Мы - Таллинские

- Слышу шум кораблей, - вглядываясь в ночную тьму, доложил штурман.

"Только бы не отдать себя врагу", - думали наши комсомольцы.

Корабли прошли совсем близко. Ночь сделала доброе дело. До рассвета еще далеко, временами ветер усиливался, а к утру море стало затягивать пеленой тумана. Большая волна перекатывалась через лодку, заливала ее водой. Тогда авиаторы снимали сапоги и сапогами вычерпывали воду. Все старались держаться друг к другу поплотнее: так было теплее. Потом ветер и волна стихли и наступила тишина. Но не та, успокаивающая душу, которую встречаешь, возвращаясь с аэродрома домой после полетов.

Каждый обстрелянный воин скажет тебе, что тишина на войне, порой, бывает страшнее самого мощного зенитного огня. И эта тишина действует угнетающе...

Трое комсомольцев понимали, что в такой тишине судьба ежеминутно может свести их крошечную резиновую лодку с фашистским кораблем.

- Что будем делать, если нам встретится вражеский катер? - спросил радист Аксенов.

- У нас один пистолет на всех и шестнадцать патронов... - задумчиво произнес командир.

Наши "пленники моря" решили: тринадцать патронов - на фашистов, три на себя.

- Пленения не будет! - прошептал воспаленными губами Локалов.

- Комсомольцы в плен не сдаются, - уверенно добавил Мифтахутдинов.

К утру появились чайки - спутники моряков. Они кружились, будто водили веселый хоровод, а потом улетели туда, откуда прилетели, как бы показывая летчикам путь. Теперь ни у кого не было сомнений: земля недалеко. Остров Хийумаа остался справа позади, и лодка дрейфовала на север.

Видели воздушный бой. Потом самолеты улетели. Еще пролетали несколько групп наших краснозвездных самолетов и каждый раз все в лодке вставали, бросая вверх шлемы.

- Эх, опять не заметили, - с сожалением махнул рукой Юрий Аксенов. Да разве заметишь с высоты полета среди морских волн крошечную резиновую лодку! И опять, в который раз, вспоминали забытую в самолете ракетницу.

Как часовые на посту сменялись дни и ночи, и каждые последующие сутки усиливали жажду и голод. Уже попробовали пить соленую воду, но от этого жажда не пропадала, а увеличивалась. Плиткой шоколада, которая оказалась у радиста, поддерживали раненого штурмана.

- Сегодня четвертый день нашего дрейфа. Хватит ли сил?

Опять появились наши краснозвездные торпедоносцы. Аксенов не выдержал и закричал во весь голос:

- Сюда... Сюда... Куда же вы!.. Наши самолеты бомбили и торпедировали вражеские транспорты. Видели два больших взрыва.

- Это вам за наши страдания и муки! Удары по врагу придавали силы.

- Доживем, ребята, до того дня, когда ни одного фашистского гада не останется...

На пятые сутки во мгле показался берег с многими, островками. Из кителя сделали парус и держали в руках, чтобы ускорить движение. Лодку несколько раз подбросило волной и вынесло на берег.

- Обследовать остров и доложить, - поступил приказ командира экипажа.

Выйдя на берег, сразу почувствовали, что силы на исходе, страшно одолевала дремота... Но земная твердь придала им силы. Выяснилось, что на острове фашистов нет, только финские рыбаки. Они-то и оказали помощь экипажу, а затем помогли ему добраться до наших частей.

На одном из аэродромов освобожденной части Эстонии, я со штурманом капитаном Петром Сазоновым и стрелком-радистом старшиной Юрием Волковым встретились с героями, которых считали погибшими. Едва мой самолет приземлился, как к нему устремились люди. Лица разобрать трудно, а обмундирование не флотское, и это несколько насторожило нас. Стрелок-радист даже прильнул к башенным пулеметам. Но это были свои, славный сын Татарии летчик Мифтахутдинов и русские ребята с Волги - штурман Локалов и стрелок-радист Аксенов. Издали их и узнать-то трудно - финны дали им свою одежду взамен флотской, оборванной и окровавленной. В течение пяти суток пропавший экипаж выдержал нечеловеческие испытания, но держался до конца и вышел победителем. Мифтахутдинов, увидев меня, быстро пошел навстречу и, приложив руку к головному убору, хотел доложить, но из этого ничего не получилось. Слезы заливали его глаза, радостное волнение перехватило горло.

Мы обнялись и по-фронтовому расцеловались, оба растроганные. Первый раз я увидел этого молодого, волевого крепыша таким растерянным.

Потом волнение быстро прошло и уверенным голосом Мифтахутдинов спросил:

- А Таллин освободили?

- Да, освободили. И наши торпедоносцы - твои товарищи, хорошо поработали, за что приказом Верховного Главнокомандующего полку присвоено почетное наименование "Таллинский".

Мифтахутдинов все переживал, что не смог дотянуть до аэродрома и спасти машину.

- Зато остался жив экипаж. Это дороже, всего, а машина будет, заметил я.

Всматриваясь в лица молодых людей, я заметил, что в них произошли большие перемены, что они стали не такими, какими я их провожал в полет. Теперь они казались гораздо старше своих лет, значительно повзрослели за эти пять суток.

Мы приняли на борт экипаж Мифтахутдинова и взяли курс на свой аэродром. Под нами простиралась Балтика. С нею быстро сроднились наши летчики, прибывшие на пополнение. Ее полюбил и Мифтахутдинов.

- Балтийское море, - говорил он, - стало для меня таким же родным, как и те места в моей родной Татарии, где родился и рос, как моя школа, где я познал законы жизни, как мой Лубянский сосновый бор, в котором жадно вдыхал воздух и любовался деревьями, устремленными к солнцу, как и летное училище, которое сделало меня воином моей страны...

А вот и наш аэродром. Летчики, техники, весь состав полка устроили экипажу Мифтахутдинова достойную встречу. Наш Гусман увидел, как много у него хороших боевых товарищей, на помощь которых можно всегда рассчитывать.

Здесь, в кругу своих однополчан, наши герои и рассказали о случившемся. Затем некоторое время они лечились в госпитале.

22 ноября 1944 года приказом по полку экипаж Мифтахутдинова (штурман лейтенант А. Скрипник и стрелок-радист Аксенов) вновь допускался к боевым полетам в составе третьей эскадрильи.

Штурман Локалов еще продолжал лечение в госпитале.

И снова наш Гусман за штурвалом боевого самолета. 14 декабря 1944 года в паре с Героем Советского Союза М. Борисовым, при дерзком налете на порт Лиепаю, он потопил вражеский транспорт водоизмещением 8000 тонн. Несмотря на сильный огонь противовоздушной обороны, он отлично выполнил боевое задание командования, за что его наградили орденом Красного Знамени.

14 января 1945 года той же группе Борисова в составе четырех самолетов была поставлена задача уничтожить вражеские транспорты, обнаруженные разведкой на траверзе Клайпеды. Получив боевое задание, Мифтахутдинов со своим уже постоянным экипажем - штурманом Локаловым и стрелком-радистом Аксеновым - быстро отправились к своему самолету. У капонира исправно гудели моторы. Это техник самолета по очереди пробовал их. Увидев летчика, он хотел выключить зажигание. Мифтахутдинов понял замысел техника и крикнул:

- Погоняй еще левый мотор на полных оборотах! Садясь в кабину, летчик сказал своему технику:

- А теперь пожелай мне счастливого полета! Группа поднялась в воздух. Видимость была хорошая и летчики издалека заметили конвой - он находился в расчетной точке, в районе Гдыни (Гданьска).

- Действовать попарно, - подал команду ведущий и сам со своим напарником лейтенантом В. Кулиничем пошел в атаку на концевой транспорт водоизмещением 6000 тонн и потопил его.

Вторая пара командира звена И. Репина, в которой ведомым шел Мифтахутдинов, атаковала впереди идущий, более крупный транспорт. Атака второй пары тоже увенчалась успехом. Но фашистам удалось сбить самолет Мифтахутдинова. В 600 - 800 метрах от затонувшего вражеского транспорта, самолет врезался в воду и взорвался. Экипаж в составе летчика младшего лейтенанта Гусмана Бикмеевича Мифтахутдинова, штурмана младшего лейтенанта Глеба Михайловича Локалова и стрелка-радиста сержанта Юрия Фроловича Аксенова погиб смертью героев на пятом боевом полете, выполнив свой долг перед Родиной до конца.