этому несправедливому приказу и апеллирую прежде всего к Богу, которому по преимуществу надлежит наделять правом проповедовать, а затем к престолу апостольскому, ибо он должен сиять большей властью, чем наши прелаты… Разве им было знамение от Бога, что заблуждался Христос и доктора святые, которые учат проповедовать всюду?» Изложив таким образом свою точку зрения, Гус обратился с прямым вопросом к своим слушателям: «Вот я апеллировал против приказа архиепископа, — хотите поддержать меня?» И все в один голос отвечали: «Хотим и поддержим!»

Еще прежде, чем апелляция Гуса могла быть разобрана, архиепископ приказал торжественно сжечь на своем дворе все сданные к тому времени сочинения Уиклифа. Эта варварская демонстрация только подлила масла в огонь. Борьба архиепископа с Гусом и его приверженцами давно перестала быть делом только церковных инстанций. Пражский народ, постоянно осведомляемый в Вифлеемской часовне о ходе борьбы, понимал, что здесь речь идет о большем, что тут затронуты его собственные интересы, интересы всеобщей справедливости и права. Народ понимал, что борьба идет против произвола и властолюбия феодальной церкви.

Вскоре на пражских улицах зазвучали насмешливые куплеты. Наряду с известной сатирой — «Епископ Збынек Буки-аз книг немало сжег у нас, что в них писано, не знает», распевалась и песня, которая заканчивалась грозно: «Опозорил Чехии сынов, но проучим лживых мы попов». И если где-нибудь какой-либо священник задевал Гуса, ему отвечали криком и поднятыми Кулаками; в соборе св. Штепана возмущенный народ, обнажив мечи, прогнал священника от алтаря. Священники не решались с кафедр оглашать проклятие, и в конце концов самому королю пришлось вмешаться, чтобы водворить спокойствие в Праге.

Партия архиепископа, сильная высоким саном своих членов, численно была слишком слаба. Поэтому Збынек удовольствовался повторением своей жалобы папскому двору, где тем временем, после смерти Александра, на престол Петра сел новый папа — Иоанн XXIII, тот самый кардинал Бальтазар Косса, который когда-то приказал в Болонье схватить Станислава из Знойма и Палеча.

Между тем в университете продолжались жаркие диспуты. Гус по-прежнему проповедовал в Вифлеемской часовне, на проклятие епископа никто не обращал внимания. Прошло то время, когда запуганный раб божий трепетал перед волей своего церковного начальства: авторитет церкви и ее высоких представителей был серьезно подорван по вцне самой церкви. Ибо, когда собор в Пизе избрал нового папу в расчете покончить со схизмой, никому из прежних пап и в голову не пришло подчиниться и отказаться от притязаний на папский престол. Таким образом, в христианском мире снова оказалось трое пап: Иоанн XXIII, преемник Александра V; Григорий XII, имевший прежде свою резиденцию в Риме, а ныне скитавшийся как беглец по итальянским городам, и Бенедикт XIII, засевший во французском Авиньоне. При этом каждый из них провозглашал себя единственно законным наместником Христа и все трое осыпали друг друга проклятиями, жалобами и клеветой. Что же должны были думать обо всем этом простые христиане, по-настоящему набожные, которые надеялись (и ежедневно терпели разочарование), что именно церковь поведет их души к вечному спасению?

Король Вацлав IV со своей стороны ходатайствовал за Гуса перед папой. Почему он это сделал? Да потому, что Гус провозглашал в своих проповедях, что в мирских делах священники должны подчиняться светскому владыке. А ведь именно в эти годы Вацлаву IV пришлось против воли мириться с тем, что церковь часто присваивала себе его права и еще чаще вмешивалась в его планы. Как же ему было не приветствовать человека, который поддерживал принципы королевского суверенитета в стране? Вот почему Гус встречал такую поддержку при дворе, вот почему на его сторону стало высшее чешское и моравское дворянство, которое видело в богатой, владевшей несметными земными ценностями церкви своего опаснейшего соперника.

Но церковь не шла на уступки и компромиссы, вернее, не хотела идти, когда ей это не было выгодно. Осенью 1410 года по приказу римской курии архиепископ наложил на Гуса еще более тяжкое проклятие, пытаясь прямо обвинить его в ереси. Это было уже проявление личной ненависти, которая порождалась боязнью снова потерпеть поражение. Для Збынека теперь уже все было поставлено на карту — его авторитет и его положение в стране. Собираясь начать процессы, он нашел при папском дворе отличного помощника, который занимал там важную должность «прокурора по делам веры». Это был чешский немец, Михал из Немецкого Брода, прозванный впоследствии Михал де Каузис. Его прошлое заслуживало внимания — он был ловким стяжателем церковных доходов, «многооброчник», сумевший получить сразу пять церковных доходных мест, сутяга и интриган, сосредоточивший все свои интересы на накоплении денег. В 1409 году он убедил короля Вацлава, что восстановит королевские золотые рудники в Иловом, но, получив аванс, бежал из Чехии и вскоре добился значительного положения в Риме. Он-то и стал теперь адвокатом архиепископа и обрушивал громы и молнии на «неправоту» Гуса. Через некоторое время его союзниками стали немецкие богословы, которые не могли простить Гусу его участия в подготовке кутногорского декрета, лишившего иностранцев владычества над Пражским университетом. Сколько личных и материальных интересов, сколько вопросов самолюбия и власти сплеталось в этом процессе, который, по существу, должен был решать чисто богословские проблемы.

Обвинение Гуса в ереси, в этом величайшем из христианских грехов, обвинение священника, за которого стояли двор и университет, угрожало доброму имени всего королевства Чешского. Но прежде всего это задевало честолюбивые планы Вацлава IV, ибо он упорствовал в надежде, что все же еще вернет себе императорскую корону. Разочарованный тем, как продвигался процесс в Риме, Вацлав решил круто расправиться с теми, до кого мог добраться, то есть до архиепископа и его партии. Он приказал конфисковать все доходы пражских каноников и приходских священников, распространявших клеветнические обвинения Чешского королевства в ереси, и поручил своим чиновникам проинспектировать монастыри, капитулы и приходы по всей стране. Эти обследования и ревизии проводились очень основательно и беспощадно, простой народ, захваченный пафосом борьбы, нередко сам прикладывал к этому руку. Не одна фара [24] подверглась разгрому после того, как священника заставали с любовницей; много священнослужителей было заключено в королевские тюрьмы или выставлено к позорному столбу. Летом 1411 года Вацлав повелел земскому суду одобрить все принятые им меры.