Талант (Жизнь Бережкова)

Я не выдержал:

- Возьмется! Проведет!

В глазах и под усами, в уголках крупных губ Серго, мелькнула улыбка. Сразу яснее обозначилась ямочка на подбородке.

- А я опасался, - не без лукавства сказал он, - что товарищ Бережков действительно ни в коем случае не отдаст никого из своей группы. Ну, раз конструктор мотора благословляет, то...

Он взглянул на Никитина.

- Поработаю, товарищ нарком... Берусь.

- Вам, товарищ Никитин, придется посоревноваться с вашим братом... Его мотор тоже на подходе...

Я быстро спросил:

- Вы там, у него, были?

- Понаведался... Сейчас вы впереди на полголовы, но... Если зазеваетесь - обгонит.

Нарушая строй заседания, следуя, видимо, течению своих мыслей, Серго вдруг заговорил на другую тему:

- Сравниваю я вот двух конструкторов - Бережкова и Петра Никитина. До чего же разные!.. Один - вспышка, пламень, озарение, другой - методика, ровное напряжение, умение все предусмотреть. До чего разные таланты! И ведь оба большевики в технике. И не скажешь даже, который лучше.

Слушая, я предвкушал, как изложу все это своей Валентине. Талант... Большевик в технике... Физиономия, очевидно, выдала меня. Возможно, я даже порозовел от удовольствия. Во всяком случае, Серго тут же позаботился о том, чтобы я не слишком занесся.

- А ведь Петр Никитин лучше работает с людьми, товарищ Бережков, Лукин-то оказался у него превосходным работником.

- Лукин? - только и нашелся молвить я.

В памяти всплыл добродушный, рыхловатый блондин, старший конструктор АДВИ, с которым я не поладил с первых же дней работы у Шелеста. Этот тугодум раздражал меня своей, как мне казалось, вечной вялостью, медлительностью. Став главным конструктором, я порой, не выдержав, отбирал у него чертежи, чертил сам. И вот... У Петра Никитина, в его группе, он оказался хорошим работником, даже отличным, раз уж нарком так отзывается о нем. Придется и об этом рассказать Вале.

Меж тем Орджоникидзе повернулся к Новицкому.

- Как видите, усиливать группу Бережкова не придется.

- Считаю все же необходимым, товарищ нарком, принять личное участие в работе здесь, на месте.

- Если вы так рветесь потрудиться для мотора Бережкова, то для вас, возможно, найдется другое серьезное задание.

Орджоникидзе, к моему торжеству, заговорил о заводе, который, вероятно, придется строить для выпуска "Д-31". Он спросил Новицкого:

- Хотели бы вы строить этот завод?

- Почел бы долгом и честью для себя.

- Хорошо. Буду это помнить. Память у меня хорошая.

Затем совещание продолжалось. Серго обсудил с нами и решил еще несколько организационных и технических вопросов. Около полуночи ему позвонили из Москвы. Открытое, крупных очертаний лицо Орджоникидзе человека, которому было уже под пятьдесят - живо, по-молодому передавало движение души.

- Значит, буду уже в пути, когда задуют? Шлите мне молнию по линии. Что? Не страшно, если разбудят...

Он рассмеялся в ответ на какую-то неслышную нам реплику и проговорил:

- Мечтаю, чтобы разбудили... Шутка ли, первая домна в Кузнецке!

Положив трубку, он сказал:

- Помните, какие были толки за границей по поводу Магнитки и Кузнецка? Предсказывали, что сядем в лужу... Оказывается-то, не мы садимся в лужу.

Затем он вернулся к обсуждению наших дел.

41

...После совещания Орджоникидзе вышел вместе с нами из вагона, надев шинель внакидку.

Сияла полная луна. Путевые будки, вагоны на запасных путях, столбики около скрещений отбрасывали четкие тени. Фонари у здания станции освещали перрон. Там было людно, вскоре ожидался поезд на Москву.

Где же Валя? Пересекая запасные пути, поглядывая по сторонам, я направился к станции. Бригада железнодорожников, расхаживающих с фонарями, готовила к отправлению длинный товарный состав. Я приостановился. Возле одного из вагонов можно было различить женскую фигурку в знакомой мне светлой косынке. Любопытно, что там делает моя Валентина?

Нагнувшись, она с таким вниманием наблюдала за работой смазчика, что не заметила, как я приблизился.

- Добрый вечер, дорогая жена, - не выдержал наконец я.

Валя выпрямилась, подозвала меня.

- Погляди, как работает. Глаз не оторвешь.

Смазчик меж тем перешел к другой оси. Фонарь висел у него на груди, руки были свободны. Быстро откинув крышку подшипника, он одним движением невидимого в полутьме крючка извлек черную, напитанную маслом паклю, прикрывавшую шейку оси, поднес к блеснувшему металлу масленку, снабженную, очевидно, каким-то особенным приспособлением, и почти мгновенно налил требуемую порцию масла, даже не капнув на утоптанную гальку. Он не обращал на нас внимания, не взглянул и на Серго, который подошел сюда же в накинутой на плечи шинели, подставляя обнаженную голову свежему ночному ветерку.

- Расчетливо действует, обдуманно, точно, - сказал Орджоникидзе.

- Я давно уже смотрю, товарищ Серго, - откликнулась Валя.

Смазчик обернулся. Мы увидели обросшее курчавой бородкой привлекательное круглое лицо. Худощавый, небольшого роста, он нас живо оглядел. Свет его фонаря задержался на фигуре Орджоникидзе.

- Разрешите продолжать, товарищ народный комиссар?

- Работаете вы, товарищ, замечательно. Приятно смотреть, - сказал Серго.

- Раньше мне не позволяли так работать. Мол, нарушаешь правила. А теперь доверили...

- Нарушаешь правила? - с интересом переспросил Серго. - Какие же это правила?

- Вы извините, товарищ Орджоникидзе, я сейчас разговаривать не могу. Я должен заканчивать.

- Заканчивайте, заканчивайте...

Смазчик пошел дальше, к следующей оси, а за ним, любуясь им, его сноровкой, следовал Орджоникидзе. Вот он снова обратился к смазчику:

- Скажите, вы не проехались бы со мной немного? Поговорили бы... Встречным вернетесь.

- А отпустят? - спросил смазчик.

- Попробуем нарушить правила, - улыбнулся Орджоникидзе. - Может быть, окажут нам доверие, разрешат.

Серго заметил на перроне дежурного в красной фуражке и направился к нему. Мы с Валей пошли вслед. Дежурный вытянулся перед наркомом.

- Через двадцать минут, товарищ народный комиссар, подойдет московский... К нему прицепим ваш вагон.

- Знаю... Я к вам, товарищ, по другому поводу. Можно попросить вас отпустить со мной вон того смазчика на несколько часов? Как он у вас? На каком счету?

- Хороший рабочий... Быстро обрабатывает составы. - По-видимому, желание наркома казалось дежурному удивительным. - Но ему, товарищ народный комиссар, следовало бы помыться, переодеться. Он все там у вас измажет.

- Ничего. В вагоне найдется умывальник. Да и переодеться, пожалуй, что-нибудь ему найдем.

Попрощавшись с Валей и со мной, Серго, сопровождаемый дежурным, снова пошел к смазчику.

Мы с Валей еще побродили у станции, потом по тропке, проложенной вдоль насыпи, зашагали домой. Валя озябла в своей вязаной кофточке, мы шли, прикрывшись одним пиджаком.

Близ выходного семафора, светившего зеленым глазком, нас обогнал московский поезд. Он не развил еще полного хода, мимо нас проплывали освещенные вагоны. Вот и последний вагон... Я сразу узнал занавеску, которую раньше, когда окно было открыто, слегка колыхал ветер. Теперь оконная рама была поднята. Две тени смутно вырисовывались на занавеске. Был различим профиль Серго, подавшегося к сидевшему напротив собеседнику, лицо которого охватывала короткая курчавая бородка.

- Смазчик! - в один голос произнесли мы.

Поезд прогрохотал. Мы стояли в тишине под открытым небом.

- Калло! - вдруг сказала Валя.

- Тебе тоже пришла на ум эта легенда? - удивился я.

- Да... Помнишь, ты мне рассказывал про Любарского, как он расписывал старый мир. Калло-де возможны только там, а у нас царство стандарта.

Валя смотрела вслед исчезнувшему поезду, стояла, уткнувшись подбородком в мое плечо.

- Серго с этим смазчиком так же, как с тобой? Верно? Он везде ищет талантливых людей, нарушителей шаблона.