Василий Шульгин

Возникла конструкция-кентавр, очень сложная. Основа — традиционное общество-семья с мироощущением крестьянского коммунизма, а надстройка — модерн Просвещения с утопией постиндустриального социализма. Обе части мощные и на подъеме. Пока они были в братском союзе, кентавр был великолепен — и в войне, и в науке, и в спорте с искусством, и в общем предчувствии счастья. Но век этому творению был отмерен короткий.

Общество-семья — это очень жесткая конструкция. Она требует единства и взаимной любви, а также мудрого и справедливого отца-государства. Мало того, такого отца-государства, который берет на себя крест карателя с неизбежными невинными жертвами. В 30-е годы тех, кто нарушил завет „единства и любви“, послали на плаху. А они „искали пути“, забегали вперед или в стороны. Но, думаю, если бы их не вырезали, прихватив кучу невинных, конструкция-кентавр не пережила бы и ВОВ. А она пережила, начав деградировать „эволюционно“ после войны».

То, что в позднесоветскую пору шульгинская книга «Что нам в них не нравится» привлекла внимание А. И. Солженицына, это уже иная тема.

Глава тридцать шестая

Мировой экономический кризис 1929 года добрался до шульгинского поместья на польско-советской границе, и мельница-кормилица в Курганах перестала приносить доход. Надо было думать об источнике пропитания.

Шульгину предложили работу во французском Марокко — что-то вроде контролера местных французских «колонов», которые получали субсидии из Парижа и должны были от них отказываться, когда ставили свое хозяйство на ноги. Поскольку многие предпочитали не расставаться с субсидиями, требовались контролеры. За эту работу платили тысячу франков, что было совсем неплохо. К тому же выдавали велосипед или оплачивали проезд на автобусах и поездах.

Конечно, в социальном плане это было бы явным падением. Но Шульгин в Северную Африку, где хороший климат и дешевые продукты, не поехал.

8 мая он написал Маклакову: «Она давно уже решила переехать в Белград к отцу, так как он уже очень стар и одинок, хотя и бодро работает. А я не хотел переезжать, потому что в Белграде крайне трудно устроиться в смысле материальном; здесь я нашел бы легче что-нибудь и уже имею хорошее, сравнительно, предложение в Марокко. Но не судьба. Конечно, „сверхчеловек“ перетерпел бы и поехал бы в Марокко. Но из меня, кроме прочих причин, потому ничего и не вышло, что линия моего поведения всегда диктовалась мне „душевными неодолимостями“. Так и сейчас.

Это я пишу Вам только для того, чтобы объяснить свои колебания и „пятницы“. В сущности, я думаю, решается вопрос ближайших лет (для меня). Приехав в Белград, я, очевидно, там и останусь. А это обозначает совершенно иную линию жизни. И, вероятно, не из розовых. Вот почему я решаюсь ехать. Только после того, как исчерпал все возможности сопротивления фатуму» ^[509].

Горькое признание: «Из меня ничего не вышло».

Он осел в Югославии, где жили его сын, родственники и свояки и вообще была большая русская община. Сын Дмитрий учился на инженерном факультете в Белграде.

Однако родственники на встречу собрались по печальному поводу: в ночь с 18 на 19 мая 1930 года в возрасте 56 лет от скарлатины умерла Алла Витальевна Билимович. Ее похоронили в Любляне, где остались ее муж и дочь Таня.

Пожив в Любляне в осиротелой семье Билимовичей десять дней, Василий Витальевич и Мария направились в Белград. Здесь ее отец вел строительство Офицерского собрания, красивого здания с лепными потолками. Она стала искать себе работу, не нашла и вдобавок заболела.

Перебрались в Рагузу (Дубровник), старинный приморский город, известный в русской истории тем, что отсюда граф Алексей Орлов вывез в Россию самозванку княжну Тараканову, угрожавшую царствованию Екатерины Великой.

В Рагузе Павла Витальевна Могилевская, вторая сестра Шульгина, купила для него на «мельничные» деньги участок земли, и он начал строить там дом. Одновременно стал работать кассиром в местной строительной фирме «Атлант», где служил и младший брат Марии Владимир, выпускник Киевского кадетского корпуса, успевший повоевать на Гражданской.

Шульгин с иронией вспоминал свой строительный опыт: «Так я вошел в структуру „Атланта“ и познакомился с деятельностью фирмы с внешней стороны, а также узнал ее подноготную. Первое здание, которое мы строили, была военная хлебопекарня. Здесь я сразу наткнулся на подноготную работы фирмы. Подрядчики брали заказы с публичных торгов и, как правило, получал заказ тот, кто брал дешевле. При этом, конкурируя друг с другом, подрядчики понижали цену до уровня, когда работа становилась для них убыточной. Как же они выходили из этого, казалось бы, безвыходного положения? Довольно просто. Они обязаны были примешивать в глину семь процентов чистого цемента. Цемент в ту пору был довольно дорогим материалом. Они же добавляли менее семи процентов, доводя до минимального предела. Предел же был таким, что после постройки здания оно рассыпалось. Примерно в это же время в Париже рухнули два дома, потому что в раствор было вложено всего два процента цемента. До этого рагузские подрядчики не доводили, но вместе с тем офицеры, ответственные за стройку и контролировавшие весь процесс строительства, прекрасно знали, что в растворе семи процентов цемента не было. Они, в свою очередь, закрывали на это глаза, потому что при сервировке традиционного обеденного стола контролирующей комиссии от Военного министерства в салфетки вкладывались соответствующие суммы. В этом случае подрядчики получали дополнительные авансы, чтобы достроить здания. Все эти деньги проходили через меня. И это был принятый порядок не только в фирме „Атлант“» ^[510].

Потом в Рагузу приехал студент Дмитрий Шульгин, Василий Витальевич передал ему свою должность и принялся писать продолжение «Приключений князя Воронецкого» — «В стране островов и поэтов». Он изучал полную ярких событий историю Рагузы и, как признавался, наслаждался карнавалами и праздниками.

Русская колония в Югославии была значительной, и многие эмигранты были связаны с Киевом. К 1941 году минимальная численность русской колонии только в Белграде составила около десяти тысяч человек. Многие университеты, театры, железные дороги страны были укомплектованы русскими специалистами. В Югославии, в Сербии, были воссозданы два кадетских корпуса, русско-сербская мужская гимназия. Русские казаки несли службу на самом сложном участке границы — югославо-албанском. Русские профессора преподавали на всех факультетах Белградского, Люблянского и Скопльского университетов. По проектам русских архитекторов было построено множество зданий в центре Белграда, Ниша, Нови-Сада, Шабаца, Кральева. В труппе Белградского оперного театра половина артистов были русскими, сербская балетная школа имеет русские корни.

Впрочем, отношение простого народа к эмигрантам было вовсе не таким радушным, как у властей. Чужие часто воспринимались как конкуренты.

В Югославии наш герой познакомился и подружился с поэтом Игорем Северяниным, который написал о нем стихотворение, которое так и назвал «В. В. Шульгин».