Ярослав Гашек

Сатирический роман Гашека обычно рассматривается как антивоенное произведение. изображающее разлагающийся строй исторически изжившей себя Австро-Венгрии со всеми ее непреодолимыми национальными и социальными противоречиями. Такая характеристика, конечно, правильна, по недостаточна.

«Похождения бравого солдата Швейка...» были остро злободневной сатирой, настоящим романом-памфлетом, наносившим удар не только, как принято думать, по уже развалившемуся военно-бюрократическому аппарату абсолютистской буржуазно-феодальной Австро-Венгрии, но не в меньшей степени и по складывающейся буржуазной государственности Чехословацкой республики, провозглашенной 18 октября 1918 года. Гашек выбирает для своей сатиры такие стороны общественно-политической жизни Австро-Венгрии, такие типы, которые, лишь слегка трансформированные, не изменившие своей сущности, сохранились и в буржуазной Чехословакии и осуждение которых имело важное политическое значение [17].

Уже в «Предисловии автора» дано совершенно недвусмысленное выражение этого принципа: говоря о Швейке, который в романе выступает как антагонист государственной системы, Гашек замечает: «Имя его еще во времена Австро-Венгрии не сходило с уст всех граждан чешского королевства, и слава его не меркнет в республике» [18].

В идейной направленности романа отразились существенные стороны эпохи первой мировой войны и Великой Октябрьской революции, открывшей новую эру в истории человечества; слабости революционного движения в Западной Европе в период мировой войны и послевоенных потрясений, слабости, которые привели к поражению пролетарского революционного движения в Чехословакии, Германии, Венгрии и других европейских странах.

Широкая популярность «Похождений бравого солдата Швейка» в послевоенные годы объясняется, конечно, не только его художественными качествами, но и тем, что он во многом отвечал господствовавшим тогда настроениям.

* * *

В «Похождениях бравого солдата Швейка...» Гашек нарисовал широкую реалистическую картину Чехии периода войны, а по рассказам Швейка — и Чехии довоенного времени. Вместе с тем, поскольку Чехия составляла органическую часть лоскутной Австро-Венгерской империи, поскольку роман охватывает многие стороны, касающиеся империи в целом, в нем ставятся проблемы, касающиеся сущности любого эксплуататорского государства XX века.

Роман о Швейке изображает государственный аппарат Австро-Венгрии, от императора до мелкого чиновника. Гашек великолепно вскрывает историческую обреченность австрийской государственной системы, тщетность и нелепость попыток сохранить видимость величия того, что стало ничтожным и ретроградным в самой своей сущности.

Фигуре императора Франца Иосифа, представляющего прекрасный материал для юмористов, в «Похождениях бравого солдата Швейка...» уделено немало внимания. Хотя читатель не встречается на страницах произведения с этим героем, автор лишь косвенно упоминает о нем, но Гашек дает ему яркую характеристику: «Мордастый Франц Иосиф Габсбург прославился в качестве общепризнанного идиота — то же безудержное словоизлияние, то же изобилие крайней наивности» (с. 215). Глупейший император словно воплощает в себе нелепость исторически пережившей себя двуединой империи.. В «Похождениях бравого солдата Швейка...» достается и другим коронованным властителям: не раз нелестно говорится и о русском царе, и о Вильгельме II. В первой главе третьей части при описании карточной игры Гашек пишет: «В то время как здесь короля били тузом, далеко на фронте короли били друг друга своими подданными» (с. 163). В первой главе первой части Швейк рассказывает своей служанке: «Помните господина Люпени, который проткнул нашу покойницу Елизавету (австрийскую императрицу. — Н. Е.) напильником... Это случится еще со многими. Вот увидите, пан Мюллер, что они доберутся и до русского царя с царицей, может быть, не дай бог, и до нашего государя-императора, раз уж начали с его дяди. У него, у старика, много врагов, побольше еще, чем у Фердинанда. Недавно в трактире один господин рассказывал: «Придет время — эти императоры полетят один за другим, и им даже государственная прокуратура не поможет...» (с. 24). В том же духе Швейк рассуждает об убитом португальском короле и других монархах.

Какое значение придавал Гашек всем этим выпадам? Ведь Австро-Венгрии уже не существовало, династия Габсбургов была свергнута, а в Чехословакии утвердился республиканский строй. Анализ общественно-политической обстановки Чехословакии в 1921 — 1922 годах, т.е. во время создания романа, показывает, что все эти выпады были чрезвычайно актуальны.

Положение Чехословакии в первые годы ее существования как независимого государства и как республики, отнюдь не было прочным. Антанта только после Октябрьской революции, вызвавшей во всем мире могучее движение за освобождение, с большими колебаниями дала свое согласие на образование самостоятельной Чехословакии. Свергнутые Габсбурги не теряли надежды вернуть себе престол. Между тем руководящие деятели молодой республики из буржуазных партий и. социал-демократии отнюдь не зарекомендовали себя в прежние годы активными противниками Австро-Венгрии. Едва ли можно было надеяться на твердость такого республиканского руководства в борьбе с попытками реставрации Австрии. Правящие буржуазные деятели Чехословакии не были также непримиримыми республиканцами: если они были против Габсбургов, оставивших по себе такую недобрую память, то ничего не имели бы против какого-нибудь иностранного принца на престоле святого Вацлава возрожденного королевства.

Таким образом, дискредитация Гашеком Австро-Венгрии, Габсбургов и монархов вообще была явно направлена против происков последнего Габсбурга и монархической опасности, которая, принимая во внимание настроение правящих кругов, существовала в то время в Чехословакии.

Гашек в исторически конкретном изображении определенных общественных явлений приходит к широчайшему обобщению и убедительному выводу: строй абсолютной монархии, который некогда был прогрессивным по сравнению с феодальной необузданностью и произволом, стал в XX веке вопиющим анахронизмом.

* * *

Гашек высмеивает генералитет и офицеров армии — главный империи, комплектовавшийся, как и в других странах, преимущественно из дворянства. В романе выведена целая галерея солдафонов всех степеней и рангов. Некоторые охарактеризованы подробно, другие лаконично, одной — двумя фразами, но всегда очень метко.

Вспомним две особенно колоритные фигуры. Полковник Циллергут наделен не только исключительной глупостью, но и другими качествами, не менее типичными для военной касты старой Австрии: самодурством, драчливостью, набожностью, сочетающейся с крайней жестокостью. Циллергут не только экспонат из музея «Старая Австрия», но и замечательный образец классического дурака многих эпох и народов. Менее детально, но достаточно определенно очерчен генерал-инспектор фон Шварцбург в первой главе второй части. Он тоже, к сожалению, принадлежность не только старой Австрии: такие человеконенавистники существовали и существуют в другие исторические эпохи.

Галерею портретов «доблестных воинов» австрийской армии, выведенных в романе, дополняет образ генерала, которого при проверке состояния боевой подготовки воинских частей интересовали исключительно уборные. Другой уникум «страшно любил смотреть», как рассчитываются солдаты на «первый-второй». «Таких генералов у Австрии было великое множество». Так как генералитет и офицерский корпус Чехословацкой республики в большинстве состоял из чехов-служак старой австрийской армии, то сатирические стрелы Гашека были предназначены и республиканским военным. Ведь они тщательно придерживались многих специфических порядков старой армии. Заботливое сохранение прежнего реакционного офицерства на командных постах в новой республиканской армии вызывало обоснованный протест чешских прогрессивных кругов, и поэтому нарисованные Гашеком нелестные портреты бывших австрийских офицеров сочувственно воспринимались всеми, кто в те годы осуждал правительство за его политику комплектования командного состава армии.