Королев: факты и мифы

И еще один, и тоже очень важный довод в пользу баллистической ракеты: она уже существует, ее видели. Ее видели военные, наркоматовские чиновники, партийные администраторы – люди, которые будут решать за него, чем ему заниматься, будут давать ему деньги, материалы и специалистов, формировать, как они говорят, «техническую политику», а на самом деле – думать только об одном: как, в какие выражения облечь свои рапорты и доклады, чтобы «вмастить» вождю, чтобы одним неверным словом не вызвать не раздражение даже, не возражение, упаси бог, а лишь легкий сдвиг сталинских бровей. Все они видели Фау-2 и знают, что баллистическая ракета – реальность, их не надо убеждать, что ее можно сделать. Они видят, как ею интересуются американцы, англичане, и это лучше всяких других доводов, расчетов и графиков убеждает их, что ею надо интересоваться. А стратосферного самолета нет. Его нельзя увидеть. В чертежах те, кто решает, как правило, не разбираются. Значит, в ракетоплан они могут только поверить. Но поверить – значит рискнуть, А кто же захочет рисковать, если можно не рисковать?! Нет, он вовсе не собирается огулом чернить всех администраторов, но надо быть реалистом и непременно включать в свои расчеты поправочные коэффициенты на человеческие несовершенства...

Вот эти думы делали Королева мрачным и сосредоточенным. И было отчего помрачнеть: требовалась принципиальная перестройка всех планов жизни. Некоторые думали, что его увлечет ракета «Шметтерлинг» 102 – ведь она была похожа на его 212, которую пускали в РНИИ.

– Ну, как, ты уже заготовил сачок, чтобы ловить «бабочек»? – весело спрашивал Победоносцев.

– Я плету сеть для большой рыбы, – в тон ему ответил Королев. – А если ты имеешь в виду других «бабочек», то тут я отлично обхожусь без сачка! – военный юмор отличается от юмора вообще так же, как военная музыка от музыки, но он чертовски заразителен, а когда ты сам недавно одел погоны – тем более...

Вернувшись из Гамбурга, Королев пытается узнать о Фау-2 все, что можно узнать. Леонид Воскресенский рассказал ему, что Василий Павлович Мишин вроде бы напал на след технического архива Брауна в Чехословакии, и Королев с нетерпением ждал вестей из Праги.

Мишин поехал в Прагу вместе с Александром Березняком – тем самым, который придумал ракетный самолет БИ. Давно известно, что жизнь причудливее всякого вымысла: в Чехословакии Березняк нашел угнанную немцами сестру Марину. Теперь они работали втроем. По документам вагон с техническим архивом следовал в Австрию, но по дороге где-то потерялся. Оказалось, чехи его тихо отцепили в местечке Вистовице и быстро разгрузили. Документы Мишин, Березняк и Марина нашли в сарае, и когда Василий Павлович увидел шифр МРЕ – так помечались бумаги Фау-2, он понял: нашел! В штабе армии Жадова Мишин получил трехсменный наряд, поставил у сарая часового, а через два дня загрузил архив в спецпоезд, направляющийся в Москву с пльзенским пивом и красавицей «Татрой» для товарища Сталина, бодро доложил в Берлин, что задание выполнено и испросил разрешение следовать домой.

– Тут прилетел какой-то Королев и требует, чтобы вы немедленно прибыли в Берлин, – хмуро сообщил Воскресенский.

Так встретился Сергей Павлович со своим будущим первым заместителем и преемником, будущим академиком и Героем Социалистического Труда, верным помощником Василием Павловичем Мишиным. Двадцать лет проработали они с Сергеем Павловичем, двадцать лет беспрерывного напряжения до самого того страшного телефонного звонка, когда Бурназян 103 сказал Василию Павловичу, что Королева больше нет, и он почувствовал в тот миг, что мозг его словно заволокло, и заплакал – большой, сильный, 48-летний мужик – заплакал, как ребенок...

Сразу по приезде в Германию Королев вел себя так, будто он не зек вчерашний, а папский нунций в сельском храме: требовал, приказывал и его, непонятно почему, слушались. Сбой произошел один раз, когда Сергей Павлович развернул бурную деятельность по организации на манер англичан собственных полетных испытаний Фау-2.

– Это очень важно! Уже при подготовке к испытаниям мы сразу поймем, чего мы еще не знаем и не умеем, – страстными речами он сумел увлечь этой идеей всех ракетчиков в Берлине, но Москва его окоротила. Если шифровку, которую принес ему Тюлин, можно было бы еще раз дешифровать, то звучала бы она примерно так: «сидите и не рыпайтесь. Вот когда привезете все эти ваши ракеты домой, тогда и будете пускать, а Европу пугать нечего...»

Окорот не охладил энергии Сергея Павловича, он сделал вид, будто никакого запрета нет, а просто сам он передумал, и продолжал командовать. Конечно, начальники над ним были, но в среде командированных в Германию специалистов субординация была размыта – ведь задача у всех была одна: искать, находить и изучать. В Германии повторилось то, что с Королевым уже бывало и будет: он не ждал назначения, а захватывал его. Он становился лидером сначала «де-факто», а уже потом «де-юре». Мишин не был ему подчинен, Мишин был человеком Болховитинова, «филичёвым» подполковником, как и сам Королев. Но Королев разговаривал с ним, словно сам он не «филичёвый» подполковник, а боевой генерал-полковник.

– Где хотите работать? – резко спросил он.

– Я домой хочу, – честно признался Мишин.

– Все домой хотят. Но сначала надо во всем разобраться...

– Да чертежи-то мы в Москву отправили.

– Чертежи уже обратно едут... И вы поезжайте. В Бляйхероде.

Чтобы заниматься Фау-2, нужно было ее иметь. Где ее искать? Родное гнездо этой ракеты – остров Узедом. С 1936 года там, в Пенемюнде, находился научно-исследовательский ракетный центр и завод, изготавливающий ракеты. С мая 1937 года там обосновался фон Браун. В конце 1942 года был издан приказ, предписывающий развернуть массовое производство баллистической ракеты в Пенемюнде и Фридрихсгафене на заводах фирмы «Цеппелин». Заводы по сборке и изготовлению компонентов для ракеты находились в Винер-Нойштадте. Завод по производству концентрированной перекиси водорода, на которой работал турбонасосный агрегат, размещался в Бад-Лаутерберге. Секретность была на высоком уровне и что делалось на этих заводах, англичане толком не знали. Фридрихсгафен и Винер-Нойштадт они считали центрами авиапромышленности, о Бад-Лаутерберге вообще не ведали, но зато о Пенемюнде знали хорошо. В августе 1943 года после массированного налета на Пенемюнде немцы решили изменить всю систему производства большой ракеты, а центр рассредоточить. Вот тогда, как я уже рассказывал, и создали полигон в Польше, экспериментальную лабораторию отправили в Кохель, в 40 километрах от Мюнхена, теоретиков поселили в благословенном Гармиш-Партенкирхене, заводы в Фридрихсгафене и Винер-Нойштадте из программы исключили, а в Пенемюнде оставили лишь опытное производство. Отныне Фау-2 производились на единственном и совершенно недоступном для английских бомб подземном заводе, вырубленном на 70-метровой глубине в недрах горы Конштайн неподалеку от городка Нордхаузен. Завод этот и примыкающий к нему концентрационный лагерь «Дора-Миттельбау» стал одной из «фабрик смерти», не менее страшной, чем Бухенвальд или Дахау, но менее известный, благодаря строжайшей секретности, окружавшей ее узников.

Это были только главные центры Фау-2. Можно сказать, что на эту ракету работала вся Германия. Заказы Брауна выполняли крупнейшие немецкие фирмы: «ИГ Фарбениндустри», «Сименс», «Рейнметалл-Борзиг», АЭГ, «Телефункен», «Миттельверке» – последний фирме и принадлежал завод под Нордхаузеном. Только в Южной Германии в районе Фрейбурга различные детали для Фау-2 изготовляли 38 фирм, не говоря о других, разбросанных практически по всем странам, оккупированным Гитлером.

Но ведь всего этого мы тогда не знали! Известны были только полигон в Близне – там ничего не осталось, разбитый бомбежкой Центр в Пенемюнде, испытательная база двигателей в Леестене и Нордхаузен, в котором уже похозяйничали американцы. Поэтому Королеву пришлось начинать работу на пустом месте.