И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно (СИ)

* * * (Звёздочки ╧12)

За время нашего проживания на проспекте Стачек я не помню, чтобы отец по выходным сидел дома или мы куда-нибудь сходили всей семьёй. Такое бывало только в моё дошкольное детство. Когда нам установили на Стачек телефон, то он, сидя в кресле, звонил всем подряд. Своей родне, которой у него была целая куча, или своим друзьям по Горному или по работе. Кто-нибудь его да пригласит к себе. Не просто так, так в чём-либо помочь по хозяйству. Отец в памяти моей так и запечатлелся вечно сидящим по утрам выходных дней за телефоном, подёргивающий коленками в раздумьях, кому бы ещё позвонить, если никому из тех, кому он уже дозвонился, не нужна была его помощь. Помощь он оказывал разную. Передвинуть мебель, удлинить электрический или телефонный провод, позаниматься с детьми своих родственников и друзей по математике и физике. Или просто поиграть в карты с другом ещё с "Проектпромвентиляции" Ивановым. С отцом вместе я ездил только на Набережную да в Бернгардовку. На дачу к Полине или с Полиной ездила и моя мать. Туда иногда бралась и Майра, благо, удобный автобус двойка тогда ходил от Кировского завода до Финляндского вокзала. А там на электричке. А с матерью я вообще никуда кроме магазинов не ходил. Лишь иногда всей семьёй на Набережную на салют, и то редко. А так больше с ней никуда. А по магазинам, например, так в очередь за маслом, обыкновенным сливочным, в универсам, чтобы масла дали сразу на двоих. Или в очередь за мясом (в универсаме полно было всяких разных очередей за многими продуктами). Даже, помню, утром перед школой я стоял с матерью в универсам. За маслом. И за колбасой. Если постоять, то масла и колбасы хватало, а вот с мясом могло не повезти. Вот были времена!

А вообще, нет, я вспомнил! Вспомнил поездки с матерью на 36-ом трамвае (13 остановок) до кольца в Стрельну. В своём раннем школьном возрасте, то есть летом 79, 80, 81, 82 годов, когда там ещё можно было купаться в заливе. Мы загорали и купались в Финском заливе на участке, где расположен тогда заброшенный Константиновский дворец - ныне морская резиденция Президента Российской Федерации. Мы загорали и играли в карты. И дома в летние каникулы моих первых школьных лет мы с матерью играли в карты. На кухне. До глубокой ночи. В тишине. Так как радио по ночам не работало. Когда я подросту, больше в жизни мы не поиграем с ней никогда.

* * * (Звёздочки ╧13)

В середине восьмидесятых отец летал каждый год "в поле" в Узбекистан. И мать тоже иногда летала тогда. Однажды в аэропорт Пулково провожал её я один. По дороге домой за мной увязался какой-то дядька. Наверное, педофил. Я еле от него отвязался-убежал, пересев в другой автобус. А он не успел в него войти, так как двери закрылись. Я встал у заднего окна автобуса и видел, как дядька махал мне раздосадовано кулаком. Я тогда не понял, зачем за мной по пятам идёт этот маньяк, но теперь я точно знаю, догадался, что это - педофил. Слава Богу, что мне удалось от него удрать на автобусе. "Икарусе".

* * * (Звёздочки ╧14)

В восьмом классе я был принят в комсомол. Со второй попытки. С первой не получилось, так как на собрании комитета комсомола школы мне задавали дурацкие вопросы из истории комсомольского движения. Я был безыдейным, но осознавал необходимость вступления в ВЛКСМ для дальнейшей карьеры: в ЛВИМУ имени адмирала Макарова брали только комсомольцев, то есть якобы идейных.

Когда я перешёл в девятый класс, то меня самого от класса избрали в комитет комсомола школы. В комитете мне дали нагрузку: отвозить восьмиклассников в райком комсомола для принятия их в члены ВЛКСМ. Сколько человек я привезу в райком, столько раз я должен буду повторить следующее, встав: "Решение первичной комсомольской организации: принять Ивана Иванова (или имя следующего кандидата на вступление в комсомол) в члены ВЛКСМ; решение комитета комсомола: утвердить решение первичной комсомольской организации". После этой церемонии я заходил к однокласснику Ване Ковалевскому, который жил недалеко от Кировского райкома , и мы целый вечер играли в карты. С ним я попробовал курить и пить. Курили "Ту", пили дешёвые вина. И слушали "Åквариум". В общем, балдели. Вот такой я был комсомольский комитетчик!

* * * (звёздочки ╧15)

В начале 1987 года у бабушки Лизы на Сапёрном переулке, 6 в квартире 36, коммуналке, произошло следующее: одни из её соседей съехали с квартиры, получив в порядке очереди квартиру, освободив комнату площадью 21 квадратный метр. И тогда в пятикомнатной коммуналке осталось два квартиросъёмщика: бабушка Лиза и еврейская семья Шер, состоящая из трёх человек. Бабушка Лиза занимала с давних времён одну комнату площадью 16,5 квадратных метров. А еврейская семья три, две из которых смежноизолированные, 18 и 9 квадратных метров, имели один выход в коридор и когда-то были одной большой комнатой в три окна. Так вот, пятая 21-метровая комната освободилась, и совместный ум моего отца и еврейской семьи придумал следующее: пойти в жилконтору и попросить списать эту большую жилую, но пустующую комнату, из жилого фонда и перевести её в категорию МОП (места общего пользования), так как в 137-метровой пятикомнатной квартире кухня была площадью всего 8 квадратных метров, что мало для большого количества людей-неродственников. На кухне стояли две газовые плиты и два кухонных стола. Так что, было не развернуться. И кому-то есть на кухне было неудобно, потому что тесно. Жилконторские чиновники вняли просьбе ходоков из квартиры ╧36 по Сапёрному переулку, 6 и перевели 21-метровую комнату в разряд нежилой. Так эта квартира из пятикомнатной на бумаге превратилась в четырёхкомнатную, но зато с большой столовой в 21 квадратный метр.

Как только эта операция по переводу комнаты в разряд нежилой была завершена, между еврейской семьёй Шер, занимавшей три комнаты, и нашей семьёй, имевшей трёхкомнатную смежно-изолированную квартиру площадью 62 квадратных метра, был совершён обмен жилплощадью. Евреи Шер были счастливы, оказавшись в отдельной квартире, мы тоже, благо, теперь мы заживём в центре города, съехавшись с бабушкой Лизой.

Но благополучно завершившемуся обмену с евреями Шер предшествовал период уговора отцом и мной моей матери. Она поначалу не соглашалась: её устраивала квартира на Стачек. Отец же уже тогда лелеял мечту в будущем, когда мы с сестрой вырастим, разменять и эту квартиру на Сапёрном, получив, наконец, свой отдельный угол, точнее, комнату, разведясь с матерью (нет, о разводе он, конечно, нам с матерью не говорил, но я уже был достаточно большой, чтобы понимать, чего хочет отец от матери и от новой квартиры). Отец в разговоре со мной убеждал меня в полезности обмена квартиры на Стачек на квартиру на Сапёрном аргументом, что в результате обмена я и сестра получим по отдельной комнате в новой квартире, и что пишущая машинка больше не будет стоять у меня в комнате. Честно говоря, к машинке я уже привык, и комната у меня на Стачек была. Но я хотел, чтобы отдельная комната появилась и у моей сестры. Я этого так хотел! А то однажды утром на Стачек я зашёл в большую комнату, чтобы что-то взять из шкафа-стенки, но я увидел то, что мне никак нельзя было видеть: сестра спала со съехавшим набок одеялом в задравшейся ночнушке, и я увидел её кровоточащий срам. Но точнее сказать не увидел, а заметил, потому что я сразу же отвернулся и пулей выбежал из большой комнаты. Вот поэтому-то я и желал сестре отдельной комнаты, чтобы больше не видеть её неприкрытого срама. Никогда! Вот поэтому я вторил отцу и уговаривал мать переехать на Сапёрный. Я считаю, что не будь моего "нажима" на мать (нет, открывшийся мне срам сестры я сохранил в тайне), отцу вряд ли удалось бы в одиночку убедить-уговорить мать переехать на Сапёрный, у него одного не хватило бы авторитета в глазах матери. Так что наш переезд на Сапёрный я считаю свое заслугой. Перед всей нашей семьёй, и перед Полиной в особенности. Но сестра тогда была ещё маленькой (перешла в восьмой класс) и не понимала этого. В дальнейшем о моей роли в нашем переезде я с сестрой не разговаривал, и она не знает всей интриги его.