Шпандау: Тайный дневник

12 февраля 1966 года. Просмотрев множество каталогов, я остановил свой выбор на наручных часах фирмы «Жагер Лекультр». Я попросил своего друга из Кобурга потом отдать их в мастерскую, чтобы на них сделали гравировку.

13 февраля 1966 года. Давно я не вспоминал о Гитлере — интересно, сколько времени прошло с тех пор, как я последний раз думал о нем? Но сейчас он настиг меня во сне. Прошлой ночью мне приснились первые дни войны. Я прощаюсь с ним в рейхсканцелярии, потому что он уезжает в свою ставку. Все, кто остается, говорят ему несколько слов на прощание. Я думаю, что бы ему сказать и при этом не выглядеть заискивающим. Когда Гитлер поворачивается ко мне, я ограничиваюсь одной фразой: «Желаю вам хорошо спать». У Гитлера удивленный вид; он молча смотрит на меня, и тут я замечаю, что у него на лице остались следы засохшего крема для бритья. Пока он стоит, крем расползается по лицу, быстро покрывая нос и лоб. В смущении я показываю Гитлеру на его испачканное лицо; и когда почти все его лицо исчезает под кремом, он холодно пожимает мне руку. Потом поворачивается к ожидающим генералам.

На самом деле тогда, в сентябре 1939-го, за несколько дней до объявления войны, Гитлер был молчалив и не в духе, когда вечером прощался с нами в своей берлинской квартире. Размышляя об этом сне, я понял, что в тот день наша дружба дала трещину. Заняв пост министра, я получил большую власть, но был всего лишь членом правительства.

16 февраля 1966 года. Годо принес мне статью лорда Хартли У. Шоукросса, главного обвинителя от Великобритании на Нюрнбергском процессе, напечатанную в «Штерне». Шоукросс пишет: «Герра Шпеера, который до сих пор находится в заключении в Шпандау, давно следовало выпустить на свободу. Вместе с Джоном Макклоем, бывшим верховным комиссаром американского сектора в Германии, мы не раз пытались добиться его освобождения. Но советское правительство было против». Мрачное удовлетворение, пришедшее слишком поздно.

17 марта 1966 года. Шарков, который до сих пор всегда держался дружелюбно и приветливо, в последнее время ведет себя грубо и даже враждебно. Не знаю почему. Но вот что меня удивляет — его неприязнь, очевидно, распространяется только на меня. Сегодня он сделал мне замечание, что у меня в камере на одну книгу больше, чем положено; хотя разрешил Шираху взять две лишние книги. Другие русские охранники ведут себя не в пример дружелюбнее. Сегодня один из них, приветствуя меня с вышки, подбросил свою фуражку в воздух и с широкой улыбкой крикнул:

— Генерал!

После дневной прогулки Гесс и Ширах вернулись в тюремный корпус, а я хотел еще поработать. Шарков приказал Райнеру:

— Всех троих в корпус!

Сначала американец подумал, что ослышался.

— Двоих в корпус.

— Нет, всех троих! — более настойчиво повторил русский. — Пятый отработал только треть времени. Должен тоже идти в корпус.

Я вмешался и заметил, что работал больше обычного.

— Неважно, — стоял на своем Шарков. — Идите в помещение.

Тюрьма калечит не только заключенных, но и охранников. Больше всего на их психику действует право демонстрировать свое плохое настроение.

19 марта 1966 года. Чудесная погода в день рождения. Желтые крокусы доставляют мне радость. Любопытная мысль приходит в голову — я больше никогда их не увижу. Сегодня у цветочной клумбы меня переполняет чувство расставания.

Еще одна радость: телеграмма от Альберта, в которой он сообщает, что получил второй приз в размере 25 000 марок в конкурсе на архитектурный проект для Людвигсхафена.

21 марта 1966 года. За последние несколько месяцев у Гесса постепенно набралось шестьдесят книг, которые ему присылала жена. Когда Ширах пошутил по поводу стопок книг, Гесс грустно ответил, не обращая внимания на насмешку:

— Да, сейчас их слишком много, но это что-то вроде резерва. — И добавил после короткой паузы: — На то время, когда я останусь здесь один.

26 марта 1966 года. Умер Отто Апель! 19 марта, в мой день рождения. Кроме Пипенбурга, он был вторым моим бывшим помощником, на которого я мог рассчитывать.

Как часто смерть влияла на мою карьеру. Ведь я никогда бы не стал архитектором Гитлера, если бы не смерть Трооста, чьими проектами он восхищался. И он, безусловно, никогда не назначил бы меня министром вооружений, если бы мой предшественник, Тодт, не погиб в авиакатастрофе. А теперь это. Значит, не суждено. Во всяком случае так я это понимаю. Все мои замыслы, все мои надежды на будущее рухнули вместе со смертью этих двух человек.

29 марта 1966 года. Сегодня долго гулял в саду. Почти все в моей жизни доставалось мне даром, думал я. Успех всегда сам приходил ко мне. Мне никогда не приходилось гоняться за ним. Я ни разу не принимал участия в конкурсе, как Альберт. Теперь я слишком стар для этого.

Неужели эти двадцать лет, в течение которых я старался быть в курсе современных достижений в моей профессии, все-таки потрачены напрасно? Сам я никогда не смогу создать новую фирму. Как мне жить дальше? Старый страх пустоты.

5 апреля 1966 года. Пасхальное Воскресенье — и еще одна телеграмма. Альберт снова выиграл — первый приз в Ротенбурге. Надысев сказал со смехом:

— Скоро к вашему сыну придется применять антимонопольное законодательство.

5 апреля 1966 года. После обеда некоторые охранники вручили нам скромные пасхальные подарки. Гесс, однако, отказался их принять. Позже он объяснил:

— В последнее время я иногда жду этих небольших дружеских жестов. Но я не хочу становиться зависимым от своих слабостей. Поэтому я решил есть только то, что получаю от тюрьмы. Раз, два, три!

24 апреля 1966 года. Телевидение хочет пригласить меня на интервью вместе с Эссером. Ужасная идея; я всегда сторонился этих баварских выскочек из гитлеровского окружения, его первых соратников по партии. И они, эти старые-старые вояки начала двадцатых годов с их невероятной заносчивостью, так же относились ко мне. Пусть Ширах встречается с Эссером!

28 апреля 1966 года. Все чаще замечаю, что думаю о Шпандау в прошедшем времени. Сегодня это произошло даже в письме домой. Как будто все уже кончилось.

29 апреля 1966 года. Думал об этих двадцати годах: смог бы я выжить, если бы мне не разрешали писать ни строчки?

30 апреля 1966 года. Я наконец оставил все мысли о возвращении к архитектуре. Неужели это в самом деле окончательное решение?

Во всяком случае, я написал в «Пропилеи», что не возражаю против заключения издательского договора. Сказал, что свяжусь с ними после выхода на свободу.

10 мая 1966 года. Сегодня Гесс весь день не выходил из камеры; еду возвращал нетронутой. Я несколько раз подходил к его двери, но он прямой, как палка, сидел за столом и, казалось, смотрел на стену. Я спросил у Пиза, не болен ли Гесс, но он отверг такую возможность.

— Опять его капризы.

Ширах оскорбился, что Гесс снова привлекает к себе внимание. Я слышал, как Ширах приговаривает в своей камере:

— Это все обман, обман! Скоро он и желудочные колики изобразит. Повар — отравитель, ха-ха!

10 мая 1966 года. Ночью, когда все успокоились, я вспомнил, что вчера исполнилось ровно двадцать пять лет с тех пор, как Гесс улетел в Англию. Теперь за его плечами четверть века за решеткой. А сколько еще впереди?

14 мая 1966 года. Сегодня ввели четырехдневный запрет на чтение, потому что я второй раз за короткие промежутки времени нагрубил одному из британских охранников. Я пожаловался на однообразную пищу. Я объяснил Проктеру свое поведение нервозностью последних месяцев.