Кто проспал начало войны?

О том, как оценивалась общая обстановка, в которой началось 14 июня наше учение, может дать представление такая деталь: был установлен особый сигнал, означавший, что учение прерывается и флот немедленно переходит на ту степень повышенной боевой готовности, какая будет назначена…

18 июня учение закончилось, и корабли стали возвращаться в Севастополь. Однако на флоте была сохранена оперативная готовность номер два.

Разбор маневров планировался на 23 июня. Адмирал Исаков объявил, что задерживаться не может, и, поручив проведение разбора Военному совету флота, отбыл в Москву. Напряженность обстановки между тем нарастала. Это чувствовалось по ряду признаков, но у нас недоставало данных, чтобы во всем разобраться.

21 июня начальник разведотдела полковник Д.Б. Намгаладзе принес мне запись открытой передачи английского радио, где говорилось, что нападение Германии на Советский Союз ожидается в ночь на 22 июня.

Я немедленно позвонил по ВЧ И.В. Рогову (в Москву, начальнику Политуправления ВМФ и одновременно зам. наркому ВМФ — К.О.), спросил, как это понимать. Он одобрил наши действия по поддержанию боеготовности и сказал, что о сообщении английского радио в Москве известно, необходимые меры принимаются…»

«Оперативная готовность № 2» — это и есть «повышенная боевая готовность». А вот история с радио из Лондона достойна отдельного внимания. Получается, что Англия открыто толкала мир к войне! Но смотрим дальше: как флот переводился в «оперативную готовность № 1» — «полную боевую готовность» и сколько для этого надо было реального времени?

«В mom субботний вечер личному составу кораблей был предоставлен отдых. И хотя корабли оставались затемненными, город сиял яркими огнями….

Выходов кораблей на боевую подготовку на следующий день не планировалось. В середине дня намечались учебные полеты в отдельных авиационных подразделениях, а ночью не должно было происходить ничего. Приняв все это к сведению, я поздно вечером уехал к семье…»

В ночь на 22 июня комиссара Кулакова «разбудил звонок служебного телефона.

— Товарищ дивизионный комиссар, — докладывал оперативный дежурный, — получена важная телеграмма наркома. Машина за вами выслана…

В штабе флота уже почти все были в сборе. Здесь царила деловая сосредоточенность, все выглядело так, будто продолжалось флотское учение. Вице-адмирал Ф.С. Октябрьский находился в своем кабинете на втором этаже. Он протянул мне бланк с телеграммой наркома. Это был краткий, состоявший из нескольких слов, приказ всем флотам, кроме Тихоокеанского, о немедленном переходе на оперативную готовность номер один.

Телеграмма, принятая в начале второго часа ночи, шла из Москвы считанные минуты, но за это время нарком Н.Г. Кузнецов лично передал этот же приказ по телефону (к аппарату подошел контр-адмирал И. Д. Елисеев, остававшийся в штабе с вечера).

Дав мне прочесть телеграмму, командующий спросил:

— Как думаешь, Николай Михайлович, это война?

— Похоже, что так, — ответил я. — Кажется, англичане не наврали. Не думали все-таки мы с тобой, Филипп Сергеевич, что она начнется так скоро…

Перевод флота на высшую боевую готовность был у нас хорошо отработан, и все шло по плану. Корабли и части приступили к приемке добавочного боезапаса, топлива, продовольствия. По гарнизону был дан сигнал «Большой сбор’, а база и город затемнены….»

Телеграмма наркома — это и есть «Директива № 1 от 21 июня» в варианте для флота. И здесь четко видно суть этой самой директивы-команды — поднять войска (в данном случае флот) по тревоге и перейти от повышенной к полной боевой готовности. Напомню, что полная боевая готовность отличается от повышенной «малостью» — укомплектованностью войск.

И переход к полной боевой готовности («оперативная готовность № 1») на флоте, по словам Кулакова, заключается в получении дополнительных запасов — «боеприпасы и топливо в баки» и этот перевод только в ночь на 22 июня на флоте и был сделан. Но с другой стороны, флот не собирался выходить в море именно 22 июня, не нужен он там был. На море боевые действия начались позже, а ПВО флота и так сможет в случае налета вести огонь… И флот, получив короткую команду-приказ в ночь на 22 июня, около 1 часа 15 минут («в начале второго часа нети»), перешел в полную боевую готовность всего за 1–2 часа!

«К половине третьего закончили переход на оперативную готовность номер один все корабельные соединения, береговая оборона, морская авиация. Поступил доклад о том же с Дунайской военной флотилии… На всем Черноморском флоте тысячи людей заняли свои боевые посты, корабли были готовы выйти в море, самолеты — взлететь, к орудиям подан боезапас…»

Телеграмма наркома Кузнецова пришла в Севастополь «в начале второго часа ночи». При этом нарком флота перед этим еще и позвонил в штаб, в Севастополь, чтобы передать этот же приказ на словах! И обзвонил он «всего» три флота — Северный, Балтийский и Черноморский.

А теперь посмотрим, как описывает эти события сам нарком флота, адмирал Н.Г. Кузнецов.

Кузнецов Н.Г. Накануне. — М.: Воениздат, 1969 г. Переиздание — 1989 г.

Также эта книга есть на сайте http:// militera.lib.ru/memo/russian/kuznetsov-1 /indexhtml.

Вечером 21 июня Кузнецов был в своем кабинете, в наркомате Военно-морского флота, расположенного рядом со зданием Наркомата обороны:

«..я позвонил Наркому обороны. — Нарком выехал, — сказали мне. Начальника Генерального штаба тоже не оказалось на месте. Решил связаться с флотами. Поговорил сначала с командующим Балтийским флотом В. Ф. Трибуцем, затем с начальником штаба Черноморского флота И.Д. Елисеевым, с командующим на Севере А.Г. Головко. Все были на местах, все как будто в порядке. Командные пункты развернуты, флоты уже в течение двух дней поддерживают оперативную готовность № 2. На берег отпущено лишь ограниченное число краснофлотцев и командиров…»

Здесь стоит немного отвлечься и посмотреть, как адмирал Кузнецов разъясняет, почему флот оказался в более высокой готовности к войне, чем армия, объясняет «специфику» флота в этом вопросе и «степени» боевой готовности флота:

«Мне неоднократно приходилось слышать, что более высокая готовность флота объясняется якобы лишь спецификой морской службы.

— В чем же заключается эта специфика? — допытывался я, но резонного ответа не получал.

Некоторые, объясняя «специфику» морской службы, ссылались на то, что, мол, личный состав кораблей легче собрать. Ошибочное представление. На корабли, стоящие на рейде, труднее доставить людей, если они уволены на берег. И привести в готовность флот с его кораблями и частями, разбросанными на огромном пространстве, вряд ли легче, чем сухопутные войска.

Специфика, о которой идет речь, в предвоенный период была для всех одна: внимательно следи за противником и не опоздай, иначе он нанесет мощный удар, от которого трудно будет оправиться…

«Спецификя» заключалась в том, что почти два года на всех флотах шла разработка документов по системе готовностей. Их настойчиво вводили в жизнь, проверяли и отрабатывали на сотнях учений — общих и частных. Было точно определено, что следует понимать под готовностью № 3, под готовностью № 2, под готовностью № 1.

Номером три обозначалась обычная готовность кораблей и частей, находящихся в строю. В этом случае они занимаются повседневной боевой подготовкой, живут обычной жизнью, но сохраняют запасы топлива, держат в исправности и определенной готовности оружие и механизмы.» (Сегодня это называется «степень боевой готовности постоянная».)

«Готовность № 2 более высокая. Корабли принимают все необходимые запасы, приводят в порядок материальную часть, устанавливается определенное дежурство. Увольнения на берег сокращаются до минимума. Личный состав остается на кораблях. В таком состоянии корабли могут жить долго, хотя такая жизнь требует известного напряжения. («Степень боеготовности — «повышенная».)

Самая высокая готовность — № 1. Она объявляется, когда обстановка опасная. Тут уже все оружие и все механизмы должны быть способны вступить в действие немедленно, весь личный состав обязан находиться на своих местах. Получив условный сигнал, каждый корабль и каждая часть действует в соответствии с имеющимися у них инструкциями». («Полная боевая готовность».)