Иван Ефремов

«Высшее счастье человека всегда на краю его сил».

Сравнительно небольшая часть романа посвящена разговору о нарушенной экологии Торманса. Чёткие описания гибнущей природы, сделанные рукой профессионала, — и всего лишь пара-тройка советов по исправлению положения.

Это не случайно.

Планета погибает не сама по себе, её истощение — следствие деятельности людей. Именно в людях кроются все подлинные причины несчастья. Восстановление экологического равновесия на планете не может происходить механически, должны измениться предпосылки нарушений. Центр проблемы — катастрофа нравственная. Недаром Торманс сравнивается с пепелищем опустошённых душ, где «мораль в зависимости от обстоятельств диктуется свыше»…

Ефремов пишет про духовные устои, скрытые у цивилизованного человека в подсознании и сверхсознании. [284] Но и они могут быть разрушены. «Многообразные страхи, пронизывающие такое общество, аналогичны суеверным страхам, возникавшим в изолированных остатках архаических культур, где ужас перед богами заставлял ограждать себя сложнейшими ритуальными обрядами вместо сознательной ответственности за свои поступки».

Душу надо охранять. Экология души — прежде всего прерогатива искусства. Но земляне и здесь сталкиваются со Стрелой Аримана. Инфернальное искусство, помимо прочих несообразностей, гораздо больше говорит о плохом, чем о хорошем и добром. Патологические, извращённые характеры заполнили страницы бестселлеров, мода на дробный, детальный психологизм привела к нездоровому акценту на теневых сторонах личности. В лабиринтах кричащего фрейдовского натурализма и фасетчатой надэмоциональной абстрактности все светлые черты — цельные по своей природе — чудовищно опошлились, низведённые до примитивности инстинкта моллюска.

Средний человек, атакованный со всех сторон деструктивными изображениями, преподносимыми в качестве «последней правды», оказался морально подавлен, деморализован в буквальном смысле этого слова или превратился в циника. Более того, он склонен верить именно плохому, в чём убеждает его повседневный опыт. Зло в условиях стихийного общества всегда рельефнее и убедительнее. Но, механически отражая действительность, такое искусство создаёт порочный круг, замыкая текущий момент и усугубляя его беспрестанным воспроизводством отжившего.

В глухую и тяжкую атмосферу попадают звездолётчики. Но человек, подвластный ей, не может противостоять злу. Условиям Торманса земляне должны противопоставить невиданное там качество духовного развития.

Конечная степень духовного восхождения в буддизме — нирвана. Это значит, что мудрец вырвался за пределы сансары — круга страдающей и перевоплощающейся жизни, превозмог её своим духовным подвижничеством и вступил в сверхжизнь, полную блаженства. Однако часть подвижников сознательно отказывается от нирваны и с высот достигнутого спускается обратно в наш мир. Ими движет любовь и сострадание к людям. Судьба их, как правило, трагична.

Заглянем внутрь маленькой группы землян с планеты счастья и радости, вслушаемся в пульсацию их сердец и вибрацию нервов. Попытаемся постичь всю глубину инфернальных мучений, в которую они погрузились.

Попытаемся представить себя и на месте тормансиан. Для них эти борения страдающих чистых сердец, принявших в себя яд их отравленной жизни, были таинственной эзотерикой, тем апокрифом, который смогли бы понять лишь единицы из них.

«— Если мы вторгаемся в жизнь Торманса, применяя древние методы — столкновение силы с силой, если мы нисходим до уровня их представлений о жизни и мечте… — Родис умолкла.

— Тем самым принимаем и необходимость жертвы. Так?

— Так, Рифт…»

«У рычагов подъёмника стоял Гриф Рифт. Он задержал металлический локоть Родис, шепнув с непривычной для него мягкостью:

— Фай, помните, я готов всё взять на себя! Я сотру их город с лица планеты и разрою его на глубину километра, чтобы выручить вас!

Фай Родис обняла командира за крепкую шею, привлекла к себе и поцеловала.

— Нет, Гриф, вы никогда не сделаете этого!

В этом «никогда» было столько силы, что суровый звездолётчик покорно наклонил голову…»

Люди ЭВР подобны воплощению своей власти над косной материей — Звездолёту Прямого Луча. Они глядят в сердцевину вещей и процессов, им видна скрытая за кулисами времени развязка.

«Обречённость Родис отгораживает её от меня, а за моей спиной тоже тень смерти…»

Это слова Грифа Рифта. Его сомнения и стремление уйти с планеты далеки от страха или презрения к низшей жизни. Он потерял любимую женщину и, полюбив «женщину, которую невозможно было не любить», понял, что потеряет и её тоже. И не только он, вся мудрая и устроенная Земля потеряет её. И не помогут ни великое знание, ни беззаветная преданность, ни самая пламенная любовь. Нельзя безнаказанно пройти через инферно. В этой фразе — и добровольное принятие закона жертвы, и запрет на возмездие, и тяжкое сомнение Рифта в смысле окружающего мира, убивающего своих лучших детей.

Только знающие могут выбирать свои пути.

Трое землян погибли, пытаясь уйти от обезумевшей толпы в заброшенном городе. Хотя могли рассеять или уничтожить нападавших…

«Руководясь достойными намерениями, я смею всё…» — так Фай обозначает максиму земной этики. Фактически это парафраз известной формулы: «Возлюби Бога и делай, что хочешь».

Вскоре едва не погибает Чеди Даан. Помните? — «Вы? — с безмерным удивлением прошептала Чеди. — За что?»

Молодая социологиня с фиалковыми глазами оказалась погружена в самые непредсказуемые слои инферно, где беда приходит случайно и является привычной. Но нравственная высота девушки столь велика, что убийца вызывает в ней лишь глубочайшее горестное удивление. Самоубийство Шот-шека, ощутившего непереносимые по чистоте вибрации духа, показывает Ефремова знатоком, приобщённым к высшим загадкам человеческого бытия. Только человек, понимающий ослепительную силу света, мог так описать звериные мучения прикоснувшегося к этому свету абсолютно неподготовленного существа. На Востоке сказали бы, что мгновенная карма Шотшека есть результат его покушения на святое.

Земляне уже не церемонятся. «Спите! Забудьте!» — властно протягивает ладонь к обнаглевшему чиновнику Вир Норин, а Фай Родис покидает место своего негласного заточения и спешит в больницу. Там раджа-йогиню ждёт суровое испытание.

«Молва о необыкновенной женщине мгновенно разошлась по всему госпиталю. Теперь Фай Родис, как богиню, со всех сторон встречали мольбы и протянутые руки. Окружающее горе навалилось на неё, давя, лишая прежней внутренней свободы. Родис впервые поняла, как далека она ещё от подлинного духовного совершенства. Следствием ничтожества её сил в океане горя неизбежно возникала жалость, отклоняя от главной цели. Её помощь здесь не соответствовала задаче, отныне лежавшей на людях Земли: помощи народу Ян-Ях в уничтожении инфернальной общественной системы целиком и навсегда».

Люди Земли приняли на себя карму тормансианского общества и добровольно стали для него искупительной жертвой. Но жертв оказалось мало…

В жарком споре перед высадкой Тор Лик напоминает, что действительные изменения должны исходить не извне, а изнутри. Любые жертвы будут напрасными, если внутри испорченной системы не созреют семена истины. Человек отзовётся только на то, что будет созвучно ему самому. И если предположить, что человек плох изначально, то самое глубокое воздействие вызовет лишь реакцию отторжения. К счастью, это не так.

«Известно ли вам, что мозг человека обладает замечательной способностью исправлять искажения внешнего мира, не только визуальные, но и мыслительные, возникающие из-за искривления законов природы в неправильно устроенном обществе? Мозг борется с дисторсией, выправляя её в сторону прекрасного, спокойного, доброго. Я говорю, разумеется, о нормальных людях, а не о психопатах с комплексом неполноценности. Разве вам не знакомо, что лица людей издалека всегда красивы, а чужая жизнь, увиденная со стороны, представляется интересной и значительной? Следовательно, в каждом человеке заложены мечты о прекрасном, сформировавшиеся за тысячи поколений, и подсознание ведёт нас сильнее в сторону добра, чем это мы сами думаем».