Кинематограф по Хичкоку

Я вернулся в Лондон, не изменив в сценарии ни строчки. Но как только мы приступили к съемкам, я понял, что не чувствую немецкой речи. То, что казалось забавным на английском языке, в немецком пропадало, вроде намеков на снобизм. Немецкий актер чувствовал себя не в своей тарелке. Я понял, как важно досконально знать язык во всем его богатстве.

Надеюсь, Вас не обидит, если я скажу, что мой пример поможет Вам понять, с какими трудностями столкнулись в Соединенных Штатах Клер, Дювивье и Ренуар. Им ведь тоже не хватало знаний в области американского английского и идиоматики. Меня поражает, как некоторые немцы и австрийцы, скажем, Любич и Билли Уайдцер, сумели адаптироваться в этом климате; некоторые венгерские режиссеры тоже в этом преуспели. Собственный опыт позволяет мне в полной мере оценить то, что смогли преодолеть режиссер Майкл Кертиц и продюсер Джо Пастернак, обосновавшись в Калифорнии.

Ф.Т. Следует добавить, что европейские режиссеры привнесли в американское кино нечто такое, чего не было у их американских коллег– например, острый и нередко критический взгляд на Америку, что придает их работам особый интерес. Вы не найдете этого в фильмах Хоуксаили МакКэри, зато ленты Любича, Билли Уайлдера, Фрица Ланга и многие Ваши рисуют критическую картину американского образа жизни. Плюс к этому, европейские режиссеры оживили американский экран национальными фольклорными традициями.

А.Х. Это звучит особенно справедливо применительно к комедии. "Неприятности с Гарри", например,– практически, строго британский жанр: кладбищенский юмор. Я ставил этот фильм, твердо надеясь, что американская публика в силах оценить английский юмор, и надеждаоправдалась– картина возымела успех везде, где показывалась.

В Англии то и дело наталкиваешься на антиамериканские настроения, хотя с самими американцами мало кто общался. В таких случаях я всегда говорю: "Никаких американцев не существует. В Америке живут одни иностранцы". Возьмем наш дом. Наш хозяин– немец из Померании. Хозяйка нашего загородного дома– итальянка, которая почти не говорит по-английски, хотя считается американской гражданкой и над ее коттеджем развевается огромный американский флаг. Наш садовник– мексиканец, а большинство садовников в Голливуде– японцы. На студиях американская речь звучит со всевозможнейшими акцентами.

Но возвращаясь к "Убийству", хочу добавить, что фильм имел успех в Лондоне, однако для провинции оказался слишком изощренным.

Ф.Т. Следующая картина– "Нечестная игра"– тоже экранизация пьесы. Я плохо ее помню. Это история жестокого соперничества между землевладельцем и его соседом. Кульминационная сцена– на аукционе, где происходит их единоборство.

А.Х. Это пьеса Джона Голсуорси. В ней блистал Эдмунд Гвенн, который был тогда чрезвычайно знаменит в Лондоне. Выбор материала принадлежал не мне, и ничего существенного о картине сказать не могу.

Ф.Т. Наверное, увеличение бюджетов, связанное с приходом звуковой эры, принесло с собой множество новых проблем.

А.Х. Вы правы. Во-первых, поскольку удлинились сроки съемок, фильмы делались одновременно в нескольких версиях, чтобы угодить зрителям в разных странах. А это еще больше удорожало производство.

Ф.Т. Дубляжа тогда не было?

А.Х. Еще нет. Мы снимали четырьмя камерами и одновременно записывали звук. Поэтому когда меня сегодня пытаются удивить одновременным использованием нескольких камер на телевидении, я отвечаю: "Что ж тут особенного. Нам это было знакомо еще в 1928 году".

Ф.Т. Следующая Ваша картина– "Богатые и странные"– вышла в 1931 году. Я ее очень люблю.

А.Х. Да, в ней полно всяких выдумок. Это история молодоженов, получивших наследство и отправившихся в кругосветное путешествие. К съемкам мы готовились вместе с миссис Хичкок. Она, как Вам известно, писала сценарий. Согласно сценарию наша пара в Париже посещает Фоли Бержер и в перерыве спускается вниз посмотреть танец живота. Следуя этим маршрутом, мы тоже отправились в Фоли Бержер. В антракте я обратился к молодому человеку в униформе и спросил, где можно посмотреть танец живота.

– Прошу сюда.

Мы пошли следом за ним. Вышли на улицу. Заметив мое удивление, молодой человек пояснил: "Это в другом здании" и усадил нас в такси. Я решил, что произошло какое-то недоразумение. Когда такси остановилось, я сказал жене: "Даю голову на отсечение, нас привезли в бордель" и уточнил, хочет ли она войти. Мы никогда ничего подобного не посещали, и на этот раз она ответила: "Да".

Вошли девушки. Мы предложили им шампанского. Сидевшая напротив меня спросила, не желаю ли я одну из юных леди. До этого часа я никогда не имел дела с девицами этого сорта! Кое-как мы выбрались оттуда и вернулись в театр. И только тогда поняли, что были не в Фоли Бержер, а в Казино де Пари. Так что мы невольно вели себя в точности как наши герои– двое невинных молодых людей за границей!

Ф.Т. А как Вы собирались обыграть в фильме танец живота?

А.Х. Мне казалось интересным показать, как моя героиня смотрит, уставившись в пупок танцовщицы, который крутится, крутится перед глазами и растворяется в спиралевидном движении.

Ф.Т. Как в титрах "Головокружения"?

А.Х. Да, именно так. В "Богатых и странных" была одна сцена, в которой молодой человек купается с девушкой, и она становится, расставив в воде ноги и предлагает ему проплыть между ног.

Я снимал это в специальном резервуаре. Парень ныряет, и когда собирается проплыть, где сказано, она внезапно сжимает его голову ногами, и видно, как изо рта у него подымаются вверх пузырьки воздуха. Наконец она его освобождает, и когда он выныривает, жадно глотая воздух, выкрикивая: "Ты чуть не утопила меня!",– она отвечает: "Разве эта смерть была бы не прекрасна?" Сегодня эту сцену цензура не пропустила бы.

Ф.Т. Я видел две разные копии этого фильма, но ни в одной из них этого эпизода нет. Зато я помню забавный момент на китайской джонке.

А.Х. О да! Молодожены достигли Дальнего Востока. Корабль, на котором они плыли, потерпел крушение. Им удалось спастись с банкой мятного крема и корабельным котом. Их подобрала китайская джонка. Китаец принес им еду. Вкусно, ничего подобного они не едали. Покончив с едой, они прогуливаются по палубе и вдруг видят кошачью шкурку, пришпиленную для просушки. Рвота подступает у них к горлу, и они бросаются к борту.

Ф.Т. Фильм был очень хорош, но критика почему-то не обнаружила к нему своего расположения.

А.Х. Вероятно, персонажи получились недостаточно убедительными. С главными исполнителями все было в порядке, но состав в целом мог бы быть посильнее– для коммерческого эффекта, я имею в виду. Мне фильм тоже нравится, жаль, что его прокатная судьба оказалась не такой счастливой, как хотелось бы.

Ф.Т. "Номер семнадцать" Вы поставили в 1932 году. Я видел фильм во Французской Синематеке. Он показался мне любопытным, хотя сюжет не очень вразумительный.

А.Х. Просто ужасающий! Вспоминаю один любопытный случай, происшедший на съемках. Часть фильма снималась в заброшенном доме, где у нас укрывались гангстеры, там предполагалась серьезная перестрелка. Мне пришло в голову сделать его прибежищем бездомных кошек со всей округи. Каждый раз, когда раздавался выстрел, сотня котов по моим расчетам должна была метнуться вверх по лестнице. Эти кадры мы собирались для простоты снимать отдельно, а потом наиболее выигрышным образом вмонтировать.

Установили камеру у подножья лестницы. Подготовили все для кошачьей съемки. Явившись утром на съемку, я застал там уйму народу. Спрашиваю, зачем согнали столько статистов. Мне отвечают: "Это не статисты. Это хозяева кошек".

Пол устлали плоскими панелями. Хозяева уложили на них своих питомцев. Оператор включил мотор, и прозвучал выстрел. Кошки ринулись через барьеры во все стороны, и ни одна из них не рванула по лестнице! Они заполонили всю студию. И потом несколько часов подряд кругом только и слышалось: "кис-кис-кис!", "это мой кот!", "нет, мой!". Наконец мы опять собрали их в кучу и натянули сетку, чтобы им некуда было деваться, кроме лестницы. Мотор. Ба-бах! На этот раз три штуки кинулись на лестницу. Остальные сдали назад и отчаянно атаковали проволочное заграждение. Я выкинул белый флаг.