Дмитрий Ульянов

Недалеко отсюда, буквально на соседней улице, жил его старый товарищ, связной комитета РСДРП. Довольно часто он приезжал в Одессу и в Гниляково. Через него Дмитрий Ильич передавал «Искру» для перепечатки в Кишиневе. Но сейчас встречаться с ним он не имел права.

Только через несколько дней Дмитрий Ильич получил пароль на явку в Унгенах. Пароль был самый замысловатый из всех, которыми доводилось пользоваться. Частью пароля была плетеная корзина, связанная веревкой, и подушка в парусиновой наволочке. По этим вещам хозяин явочной квартиры определял: свой человек или провокатор.

На попутной подводе Дмитрий Ильич добрался до Унген, затем с неудобной корзиной шел по знойным пыльным улицам, и на него смотрели как на чудака: зачем молодому человеку тащить с собой подушку? В городе Дмитрия Ильича встретил высокий плечистый парень. Это был проводник. Он отвел гостя в какой-то домик, и там Дмитрий Ильич пробыл до позднего вечера. А вечером, когда совсем стемнело, они вдвоем на телеге выехали в поле. Версты за две от границы оставили телегу в кустах, а сами пешком пошли дальше. Вскоре со стороны дороги донесся цокот копыт.

— Пограничная стража, — шепнул проводник и первым припал к земле. За ним опустился Дмитрий Ильич, поставив рядом корзину с привязанной к ней подушкой.

Всадники ехали молча. Дмитрий Ильич затаил дыхание. Границу он переходил впервые. К счастью, кустарник был настолько густой, что стража ничего подозрительного не заметила. Когда миновала опасность, проводник быстро поднялся с земли и пошел к речке, за ним с неудобным грузом поспешил Дмитрий Ильич.

— Может, выбросим корзину?

— Зачем? Она вам пригодится, — ответил проводник, ступая в холодную воду.

Течение было быстрое, в мелких волнах дробился звездный свет. Проводник крепко взял Дмитрия Ильича за руку, повел наискосок к противоположному берегу.

Выбравшись на сухое место, Дмитрий Ильич увидел пшеничное поле. Это уже была Австро-Венгрия. По пшеничным полям они шли целую ночь. На рассвете увидели железнодорожную насыпь, группу серых каменных домиков. Провожатый завел Дмитрия Ильича в хибарку вблизи железнодорожной станции, а сам на несколько минут отлучился, вернувшись, сказал:

— Вот вам билет. Через два часа можете садиться на поезд.

Билет был до Вены. Уже в вагоне Дмитрий Ильич оценил предусмотрительность кишиневских товарищей. Оказалось, у австро-венгерских пассажиров в моде были не чемоданы, а плетеные корзины. Многие имели собственные подушки, чтоб спать сидя.

После напряженной бессонной ночи Дмитрий Ильич дремал, положив под голову дареную подушку. И только через сутки ступил на перрон женевского вокзала. У выхода на площадь спросил, как проехать в Сешерон. В этом рабочем предместье Ульяновы снимали квартиру.

Неторопливый женевец с удивлением взглянул на приезжего, показал рукой в сторону маленьких домиков, теснившихся на склоне крутой горы. Дмитрий Ильич спрашивал по-французски, но, видимо, произносил слова с ужасным акцентом, так что женевец его не понял. Началось плутание по улицам и улочкам с корзиной, связанной веревкой, и подушкой в грязной парусиновой наволочке.

Было начало июля. До открытия съезда оставалось еще целых десять дней. Дмитрий Ильич радовался, что загодя попал в Женеву, теперь-то он сумеет наговориться с братом досыта.

Вот и дом под номером 10. И тут выяснилось, что Ульяновы выехали отсюда, но живут по соседству. Хозяйка назвала адрес, и Дмитрий Ильич теперь уже без труда разыскал новую квартиру брата. Дверь открыла Елизавета Васильевна, мать Надежды Константиновны Крупской. Она сразу же узнала Дмитрия Ильича, приятно удивленная, всплеснула руками.

Дмитрий Ильич оглядел чисто убранные комнаты с цветами на столах. Спросил, где Володя, где Надежда Константиновна. Елизавета Васильевна ответила, что они каждое воскресенье уезжают за город на целый день.

Семья Ульяновых занимала небольшой домик. Он был построен по английскому типу: внизу две большие комнаты, наверху — три маленькие. В двух маленьких были кабинеты Владимира Ильича и Надежды Константиновны, третья предназначалась для гостей.

До самой темноты Дмитрию Ильичу пришлось ждать брата и невестку. Благо в квартире нашлось столько «нелегальщины», сколько никогда раньше он не видел в России. За чтением журналов и брошюр быстро летело время. Наконец в дом шумно ввалились путешественники. Владимир Ильич сразу же засыпал брата вопросами о том, как он добирался, о делах в России, о делегатах на съезд. Дмитрий Ильич отвечал, давал характеристики знакомым ему делегатам, рассказал о Сергее Ивановиче Степанове как о последовательном и стойком искровце.

Пока женщины готовили ужин, Владимир Ильич принялся знакомить брата с деловой обстановкой в редакции ЦО. Дмитрий Ильич впервые узнал, что в «Искре» далеко не все благополучно, что между Лениным и Плехановым по многим вопросам постоянно возникают споры, намечается разрыв. И самое печальное, пожалуй, что у Плеханова с Лениным были некоторые расхождения по проекту Программы партии. Дмитрию Ильичу казалось странным, что Плеханов, такой образованный марксист, игнорирует значение крестьянства как активной политической силы, не понимает его роли в предстоящей революции.

Дмитрий Ильич разделял тревогу брата за судьбу партии, которой суждено будет возглавить революционное движение в России, в этой, по существу, крестьянской стране.

Но если бы Плеханов заблуждался только в отношении крестьянства! Оказалось, он, а вместе с ним другие члены редакции «Искры» расходились с Лениным во многих вопросах тактики.

На съезде предстояла трудная и упорная борьба. И Ленин готовился к ней как к самому решительному бою. А пока до съезда оставалось несколько дней, и надо было собраться с силами, немного отдохнуть.

Владимир Ильич повез брата в горы. На этот раз Надежда Константиновна осталась дома. Как заметил Дмитрий Ильич, она обрадовалась, что ей в прогулке нашлась замена. В горах Владимир Ильич признался брату, что его неудержимо тянет на Волгу, и вдруг спросил, как там поживает шахматист Хардин.

Зная любовь брата к шахматам, Дмитрий Ильич предложил ему сыграть. Тот согласился, но оказалось, что дома нет шахмат.

— Как же нет! Мама тебе послала папины.

Когда-то эти шахматы выточил на токарном станке отец. Братья очень любили их. Тут, в Женеве, Дмитрий Ильич с грустью узнал, что шахматы — папина память — затерялись.

Владимир Ильич предложил зайти в кофейню и там сыграть партию. Но в ближайшей кофейне шахмат также не оказалось. Пришлось искать другую. Наконец братья уселись за доску. Расставляя фигуры, Владимир Ильич обмолвился:

— Надо что-то выпить, так неудобно сидеть только за шахматами. Ты чего хочешь, кофе или пива?

— Предпочитаю пиво.

Владимир Ильич подозвал кельнершу, заказал кружку мюнхенского и чашечку кофе.

Четыре с лишним часа играли братья, притом так сосредоточенно, что окружающие начали над ними посмеиваться. Откуда, мол, эти чудаки?

17 июля 1903 года Г. В. Плеханов открыл первое заседание II съезда РСДРП. К этому времени Дмитрий Ильич был уже посвящен во многие тонкости внутрипартийной борьбы. Его радовало то обстоятельство, что Плеханов по многим пунктам разделяет позицию Ленина, и это вселяло уверенность в победе искровцев, но, однако, огорчала «мягкость» Плеханова по отношению к Мартову, к его ошибочным, вредным теориям.

С каждым заседанием накал борьбы между сторонниками Ленина и сторонниками Мартова нарастал. Уже на восьмом заседании при обсуждении Программы РСДРП стало окончательно ясно: Мартов искажает марксистские положения. Вместе с Лениным Дмитрий Ильич голосует за отказ в автономии Бунду, поддерживает предложение Ленина о передаче на рассмотрение комиссии седьмого параграфа Программы партии и предлагает свою формулировку девятого параграфа общеполитической части программы: «Предоставление права каждому преследовать всякого чиновника перед судом присяжных без жалобы по начальству».