Десять десятилетий

— Как?! — взвизгивает другой. — Вы знаете Оню Прута?!

— А кто же его не знает? — удивляется первый.

И вот уже скуки как не бывало. Лица засветились улыбками, и собеседники, перебивая друг друга, вспоминают различные прутовские байки, реплики, анекдоты, «случаи из жизни».

— А это вы знаете? — спрашивает кто-нибудь из них. — Председатель Дома кино Пырьев очень строго следил, чтобы на киносеансы проходили только члены Дома. Он сам становился у входа и требовал предъявления членских билетов. К двери подходит Прут. «Член Дома?» — строго спрашивает Пырьев. «Нет, с собой», — невозмутимо отвечает Оня. Общий хохот, сконфуженный Пырьев куда-то исчезает.

Собеседники разражаются веселым смехом. Сам того не зная, Оня Прут объединил и подружил их своей веселой аурой.

Мы были с Прутом почти ровесники — разницу в возрасте составляли всего три месяца. При этом «в пользу» Прута — он был моложе. А ушел он из жизни тоже необычно, по-прутовски — сразу после яркого, интересного выступления на совещании писателей, пишущих на темы о пограничниках, созванном по его же замыслу в городе-герое Бресте.

Кто знает? Может быть, его мятежной душе предстоят новые перевоплощения.

Но для нас, современников его и друзей, он навсегда останется все тем же неугомонным, кипучим, добрым, веселым и уникальным Оней Прутом.

Теперь о другом «столпе» ЦДРИ — Сергее Образцове.

Мы, старые москвичи, хорошо помним, какой огромный успех у театрально-художественной Москвы завоевал за короткое время молодой актер МХАТа Сергей Образцов, появлявшийся на концертах и праздничных вечерах с маленькой портативной ширмой, над которой забавные куклы проделывали настоящие чудеса в его искусных руках. Аудитория буквально стонала от хохота, когда эти куклы исполняли старинные романсы, оперные арии, всевозможные пародии и интермедии. Это было необычайно смешно, остроумно, талантливо.

…Я размышляю над жизненными парадоксами: наверно, в почтенной семье крупного ученого, выдающегося деятеля науки, профессора Владимира Образцова возникло немалое огорчение и даже переполох, когда выяснилось, что любимый сын Сережа, вместо того, чтобы пойти по стопам отца по научной части, неожиданно потянулся к актерской профессии. Это было бы еще полбеды, поскольку он вышел на сцену всеми уважаемого Московского Художественного театра, но оказалось — о ужас! — что он одновременно стал эстрадным кукольником, чем-то вроде балаганного Петрушки. Чуть ли не ярмарочным скоморохом… И кто мог предвидеть, что в будущем не станут говорить: «Знаете, Сергей Образцов — это сын известного ученого профессора Образцова», а скажут: «Вы знаете, профессор Образцов — это отец знаменитого кукольника Сергея Образцова». Но Сергей Владимирович был не только кукольником — его талантов не счесть. Он был артистом, певцом, художником, музыкантом, писателем, режиссером, организатором, общественным деятелем, строителем, архитектором, публицистом.

…Я хочу вспомнить небольшое двухэтажное здание, которое выходило на площадь Маяковского. На фасаде его красовалось изображение раскрытой ладони с шариком, надетым на указательный палец — всем хорошо известная эмблема Центрального театра кукол, возглавляемого Сергеем Образцовым. Раньше в этом здании была так называемая Четвертая студия МХАТ. Когда здание перешло к Образцову, он со свойственной ему выдумкой и изобретательностью превратил его в подлинный маленький дворец чудес, в который мы входили с каким-то особенным, приятным и радостным расположением духа. Предвкушая очередное удовольствие от встречи с искусством Образцова, мы как бы заранее настраивались на соответствующую волну и как будто немного молодели, даже если шли на взрослый, а не на детский спектакль.

Подлинно триумфальным надо назвать успех образцовского спектакля «Необыкновенный концерт». Вначале он назывался «Обыкновенный концерт». Но кто-то из высокопоставленных балбесов в органах, которым было положено осуществлять всестороннюю бдительность, усмотрел в этом недопустимое «огульное охаивание» деятельности Москонцерта, хотя в «Обыкновенном концерте» остроумно и справедливо высмеивались только концертные штампы и весьма нередкая халтура.

И «Обыкновенный концерт» было рекомендовано переименовать в «Необыкновенный», то есть нетипичный.

Популярность и успех образцовских спектаклей росли, как говорится, не по дням, а по часам. И скоро уютный, но небольшой зал на площади Маяковского уже не вмещал всех желающих увидеть их. И Сергей Владимирович совершил поистине титанический подвиг: преодолев все мыслимые и немыслимые преграды — бюрократические, организационные, финансовые и всякие прочие, он добился предоставления ему участка на Садовом кольце, на котором за рекордно короткий срок выросло монументальное здание нового театра Образцова. И только Сергей Владимирович мог придумать, чтобы на фасаде этого здания, над входом в театр были установлены, привезенные им из Чехословакии огромные чудо-часы с аллегорическими фигурами различных зверей. При этом часы играли красивые мелодии, собирая толпы прохожих. Конечно, соответственным — нарядным и оригинальным, — было и внутреннее оформление нового театра. И зрители валом пошли к «новому» Образцову.

Как-то, еще в году тридцать восьмом, Образцов мне позвонил и попросил прийти на его новую квартиру в доме по Глинищевскому переулку (потом улица Немировича-Данченко). Я при этом убедился, что он режиссер не только в театре, но и у себя дома. Квартира напоминала театральную декорацию — какие-то диковинные музыкальные инструменты, живописные панно и тому подобное.

— А столовую, — сказал он, — я пока еще не могу показать. Она еще не готова.

Я застал у него еще одного Сергея Владимировича — это был Сергей Михалков. Оказалось, что меня пригласили не случайно. Дело было в том, что Михалков предложил Образцову сделать эстрадный номер в связи с известными событиями на Дальнем Востоке, на озере Хасан, в форме пародии на популярную тогда песенку «Все хорошо, прекрасная маркиза…» А оформить образы соответствующих кукол, то есть японских захватчиков, они решили предложить мне.

— Но позвольте, друзья мои, — сказал я, — ведь это уже сделано.

— Как? — в один голос воскликнули оба Сергея Владимировича.

— Да, к сожалению, именно о событиях на озере Хасан, именно о разгроме японцев, именно как пародия на «Все хорошо, прекрасная маркиза…» Я сам слышал, как это исполнял на вечере в ЦДРИ Илья Набатов.

Образцов был вне себя от досады.

— Ах, черт возьми! — простонал он. — Лопоухий, ушастый, губошлеп, а увел из-под носа такую тему.

И, обращаясь к Михалкову:

— Ничего не поделаешь, Сережа, надо искать другую тему, а может быть другой вариант.

Мы договорились, что Образцов мне позвонит, когда такой вариант будет найден, и мы расстались.

Но звонков больше не последовало. Дело в том, что через очень короткое время я стал персоной нон грата, как «брат врага народа».

Скажу честно — я нисколько не обиделся на Образцова, ибо таковы были неписаные законы того времени, а когда эти достопамятные времена прошли и я перестал быть персоной нон грата, наши дружеские отношения с Сергеем Владимировичем продолжились. Мы встречались и в ЦДРИ, и в ЦДЛ, не раз бывал я на спектаклях его театра.

Поговаривали, между прочим, что у Образцова крутой нрав, что с ним трудно работать. Возможно, так и было, но тут уместен такой вопрос, чисто риторический, что предпочтительней в человеке: «крутой нрав», строгость и требовательность в работе или — равнодушная снисходительность, мягкотелость, приспособленчество? А Образцов был, может быть, и крут, но тверд и принципиален в своих нравственных позициях. Я хочу привести такой пример. Я слышал об этом из уст самого Образцова. В памятный период борьбы с пресловутым космополитизмом, Образцова пригласили в некую партийную инстанцию и очень вежливо ему сказали:

— Уважаемый Сергей Владимирович! Нам известно, что у вас в театре работает слишком много лиц определенной национальности. Как бы вам от них освободиться?