Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [Только текст]

Незавидной была одинокая судьба 33-летней Александры Николаевны, в течение десяти лет известной в свете как «сестра Пушкиной», которая никак не могла обрести счастья семейной жизни и самостоятельности. Для того, чтобы жить в Зимнем дворце согласно статусу фрейлины, не хватало средств, а роль «лишней» в доме, очевидно, угнетала ее и не располагала к светлому восприятию мира как за окном, так и внутри дома. Возможно, в этом, да еще и в трудном, подчас вздорном характере Александрины, крылись причины прошлых и грядущих размолвок сестер, и лишь деликатность, сердечная кротость и сдержанность Натальи Николаевны сохраняли мир и покой в их общем доме.

Александрина Гончарова — брату Дмитрию в Полотняный Завод.

«…Ты меня спрашиваешь, дорогой брат, какие у меня новости о П. Увы! Никаких! Однако я видела однажды летом сестру прекрасного Перса [190], и если верить ее прекрасным словам, то чувства ее брата ни в чем не изменились. Что касается меня, то я стараюсь об этом больше не думать, чтобы не обмануться в своих надеждах. Пусть все будет, как бог даст» ^{862}.

Осенью 1844 года, в день первой годовщины своей свадьбы, оставаясь верным себе, младший брат Пушкина, «ничтоже сумняшеся» снова и снова твердил хозяйке Тригорского о своей любви и преданности, обманув в самых лучших надеждах ее дочь Машу и прося благословения в том случае, когда прилично просить только прощения:

«14 октября 1844. Одесса.

Давно уже должен был и собирался я написать Вам, милостивая государыня, но моя ужасная лень сильнее моего желания и моего чувства долга. Сегодня Ваши именины, позвольте мне поздравить Вас и пожелать Вам всяческого счастья. Вы, должно быть, уже знаете от моего отца, что у меня появилась малютка Ольга [191], мне очень хотелось самому объявить Вам об этом, делаю это сейчас по обычаю: лучше поздно, чем никогда. Позвольте поручить мою новорожденную Вашей благосклонности, которую Вы оказываете ее отцу. Пожалуй, одно из самых живых моих желаний — вместе с моей маленькой семьей приехать в Тригорское и уверить Вас в своих чувствах. Но я не надеюсь на исполнение этого желания. Будьте добры передать всей Вашей семье, дорогая, уважаемая Прасковья Александровна, чувство моей неизменной искренной привязанности.

Скажите ей то же, что говорю я Вам, сударыня: если бы мое воображение еще позволило мне блуждать вдали от моего очага, то лишь для того, чтобы перенестись в Ваши благословенные края.

Примите уверения в моем совершенном почтении и преданности.

Лев Пушкин» ^{863}.

Пристально всматриваясь в судьбы близких Пушкину и Наталье Николаевне людей, можно заметить, что личная жизнь и, в конечном итоге, судьба Льва Пушкина была полной противоположностью жизни Александрины Гончаровой.

Сколь резво брат Пушкина, изменив своим намерениям, скоропалительно женился, столь неторопливо и безысходно разворачивался сюжет личной жизни сестры Натальи Николаевны.

Если в случае со Львом есть что-то внезапное, поспешное, может, необдуманное, то у Александрины — тягучее, неистребимо-безнадежное, перебродившее и залежалое.

По стечению обстоятельств, високосный 1852 год — год кончины 47-летнего Льва — стал годом долгожданного замужества Александрины, прожившей в браке долгих четыре десятилетия…

П. А. Плетнев — Я. К. Гроту.

‹‹21 октября 1844 года. С. Петербург.

…Четверг (19 октября) …на обед зван Ростопчиной. Между тем приехала ко мне с визитом бывшая Пушкина (ныне генеральша Ланская) с сестрой. Она непременно хочет, чтобы и нынешний ее дом был для меня тем же, что был прежний. Хоть муж ее и показал свое с…… [192], не сочтя за нужное приехать с нею ко мне, но я намерен сохранить с ней мои старые отношения; она мать четырех детей моего друга <…>

Ростопчина (мы обедали с ее мужем втроем) после обеда долго и искренно толковала о себе вдвоем. Она жалуется, что ее жизнь лишена первого счастия — домашней теплоты. Она говорит, что сердце ее совсем не создано к той жизни, какую принуждена вести теперь, и беспрестанно твердила стих Татьяны:

Глубокой осенью в дом Петра Петровича пришло печальное известие: 20 ноября 1844 года в крымском имении Ланских умер его брат Александр, проживший всего 44 года. Согласно его завещанию, «тело его было отвезено оттуда в с. Лопасню, подмосковное имение его зятя, кавалергарда Васильчикова [193], с которым он был очень дружен и погребен там рядом с его матерью» ^{865}.

После смерти А. П. Ланского осталось трое детей-сирот: самой старшей, Соне [194], было всего 6 лет. Петр Петрович заменил им отца, а Наталья Николаевна — маму. Она так же искренне приняла племянников мужа, как он — детей Пушкина.

Таким образом, к концу 1844 года в семье Ланских было уже семеро детей. Это были обстоятельства, которые им предлагала сама жизнь…

В конце того же 1844 года произошел еще ряд трагических событий в семействе Ланских: умер родной брат отца Петра Петровича — гофмаршал Степан Сергеевич Ланской, женатый на Марии Васильевне Шатиловой.

А 27 декабря его внучка — Мария Сергеевна Ланская (всего лишь 5 июля 1843 г. вышедшая замуж за барона Павла Александровича Вревского [195]), родив сына, угасла в послеродовой горячке в первых числах января 1845 г.

Стоит заметить, что брак Марии Ланской и Павла Вревского во второй раз породнил Наталью Николаевну с родом Вревских. (Напомним, что в первый раз это произошло после того, как старшая сестра П. А. Осиповой — Елизавета Вындомская, стала женой мичмана Якова Ганнибала, двоюродного брата матери Пушкина.)

Помимо того, М. С. Вревская была дочерью двоюродного брата Петра Петровича — Сергея Степановича Ланского, известного деятеля крестьянской реформы. В царствование Николая I он был губернатором во Владимире и Костроме. В 1850 году стал членом Государственного Совета. В 1855 году, при восшествии на престол Александра II, получил ответственный пост министра внутренних дел, на котором ему предстояло помочь новому императору «исцелить Россию от хронических ея болезней».

Матерью Марии Сергеевны Вревской была Варвара Ивановна, урожденная Одоевская, которая доводилась теткой поэту-декабристу Александру Ивановичу Одоевскому [196].

Друг Вревского — граф Михаил Дмитриевич Бутурлин, четвероюродный брат Пушкина, писал: «Мария Сергеевна скончалась от родов, оставя сына Сергея. Одновременно с нею в другом этаже того же дома страдальчески умирала от рака ее мать. Щадя считанные дни ее — старшая дочь Анастасия Сергеевна Перфильева решила скрыть от нее кончину сестры Марии. Она утешала мать придуманными известиями, что „Машеньке лучше“, „Машенька просила то-то и то-то сказать Вам“ и т. п., но та сомневалась. — Материнское сердце-вещун…

Грустно было мое свидание с Павлом Александровичем коему улыбнулось семейное счастье для того только, чтобы оставить его безотрадным, нежели он был прежде, хотя в то время (осень 1845 г.) у него оставался еще в живых залог любимой жены… Но и это утешение было отнято: несмотря на тщательный уход и заботу Евфимии Никитичны Вревской (вдовы брата Степана Александровича Вревского) — чудесной, доброй женщины — малютка скончался. Его похоронили рядом с матерью в церкви Св. Троицы на Смоленском кладбище в Петербурге» ^{866}. Умер младенец 25 января 1846 г.