Комкор М. В. Калмыков

В полк вернулись с приказом о переходе в наступление.

Через несколько часов Михаил Васильевич с группой конных разведчиков выскочил к деревне Гари. Навстречу из проулка вылетели шесть верховых. Не разобравшись, выпалили на скаку:

— Бегите скорее — большевики подходят!

— Стой! — приказал им Калмыков.

Всадники осадили коней. «Кулачье — не иначе», — определил комполка и решил пойти на хитрость.

— Полноте, братцы, не опасайтесь. Я командир 1-го казачьего полка, прибыл вас защищать. Кто-нибудь из наших в селе остался? — спросил Калмыков.

— Только прапорщик один, — первым в себя пришел рыжебровый. — Семья у него здесь.

— Ведите к нему.

На ходу Калмыков шепнул Ковшову: «Меня называйте полковником, Озимина — поручиком, ты — капитан».

Подъехали к дому прапорщика. Калмыков выставил у ворот своих часовых, а сам с комиссаром и адъютантом вошел в горницу.

— Здравствуйте, прапорщик! Я полковник Иванов. Почему не отошли с нашими?

— Я оставлен здесь для разведки, о всех изменениях докладываю через сына штабу отступившего чешского полка.

— Ладно, о делах после. Согреться чем найдется?

— Это сейчас, пожалуйста.

На столе появилась закуска, вино. «Гости» не заставили долго упрашивать, с удовольствием пропустили по чарке и дружно навалились на закуски. Жена прапорщика, закончив подношения, поманила мужа пальцем на кухню. Прапорщик пошептался там с женой и вернулся, смеясь.

— Баба говорит, что вы красные!..

— Женского вранья и на свиньях не объедешь, — в тон отозвался Калмыков и, посерьезнев, спросил. — А сын ваш скоро вернется?

— Через час-полтора, не раньше.

— Жалко, хотелось бы раньше узнать, что чехи намерены предпринять. У моего полка связи с ними пока не было.

— Так это просто, господин полковник. Я могу проводить вас до их сторожевой заставы.

— Хорошо. Едем, время не терпит.

Прапорщик тут же собрался и повел группу Калмыкова к позиции белочехов.

— Вот и доехали, — удовлетворенно произнес вожатый, заметив впереди маячащую фигуру часового.

Дальше таиться было незачем. Комполка приказал Ковшову и Озимину заняться часовым сторожевой заставы, а сам притянул к себе одной рукой прапорщика, другой подал нужный знак ординарцу. Тот стремглав соскочил с лошади и ловким движением связал веревкой ноги прапорщика. Обе операции были совершены моментально.

— Итак, будем считать связь с белочехами установленной, — подытожил Калмыков, довольно покручивая ус и, обратившись к плененному прапорщику, спросил: — А что жене позволите передать?

— Умнее меня, дурака, оказалась.

Оба «языка» дали ценные показания и позволили полку с успехом решить свои задачи в общих действиях дивизии, развернувшей наступление в направлении Красноуфимск — Бисертский завод. 2 октября бойцы Калмыкова вместе со всеми товарищами по партизанским боям удостоились первой благодарности за отличия уже в составе регулярного соединения Красной Армии. Командующий 3-й армией Р. И. Берзин в присланной на имя В. К. Блюхера телеграмме сообщал:

В тот же победный день дивизию облетела и еще одна радостная весть, пришедшая из самой Москвы. 30 сентября 1918 года члены Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов обсуждали необычный вопрос: кого первым наградить только что учрежденным орденом Красного Знамени. Председательствующий Яков Михайлович Свердлов огласил ходатайство РВС 3-й армии Восточного фронта. В нем говорилось, что переход войск Блюхера в невозможных условиях может быть приравнен разве только к переходам Суворова в Швейцарии, а посему русская революция должна выразить вождю героев, вписавших новую славную страницу в историю нашей молодой армии, благодарность и восхищение. Члены ВЦИК единогласно постановили:

Высшей революционной наградой Республики в лице главкома В. К. Блюхера были отмечены все десять тысяч его геройских партизан, был отмечен весь Красный Урал, в числе первых поднявшийся на вооруженную защиту завоеваний Великой пролетарской революции.

Но… после взятия Красноуфимска начальник 4-й Уральской дивизии отдал неожиданный для многих приказ — остановить дальнейшее наступление, которое уже растянуло фронт соединения почти на 200 верст, и, закрепившись на достигнутых рубежах по линии рек Сылва — Бисерть — Уфа, заняться в первую очередь очищением от белокулацких банд района, ограниченного Уфимским трактом и рекой Шуртан.

В. К. Блюхер, вступив в руководство регулярными частями РККА, не побоялся сразу же взять всю ответственность на себя и принять решение, противоречащее ранее полученной директиве армейского командования. Сперва военные комиссары дивизии А. Л. Борчанинов, А. К. Калнин, а затем и члены РВС, работники штаба армии посчитали эти действия чуть ли не самоуправством, граничащим с чистейшей воды партизанщиной.

Однако командарм Рейнгольд Иосифович Берзин, член партии с 1905-года, бывший до приезда на Урал главнокомандующим Западным революционным фронтом, войска которого сорвали продвижение германских захватчиков на Петроград и Москву, все расценил по-иному:

— Нет и нет, товарищи, — решительно заявил он после тщательного анализа сложившейся обстановки. — Новый начальник 4-й Уральской абсолютно прав. Оставив Нижний Тагил, 1-я и 2-я дивизии уже не помощники ему. Теперь генерал Гайда сосредоточивает все силы своей Екатеринбургской группы войск на Кунгурском направлении, а там у нас только части Блюхера. И он поступил в высшей степени предусмотрительно, приказав дивизии от наступления перейти к обороне. Я утверждаю его решение.

…И действительно, уже во второй половине октября генерал Гайда обрушил удары и своей, 2-й чешской дивизии, и ряда частей 1-го Среднесибирского корпуса русских белогвардейцев именно на войска Блюхера, рассчитывая самым коротким путем — через Кунгур — выйти к Перми и захватить ее.

17 октября противник предпринял ночную атаку позиций правофланговой 3-й бригады дивизии.

Калмыкова еще в первых числах месяца свалил сыпняк. Богоявленцами командовал его помощник — Федор Ландграф. После того ночного боя он повел полк на деревни Давыдово — Карша. Поначалу все складывалось вроде бы удачно. Две офицерские роты Уфимского пехотного полка белых были смяты и обращены в бегство. Но командир — полковник — оказался не из простаков. Без промедлений бросил в бой свой резервный батальон, который сбил Богоявленскую кавалерийскую сотню и стал быстро продвигаться к деревне Тисы, в тылы красного полка.

В Тисах находились все обозы и лазарет, охраняемые лишь ротой стрелков и конным взводом. Ординарец, прослышав о бое за околицей, влетел в избу, где лежал больной Калмыков и поднял ого с постели:

— Бежать надо, Михаил Васильевич. Беляков много. Вот-вот и сюда нагрянут.

— Нет, Игренька, спину им и хворый не покажу. Айда к нашим!

Калмыков вытащил дареный Кадомцевым еще в Уфе кольт и, поддерживаемый ординарцем, через силу побежал к окраинной улице, где рота стрелков заняла оборону.

— Снимайте всех обозников, вооружайте чем сможете и ведите сюда, — приказал ротному. — Я за вас пока побуду.

Обозников привалило немало, в руках у многих трехлинейки с примкнутыми штыками.

— Молодцы, ребята, — похвалил комполка и надсадно подал общую команду: — Вперед! В атаку! Даешь рукопашную!..