Улугбек

И случай скоро представился. В Фергане сидел наместником другой сын Омар-Шейха, царевич Ахмед. Земли его считались подвластными Улугбеку. Но Ахмед вовсе не хотел подчиняться своему двоюродному брату, да еще такому молодому. На строгие повеления Улугбека он попросту не отвечал. Улугбек вызвал его в Самарканд. Тот не приехал.

Весной 1414 года Улугбек повел свои войска в Фергану. Первый раз он ехал впереди воинов на белом коне, как настоящий полководец. Улугбек вспоминал уроки деда и построил свою армию точно так же, как это делал когда-то Тимур: впереди шло сторожевое охранение с опытным проводником, за ними авангард — манглай. Снова весело ржали кони, и густая пыль стояла над дорогами.

Древний вековой порядок движения войска пришлось поломать, когда проходили через «Ворота Тимура» — так, неизвестно почему, прозвали в народе тесное ущелье в Нуратинском хребте. Ни с какими подвигами Тимура это место не было связано. Но ущелье действительно служило как бы природными воротами в Самарканд, миновать которые было невозможно по пути с севера, из Моголистана. Цокот лошадиных копыт гулко отдавался среди мрачных, черных скал теснины, смешиваясь с неумолчным ревом реки, перекатывавшей камни.

Улугбек выехал из ущелья, и перед ним, словно бескрайный ковер, раскинулась в буйном весеннем цветенье джизакская степь. Трава была так густа и высока, что тюльпаны можно было рвать, не слезая с седла.

Разведчики доносили, что впереди все спокойно. Вражеские войска не появлялись. Армия Улугбека беспрепятственно прошла по берегу мутной Сыр-Дарьи, пробившей себе путь сквозь легендарные скалы Фархада, и вступила в благодатную Ферганскую долину.

Стали готовиться к долгожданному бою. Улугбек собрал всех эмиров, растолковал им свой план сра

Все было продумано, взвешено, приготовлено. Не хватало только одного — противника. Сражаться оказалось не с кем: Ахмед убежал в горы, к монголам.

Обескураженный молодой полководец готов был разреветься как мальчишка. Но потом Улугбек утешил себя тем, что бескровная победа — тоже победа, и начал разводить отряды воинов по городам, чтобы всюду поставить свои гарнизоны. Местами они встречали сопротивление, но такое слабое, что победы в этих стычках не приносили никакого удовлетворения.

А в довершение всех огорчений Шахрух слал из Герата гонцов с гневными письмами, упрекая сына в самоуправстве.

Нет, не принес этот первый поход никакой радости Улугбеку. Все получалось совсем не так, как он мечтал. Не приняв честного сражения в чистом поле, Ахмед предпочитал наносить удары исподтишка. Едва Улугбек вывел свои отряды из Ферганской долины и направился домой, как Ахмед с монголами напал на оставленные гарнизоны, разбил некоторые из них и снова скрылся в горах, увозя с собой награбленную добычу.

Улугбек так толком и не понимал, кем он возвращается в Самарканд: .победителем или побежденным. А теперь еще предстояло ехать в Герат, объясняться с отцом.

Встретили его в Герате настороженно. Шахрух дал понять, что считает себя полновластным хозяином всех земель, некогда завоеванных Тимуром, а сына — только одним из эмиров, которому временно доверено управление Мавераннахром. Но особенно упрекать сына не стал: как-никак в Фергане наведен порядок.

Во всяком случае, как старый дипломат, на людях Шахрух не показывал своего недовольства. Когда на торжественном приеме во дворце Улугбек стоял возле престола отца рядом со своим братом

Байсункаром, Шахрух воскликнул, обращаясь к придворным:

— Любуйтесь на моих сыновей! Я ими доволен, слава аллаху!

Байсункар тоже вырос и повзрослел за эти годы, Шахрух даже назначил его своим визирем [20] и, уезжая куда-нибудь, оставлял Герат на него. Но, конечно, все вопросы решала в своих покоях Гаухар-Шад. Байсункар был не глуп и тяготился таким положением. Гораздо больше, чем государственные дела, которые он мог решать только формально, его увлекала другая должность, предоставленная ему отцом: смотрителя придворной библиотеки. Тут он был полным хозяином, и Улугбек с удовольствием вел с ним долгие литературные беседы, втайне удивляясь начитанности брата.

Испытующе присматривалась к Улугбеку мать. Она была и умнее и энергичнее, а главное — властолюбивее своего мужа. Давно уже вершила она за Шахруха все государственные дела, но так осторожно и ловко, что не задевала самолюбия супруга. Гау-хар-Шад умела действовать быстро и решительно, совсем по-мужски, и не раз, слыша, как она отдает приказания, Улугбек любовался ею и думал про себя: «Воистину в глазах ее не только сияние жемчуга, но и блеск меча [21]».

Сложись все иначе, наверное, никто лучше матери не смог бы оценить по достоинству ум и талантливость Улугбека. Но судьба разделила их. С самых ранних лет оторванный от нее, он не испытывал почти никаких сыновних чувств к этой незаурядной женщине. И для Гаухар-Шад родной сын был, в сущности, тоже совершенно чужим человеком. Сейчас она видела в нем только претендента на власть, умного и опасного соперника. Это настороженное и враждебное чувство станет крепнуть и разрастаться с годами и в конце концов приведет к тому, что мать пошлет войной одного своего сына против другого и станет косвенной виновницей трагической гибели Улугбека, да и сама сложит седую голову в кровавой борьбе за власть, уже совсем не нужную старухе...

Неуютно и скучно было .молодому царевичу в доме отца. Каждый день Шахрух аккуратно отправлялся в мечеть, и Улугбеку приходилось простаивать там с ним долгие часы на молитве. Во дворце вечно толпились дервиши в грязных лохмотьях. Улугбек видел, как нагло они притворяются нищими и убогими: у многих из них подкладки до отвращения замызганных и рваных плащей были сделаны из дорогого тонкого шелка. И увечья, которыми настойчиво хвастались дервиши, выпрашивая подаяние, тоже не внушали особого доверия. Все было лицемерным и лживым.

Еле дождался Улугбек, когда смог, наконец, вернуться в родной Самарканд. Уверяя отца и мать в сыновней преданности, он уже твердо знал: подчиняться он им не станет. Он будет править всем Мавераннахром так, как захочет. И станет жить по-своему, тоже как захочет.

Внешне все оставалось так, будто главой государства был Шахрух, а Улугбек лишь его наместником в Самарканде. От лица Шахруха чеканилась монета. Его имя аккуратно поминали в хутбах каждую пятницу по всем мечетям. Но, уступив отцу, словно игрушку ребенку, эти чисто внешние признаки власти, Улугбек взял себе главное — саму власть. Все доходы, которые приносили богатые земли Мавераннахра, оседали в подвалах Кок-Сарая, и Шахрух скоро вынужден был с этим смириться. На монетах стояло его имя, но распоряжался этими монетами Улугбек.