Воспоминания

В каждом письме Бальмонт посылал мне цветы из своего садика: то веточку мимозы, то акации, то листки розы.

Его последнее письмо ко мне было от 28 декабря 1933 года. Он писал мне: «Если не забывать ни на одну минуту, значит любить, я люблю тебя, моя милая и родная. Если в истомлении, засыпая ночью или проснувшись в раннее предутрие, молиться о тебе и думать о моей Беатриче как о светлой защите и радости, значит любить, я всегда-всегда люблю тебя. Моя желанная, без всяких „если“, я люблю тебя, и в этом не кончающиеся свет и неистребимая сила. Без тебя я не был бы самим собой.

Какой я сейчас? Да все тот же. Новые мои знакомые и даже прежние смеются, когда я говорю, сколько мне лет, и не верят (Бальмонту было тогда 66 лет. — Е. А.). Вечно любить мечту, мысль и творчество, это вечная молодость. В этом мы одинаковы с тобой, мой милый Черноглаз. Бородка моя, правда, беловата, и на висках инея довольно, но все еще волосы вьются, и русые они, а не седые. Мой внешний лик все тот же, но в сердце много грусти. Недавнее мое увлечение славянскими странами и Литвой, увы, исчерпалось. Для меня это — мелководье, Египет и Индия много богаче и крепче. Кто меня сейчас особо волнует и увлекает, это Гераклит Эфесский.

В малом отрывке его чую целые миры, и они воплощаются в моей душе. „Воскуряющиеся души всегда становятся разумными“. „От незаходящего никогда — как ускользнуть кому“. „Рулевой всего — молния“.

Из таких лучезарных блестков я строю целые сонаты, полные мудрой звучности и успокоительной гармонии».

Последние годы Бальмонт уже не жил в самом Париже, а в окрестностях его или у моря. Свои деревенские обиталища он часто менял, что было довольно сложно из-за библиотеки, которую он возил с собой. Книги заполняли все пространство в комнате, на лестнице, в передней. И количество книг возрастало с годами.

Последний роман

В конце тридцатых годов Бальмонт пережил свой последний роман. Роман этот был в письмах. Бальмонт никогда не видел ту молодую русскую девушку Таню Осипову, с которой переписывался около двух лет. Она жила в Финляндии, Бальмонт своим уделом был прикован к Франции… И два года они непрерывно обменивались письмами, цветами, стихами. Это была встреча двух родных душ, небывалая еще в жизни Бальмонта.

«Она была поэтесса, и она была моей сказкой», — пишет мне Бальмонт. «Год назад ей чахотка указала скорую смерть. Целый год мою любовь к ней и ее любовь ко мне заколдовывала смерть. Моя воля, моя любовь побеждали ее недуг. Это я знаю из писем ее матери. И казалось, что, победив весну, она спасена. Но внезапно ей стало худо, и она закрыла глаза навсегда, на руках у матери, со словами любви к ней и ко мне. Кроме чувства к тебе, я никогда не знал той высоты и красоты, которые она пробудила во мне. Мне кажется, что мое сердце пробито и опустошено».

Бальмонт долго оплакивал смерть этой юной девушки и посвятил ее памяти строки «Прошла весна», исполненные нежной любви и скорби.

Последние годы Бальмонта

В начале тридцатых годов, 31–32-м, я не знаю определенно, Бальмонт заболел нервной болезнью и провел больше года в лечебнице. Я очень мало или, лучше сказать, ничего не знала, чем именно он страдал, как его лечили. Знала, что очень трудно было его содержать в хорошей частной лечебнице и что только благодаря энергии и настойчивости Елены и Нюши его не перевели в городскую психиатрическую лечебницу, где бы, наверное, Бальмонт сошел с ума. Частная лечебница был очень дорога, и Елена с Нюшей затрачивали все силы на отыскание нужных денег. Они обращались к друзьям и знакомым и к общественной благотворительности. И им удалось устроить его в частный санаторий «Maison de Santé», где он находился под надзором врачей. Елена жила там с ним. Вскоре он настолько поправился, что мог поселиться недалеко от санатория на своей квартире, состоявшей из одной комнаты и кухни. Бальмонт долго не мог работать и зарабатывать, и они бедствовали.

В то же время заболела туберкулезом Нюша. Бальмонт навещал ее в больнице недалеко от Парижа, где она лежала. Нюша часто мне оттуда писала и каждый раз после посещения Бальмонта. Она находила, что его очень изменила болезнь. Он утратил свою всегдашнюю живость, предприимчивость, ушел в себя и слабо реагировал на окружающее. Но он по-прежнему много читал на разных языках, но не писал стихов и писем, вообще тяготился писанием и обществом людей. Но его мало кто навещал, и он не любил выходить. Только без Елены он не мог обходиться и требовал, чтобы она всегда была тут. И Елена не отходила от него. Она много болела, стала очень слаба, но о себе, как всегда, не думала. Ее дочь Мирра ей не помощница. Она уж много лет как замужем, у нее много детей и никаких средств. Она бедствует, совершенно не умеет устроиться. Муж ее постоянно в отъезде и не помогает ей. Елена разрывается между Бальмонтом и дочерью, которой помочь тоже бессильна.

Надо было иметь такую необычайную силу любви, как у Елены, чтобы выносить эту жизнь.

Через год с небольшим Нюша умерла. Бальмонт был у нее на похоронах. Смерть ее была для него не таким большим ударом, как я ожидала и боялась. Бальмонт не писал мне уже в то время. Сношения наши с Францией прекратились. Я не имела оттуда больше вестей.

Только этим летом я узнала из письма к моим знакомым из Лондона, что «Бальмонт умер в конце 1942 года от истощения и крайне тяжелых условий жизни».

Я представляю себе, что это было по взятии Парижа ненавистными Бальмонту немцами.

Вот Судьба.

На днях узнала из письма Веры Алексеевны Зайцевой из Парижа о том, что Константин Дмитриевич Бальмонт скончался 23 декабря 1942 года в 4 часа утра под Парижем, где жил в «Noisyle-Grand», от воспаления в легком.

Могила К. Д. Бальмонта и Е. К. Цветковской

Веру Алексеевну вызвала Елена Константиновна Цветковская. Это было 23 декабря; Бальмонт был уже без сознания. В тот же вечер Вера Алексеевна получила телеграмму о кончине Константина Дмитриевича.

Отпевали Бальмонта в церкви при «Русском Доме». Похоронили в «Noisy-le-Grand». На похороны приехали Юргис Балтрушайтис с женой, Борис Константинович Зайцев с женой и еще несколько человек близких.

Елена Константиновна Цветковская умерла через два месяца, 12 февраля 1943 года, от воспаления в легком.

В начале января 1944 года умер Юргис Балтрушайтис от воспаления в легком.

Мария Ивановна Балтрушайтис и Вера Алексеевна Зайцева собирались поставить памятник на могиле Бальмонта, чтобы могила его не затерялась.

Е. А. Андреева-Бальмонт. 1940-е гг.

Приложение

ПИСЬМА К. Д. БАЛЬМОНТА К Е. А. АНДРЕЕВОЙ-БАЛЬМОНТ

В начале нашей совместной жизни с Бальмонтом мы редко расставались с ним. А если разъезжались, даже на короткий срок, писали друг другу ежедневно. Когда же он уезжал надолго в Мексику, Египет, он тоже писал мне часто и большие письма. Отрывки из этих писем, касающиеся общеинтересных вопросов, описания стран, его мыслей и впечатлений от них, я отдавала в печать в «Весы» и другие журналы.

Все письма Бальмонта — их было сотни — я бережно хранила у себя. Когда в 1914 году я уехала из Парижа, где мы тогда жили, я отдала весь свой архив на хранение в банк «Crédit Lyonnais» [156]. Оттуда, через год, Бальмонт достал его по моей просьбе, но, так как переслать в Москву во время войны нельзя было, он оставил его у себя, верно. Что он с ним сделал — не знаю, как не знаю, что стало со всеми бумагами Бальмонта. Среди них должны быть и записные книжки Бальмонта, в которых он с 1893 года записывал все стихи, что писал. Книжек этих должно быть не меньше пятидесяти, я думаю. Бальмонт носил всегда одну в боковом кармане. Когда кончалась одна, он брал другую. Все они были в кожаных темных переплетах, одинаковые по виду и формату.